Патрик Несс - Больше, чем это
Слева оттуда, за домом, начинается пустырь, который тянется до самой тюрьмы.
Сет задерживает на нем взгляд. Колючая проволока и заборы на месте, между ними голая земля — совсем голая, даже сорняков почти нет. Саму тюрьму не видно. Она в ложбине, за густой рощей, колючей проволокой и кирпичной стеной.
Но Сет знает, что она там.
От одной мысли в животе что-то екает. Словно тюрьма смотрит на него в ответ. Наблюдая, что он будет делать. Дожидаясь, когда он подойдет поближе.
Он смотрит в другую сторону, надеясь отсюда разглядеть участки и понять, как проще до них добраться. Приставляет ладонь козырьком ко лбу, прикрывая глаза от солнца…
И видит, что по другую сторону от путей все — и спортивный комплекс, и огороды, и десятки улиц и домов, уходивших за горизонт, — сожжено дотла.
22
На той стороне местность идет под уклон, спускаясь в неглубокую, почти плоскую ложбину шириной в несколько миль. Она тянется и тянется, улица за улицей, до самого Мейсонова холма (теперь Сет вспомнил название), единственной на всю округу возвышенности. Лесистый бугор торчит посреди, словно шишка, срезанная с одного края, — на этом уступе в пятнадцати метрах над дорогой то и дело ловили подростков, кидающих камнями в проезжающие машины.
Теперь от станции до этого холма — сплошное пепелище.
От одних кварталов остались только груды закопченного щебня, от других — кирпичные остовы, без дверей и крыш. Даже дороги вздыбились и покоробились, местами сливаясь с остатками зданий, которые они прежде разделяли. На месте спортивного комплекса (если Сет ничего не путает) пустырь и большой квадратный котлован, видимо бывший бассейн, наполовину засыпанный головешками и заросший сорняками.
Хотя там сорняков гораздо меньше, чем на этой стороне. И они куда ниже. Остальное пепелище тоже все в заплатках травы и сорняков (Сет присмотрелся), но вид у них намного более чахлый, чем у здешних, а какие-то давным-давно пожухли.
От огородного поля даже следа не осталось. Вроде бы что-то похожее просматривается там, куда указывает память, но среди всего этого пепла, обугленных бревен и вспучившегося бетона сложно понять, память это или воображение.
Пепелище и разруха тянутся на долгие мили — в обе стороны, насколько хватает глаз в этом жарком мареве. Пожар (или что это было? ядерная бомба, не иначе) выжег все до самого Мейсонова холма, остановившись у подножия, как здесь остановился у насыпи с железнодорожной станцией. Такое количество голого бетона огню оказалось не по зубам.
Сет смотрит на выжженную пустошь. Которая, кажется, уходит в бесконечность.
«Вот откуда вся эта пыль», — приходит первая внятная мысль. Многослойная, словно покрывалом укутавшая все улицы за спиной. Это не просто пыль, это пепел, налетевший с огромного пожара и не смытый.
Гораздо больше Сета волнует то, что пожар, получается, уже в прошлом. Что-то загорелось или взорвалось, или что там еще, огонь разбушевался, пожирая всю округу, пока не выдохся.
То есть тут существовало время «до пожара», «при пожаре» и «после пожара».
Да нет, что здесь такого тревожного? Глупости. Сорнякам вот тоже нужно время, чтобы разрастись, и продукты не в одночасье протухли… Но это другое, это все плавно, постепенно.
А пожар — событие. Которое происходит в конкретный момент.
И если было событие, то был и этот самый момент.
— Когда, спрашивается? — размышляет вслух Сет, прикрывая глаза от солнца и шаря взглядом по руинам.
Потом оборачивается к своему кварталу по эту сторону путей.
Что, если бы пожар вспыхнул тут, а не там? Если бы его собственный дом сгорел дотла, а не все эти чужие и пустые?
Он бы вообще очнулся?
«А может, это подсознание пытается мне что-то сказать?»
Потому что выжженная земля похожа на границу. Место, где ад заканчивается. Он отправился на разведку и дошел до рубежа, где впору ставить табличку «Прохода нет».
Что-то вроде стены.
Мир — здешний мир — внезапно сжимается.
Сету больше не хочется сегодня ничего разведывать. Он молча скидывает рюкзак на мост и слезает с крыши вслед за ним. Спустившись по ступенькам, он осторожно, на цыпочках, подбирает фонарик, стараясь не разбудить огромную свирепую зверюгу, что притаилась в поезде.
А потом, засунув руки в карманы и нахохлившись, бредет домой.
23
— И как прикажешь это понимать? — кипятилась мама. — Как нам, спрашивается, реагировать?
