Владимир Царицын - Я или Человек Без Тела
Этого достаточно. Мы с тобой, Колун не сможем быть вместе. Мы всегда жили в разных измерениях и находились на противоположных полюсах.
Помнишь, даже в школьном журнале наши фамилии стояли в разных концах списка. Моя фамилия была первой, а твоя последней. Абарова. Якушев.
- А теперь как звучит твоя фамилия? - почему-то с ревностью спросил я, но Маша не заметила этой глупой нотки, ответила, пожав плечами:
- Так же. Абарова. И мы еще дальше удалились друг от друга.
Только теперь вверху ты. Ты - преуспевающий бизнесмен, а я простая медсестра. У нас не может быть ничего общего.
- Мы ошибаешься, - горячо возразил я. - У нас очень много общего.
Мы с тобой - люди одного поколения и, наверное, нам по душе одно и то же. Мы учились в одном классе в одной школе, мы сидели за одной партой. Мы… - Я споткнулся, увидев, как вспыхнули огнем ее глаза, но огонь этот был холодным.
- Мы недолго за ней сидели, - жестко сказала Маша.
Я смотрел в ее серые глаза и видел, что холодный огонь в них утихает, и они становятся влажными.
Я вспомнил, как однажды Маша вскочила со своего места и, прижав носовой платочек ко рту, опрометью выбежала из класса. На урок она так и не вернулась и вообще ушла домой, на переменке взяла свой портфель и ушла. Наверное, отравилась беляшом, сказала она мне. В тот день у меня были соревнования и вечером мы с Машей не встречались. А на следующий день все повторилось. Маша была бледной, ее тошнило. Учительница, теперь уже не помню кто, кажется Софья
Абрамовна, да, точно, она, вышла в коридор вместе с Машей, и они за дверями о чем-то долго разговаривали. А потом Маша перестала ходить в школу. Классу было объявлено, что Маша заболела и лежит в больнице. Лишь я один знал, что случилось с ней на самом деле.
Беременна! Маша ждет ребенка! Ребенка от меня.
Когда я узнал о том, что Маша беременна, я испугался.
Сначала я ни о чем не догадывался, думал, что Маша отравилась несвежим беляшом, как она мне сказала и, обеспокоенный ее самочувствием, после уроков прибежал к ней домой. Маша была дома одна. Я полез к ней обниматься, но она меня оттолкнула:
- Доигрались уже. У нас ребенок будет.
- Какой ребенок? - не понял я.
- Маленький.
И тут до меня дошло.
- Какой ребенок? - повторил я, но уже с другой интонацией. - Ведь мы еще сами дети!
- А что ты предлагаешь?
- Ну…, не знаю. Посоветуйся с мамой.
- Уже советовалась.
- И что?
- Она уговаривает меня сделать аборт.
- И правильно. Ты только подумай, что будет, если ты родишь! Все насмарку! Твой филфак, мой технический. Все! А как мы ЕГО будем воспитывать? Я не умею ничего. Я не знаю, что скажут мне мои родители…
- Уходи! - зло сказала Маша.
И я ушел. Ведь я же был гордый. Хоть и напуганный.
А когда Машина мама, Ольга Сергеевна, пришла к нам домой и все рассказала моим родителям, я испугался еще сильнее. Наверное, это был мой первый, самый жуткий страх. Кажется, что никаких других чувств, кроме страха, в моей душе не было. Что же теперь будет, думал я, что же теперь со /мной/ будет?
Ольга Сергеевна и мои родители долго разговаривали при закрытых дверях. Когда она вышла из гостиной, я собирался на тренировку, зашнуровывал кеды. Ольга Сергеевна остановилась около меня, посмотрела прямо в глаза и сказала:
- А ты похож на своего отца. - И добавила грустно: - Ваш с Марией ребенок мог бы быть красивым и сильным.
Мог бы! Как я обрадовался тогда этим словам. Значит, ребенка не будет. Значит, жизнь продолжается.
Маша не хотела со мной разговаривать. Я звонил ей по телефону, а она вешала трубку. Я приходил к ней домой, она не открывала мне дверь.
А потом Маша и Ольга Сергеевна куда-то переехали.
Родители никогда не поднимали этой темы. Как-то раз отец зашел в мою комнату и положил пачку презервативов на письменный стол.
- Чтобы не было последствий надо пользоваться вот этим, - сказал он мне и пошел смотреть телевизор.
С Машей я встретился только через полтора года, в августе тысяча девятьсот семьдесят шестого. Мы с приятелями, сдав последний вступительный экзамен в Полыноградский инженерно-строительный институт, выходили из главного корпуса, намереваясь отметить это дело, плотно посидев в пивбаре. Мы шли шумной гурьбой, что-то весело обсуждая, а Маша шла по противоположной стороне улицы. Я столкнулся с ней взглядом. Маша как-то сжалась и почти бегом направилась в переулок.
Я не стал ее догонять.
Маша не стала плакать. Слезы, которые уже были готовы пробежаться по ее щекам, она промокнула платочком и сказала, уже не так жестко, мне даже показалось, что ее слова прозвучали ласково:
- Мы недолго сидели с тобой за одной партой, Колун.