Отец, сидевший напротив Сета, со вздохом забросил ногу на ногу. Они втроем собрались на кухне, потому что (интересно, они сами-то хоть замечали?) именно там проходили все «разборы полетов», особенно с его участием.
Оуэну доставалось куда реже.
— Сет, мы не то чтобы… — папа уставился в пространство, подыскивая слово, — против…
— Как это? — рявкнула мама. — Разумеется, мы еще как против!
— Кэндис…
— Ну да, я чую, куда ветер дует. Ты уже наполовину его простил…
— Прощение здесь ни при чем…
— Вечное попустительство, вечно тебе плевать, лишь бы поделки твои драгоценные не мешали мастерить. Стоит ли удивляться, что сынок дурью мается?
— Я не маюсь, — огрызнулся Сет, скрестив руки на груди и глядя на свои тенниски.
— А как еще это называется? — рявкнула мама. — Неужели ты не понимаешь, что сам вырыл себя яму? Ты же знаешь, какие они все здесь…
— Кэндис, довольно, — уже резче попросил отец.
Мама всплеснула руками, показывая, что сдается, и уставилась в потолок. Отец повернулся к Сету, и тот с ужасом осознал, как странно, когда папа смотрит в глаза. Словно памятник вдруг ожил и поинтересовался, который час.
Главное, что мама-то, по сути, права. Насчет ямы. Фотографии нашли. Все раскрылось. Выдал тот, от кого они никак не ожидали. С другой стороны, чего они вообще ожидали? Глупо же надеяться что-то скрыть в этом безнадежно тесном мире.
— Сет, — продолжил отец, — мы хотим сказать, что… — Он снова замолк, подыскивая слова. Сет даже испугался на секунду, что придется ему помочь и договорить за него. — Какой бы выбор ты ни сделал, мы все равно твои родители и по-прежнему тебя любим… Независимо ни от чего…
Повисла долгая неловкая пауза.
«Независимо ни от чего, — подумал Сет, но вслух не повторил. — Независимо от того, что произошло восемь лет назад. Было, сплыло и, получается, как будто не происходило».
— Но эта, — отец снова вздохнул, — ситуация, в которую ты угодил…
— Я знала, с этим парнем дело нечисто, — покачала головой мама. — Я знала, что от него добра не жди — с первого взгляда поняла. Одно это дурацкое имя…
— Не смей так о нем, — тихо проговорил Сет, но ярость в его голосе заставила замолчать обоих родителей. Он успел сегодня увидеть Гудмунда лишь на пару секунд, чтобы предостеречь, но Гудмундовы предки тут же его прогнали. — Никогда не смейте!
Мама в изумлении открыла рот.
— Как ты со мной разговариваешь? Как тебе хватает наглости… — взвизгнула она.
— Кэндис, — остановил ее папа, поднимаясь из-за стола.
— Уж не думаешь ли ты, что вам разрешат видеться?
— Попробуйте запретить! — выпалил Сет, сверкнув глазами.
— Хватит! — закричал отец. — Прекратите оба!
Сет с мамой, вскочив, секунду сверлили друг друга взглядом. В конце концов мама сдалась и села на место.
— Сет, — начал отец. — Подумай, может быть, тебе попить антидепрессанты или что-нибудь посильнее…
— Замечательный выход. — Мама застонала от отчаяния. — Предлагаешь ему взять пример с тебя и забыться? Может, вы теперь вдвоем будете тихонько строгать свои доски до конца жизни?
— Просто предложил, — начал оправдываться отец. — Сета явно что-то мучает…
— Ничто его не мучает. Он просто пытается привлечь внимание. Завидует, что с младшим возятся больше, вот и выкидывает фокусы. — Мама покачала головой. — Сет, ты вредишь только самому себе. Тебе ведь в школу в понедельник, не нам.
Сет почувствовал спазм в желудке. Умеет мама ударить по самому больному.
— Можешь не идти, если не хочешь, — вмешался отец. — Пока не рассосется. Или переведем тебя в другую школу…
Мама только простонала сквозь зубы.
— Я не хочу менять школу, — ответил Сет. — И я не перестану видеться с Гудмундом.
— Даже имени его слышать не желаю! — вставила мама.
Отец страдальчески сморщился:
— Сет, тебе не кажется, что пока рановато принимать такие глобальные решения? Заниматься… этим… с… — Он снова не договорил, не в силах произнести «с парнем».
— Да еще зная, сколько нам сейчас приходится возиться с Оуэном, — подхватила мама.
Сет закатил глаза:
— У тебя всегда кругом сплошной Оуэн. Смысл жизни — возиться с Оуэном.