Я склонил голову и поцеловал Машину руку. Я надолго задержал ее руку в своей, но Маша ее не вырывала.
- Прости меня, - сказал я тихо. - Прости… - Я очень хотел сказать: "прости, любимая", но не смог, мне было стыдно и очень больно. И я думал, что Маша мне не поверит.
Маша положила вторую руку на мою голову.
- Ты прав, общего у нас много. У нас его даже больше, чем ты можешь себе представить, - говорила она, вороша мои волосы. - Но все в прошлом. Все было. Бы-ло. Теперь все иначе. И хватит на эту тему.
Пойдем. Ты проводишь меня до дома, как тогда, в детстве. И пойдешь к себе домой.
- Мой дом в Полынограде.
- Значит, пойдешь в гостиницу. А по дороге ты расскажешь мне о себе. О том, как ты жил эти годы.
- Да я тебе уже все о себе рассказал, - говорил я уже на улице, ведя Машу под руку. Мне было очень приятно держать ее под руку и замечать, что на нас смотрят. С завистью. Прохожие мужики мне завидовали. - Жизнь у меня не очень-то наполнена событиями. Я зарабатываю деньги. С утра до вечера. Зачем они мне, я сам не знаю.
У меня нет ни жены, ни ребенка. Мне некому завещать свое дело.
- А ты что, умирать собрался?
- Нет, но…, - Я вдруг вспомнил Человека Без Тела. Что-то давненько он не приходил меня истязать. - В жизни бывает всякое.
- Это точно, - заметила Маша. - Твои родители живы?
- Мама умерла. Ее нет уже четыре года. А отец жив.
- Сколько ему теперь?
- Семьдесят шесть.
- Передай ему привет от меня.
- Хорошо, передам, - пообещал я совершенно машинально, даже не подумав о том, что мой отец никогда Машу не видал.
- Ну, вот мы и пришли, - сообщила мне Маша, остановившись возле кирпичной девятиэтажки. - Вон мои окна, на восьмом этаже.
- Может быть, все-таки пригласишь на чашечку кофе?
- Много кофе пить вредно, - улыбнулась Маша, и я подумал, что сейчас смогу ее уговорить.
Но тут запищал мобильник в моем кармане.
- Прости, - сказал я. - Это, наверное, начальник моей службы безопасности. - Алло?
Это звонил не Готлиб, это была Вика.
- Коля! Артур умер!
- Как? - у меня похолодело в груди.
- От передозировки. Он вернул долг, а те сто долларов, это были не проценты, ему на дозу нужны были деньги. - Вика разрыдалась в трубку.
- Когда это произошло?
- Ночью сегодня. Артур с вечера заперся у себя в комнате. Мама рано утром стучалась, он не открывает. Соседей позвала, мне позвонила. Замок сломали, а он там…мертвый.
- Не реви, - как можно спокойно сказал я. - Не реви и успокойся.
Я приеду и решу все проблемы.
- Коля, приезжай, пожалуйста! - рыдала Вика. - Поскорей приезжай.
Маме плохо, с сердцем плохо. Скорая сейчас должна приехать. В доме милиция была. Артура забрали, в морг увезли. Денег нет. Я не знаю, что делать. Приезжай!
- Я сейчас выезжаю. Утром буду. Все.
Маша снисходительно улыбалась, глядя на меня. О чем шла речь, она не слышала, но Вика так кричала, что Маше стало понятно - я не с начальником службы безопасности разговариваю, а с какой-то истеричкой.
- Начальник твоей службы безопасности - женщина?
- Нет, он мужчина. А сейчас мне звонила…
- Любовница, - продолжила за меня Маша. - Она соскучилась и желает тебя срочно видеть?
Я не стал отнекиваться.
- Да, это звонила моя любовница. У нее младший брат умер. Он был наркоманом.
- Прости. - Маша перестала улыбаться. - Тогда тебе действительно надо ехать.
- Я не хочу расставаться с тобой вот так.
- Поезжай. Если судьба - значит, встретимся…когда-нибудь.
- Я вернусь.
Маша улыбнулась и поцеловала меня в щеку.
5.
С похоронами Артура я решил не тянуть, а его труп домой не привозить. Викина мама и без этого зрелища находилась в предынфарктном состоянии, а если бы ее сын, непутевый, но любимый, будет лежать в гробу посредине комнаты, я не знаю, сможет ли она это пережить? Вика постоянно находилась рядом с ней и как могла, успокаивала.
Всю среду мы с Сашей колесили по Полынограду, решая массу вопросов связанных с погребением. Четыре года назад, когда умерла мама, мне уже приходилось заниматься этими вопросами, так что, куда ехать, с кем разговаривать, кому и сколько платить, я помнил. Тарифы и расценки, естественно, выросли за четыре года, но алгоритм похоронных хлопот остался прежним. Тем не менее, целый день на это ушел. Хоронить Артура решили на южном кладбище, потому, что оно было ближе северного от дома, где жили Артур со своей мамой.
