Роман Грачев - Молчи и танцуй (Часть 2)
Он подошел к одному из многочисленных окошечек, улыбнулся скучающей девушке-оператору.
– Здравствуйте, меня интересует рейс на Сочи. Что-нибудь через два-три дня есть?
– Рейсы на Сочи – каждый день, – известила девушка. – Какой вас интересует?
Трофимов задумался. Он мог лететь хоть завтра, но для полной решимости чего-то не хватало. Он до сих пор не мог поверить, что его работа закончена и он сделал все, что обещал. Неужели это так?
– Посмотрите на среду, – все-таки выдавил он.
Девушка защелкала клавишами компьютера. Трофимов в это время изучал содержимое своего бумажника. Похоже, ближайшие несколько месяцев у него не будет проблем с финансированием собственного безделья.
– Среда утром, – известила оператор. – Каким классом лететь хотите?
– Бизнес.
Девушка еще немного пощелкала клавишами.
– Бизнес-класс, среда, семь сорок пять.
– Спасибо, годится.
– Паспорт ваш, пожалуйста.
Выйдя из кассового зала, Трофимов посмотрел на небо, прищурился. Адское пекло. Скоро он покинет этот душный и шумный город, бросит эти деловые центры и боулинг-клубы, проспекты и магазины. «К дьяволу все линии, я завтра улетаю!» – вспомнил он Высоцкого. Уезжать приятно, а возвращаться, говорят, приятнее вдвойне, но, возможно, этой-то радостью он себя не обременит. Возвращаться сюда ему не хотелось.
– Антракт, негодяи. Не дождетесь.
Сев в машину и включив магнитолу, он уже автоматически настроился на радио «Пилот». В эфире как раз звучал рекламный блок. «Как всякого порядочного преступника, тебя тянет на место преступления», – подумал Трофимов. Рекламный блок закрывался роликом компании «Лес-фарм», объявляющей об открытии специального благотворительного фонда для стариков и детей: централизованный сбор игрушек, льготное обеспечение лекарствами, уход на дому.
Текст читал Вадим.
12
Три дня до эфира
«В среду, в 21.00 смотрите на канале «Неон-ТВ»: кандидат на пост главы города Константин Лесневский – вопросы и ответы, цели и позиция, жизнь и работа. В программе принимает участие популярный журналист и ведущий Вадим Колесников. Не пропустите этот вечер!».
Часы тикали…
Интервью, презентации, благотворительные банкеты – все это понеслось, как снежный ком с верхушки горы. Лесневский с детьми, Лесневский на природе, Лесневский на своем предприятии, стоит возле производственной линии и что-то объясняет женщине в белом халате. После совещания на заводе Константин Павлович, словно воевода с дозором, объезжает свои суперсовременные аптеки, встречается с людьми и лично выдает с прилавков «Но-шпу» и «Пурген». Кроме того, сразу на нескольких телеканалах и радиоволнах звучат ролики, записанные Вадимом Колесниковым.
Общественность в трансе.
Избирательная кампания, приближаясь к своему финишному отрезку, иногда удивляла забавными мелочами: действующий мэр Дмитрий Попов сбавил свой обличительный пафос и даже стал как-то осторожничать, рассказывая журналистам о своем уютном дачном участке, где можно отдыхать и выращивать помидоры (независимые аналитики считали иначе и намекали на то, что в случае провала Попову вместе с командой своих заместителей придется сваливать в Мексику); Савичев купил по дешевке пару новых виноградников на юге, а на сэкономленные деньги построил часовню. Промышленник Брутберг вообще перестал показываться на публике, хотя под маркой его предприятия по всему городу возводились беседки, фонтанчики и асфальтированные площадки для игры в баскетбол и теннис.
Город охватила благотворительная лихорадка. «Пиарщики» поработали на славу. Если полтора месяца назад народ заворачивал в агитационные газеты свежую петрушку, то во второй половине июля ситуация изменилась. К кампании подключился кое-кто из известных деятелей культуры. Например, Савичев соблазнил вкусными гонорарами ведущего актера театра драмы Геннадия Соколина, и тот вынужден был пустить в ход все известные ему приемы из системы Станиславского, чтобы убедить публику в чистоте намерений своего кандидата. Вторым деятелем культуры, продавшимся за доллары, стал Вадим Колесников, лидер группы «Темная половина» и популярный ведущий радио «Пилот». Его слава росла с каждым днем, и многие с интересом ждали, когда он появится на телеэкране.
Телевизионные эфиры кандидатов стали гвоздем программы. У каждого из баллотирующихся олигархов так или иначе был доступ к средствам массовой информации: кто-то располагал своей газетой, кто-то удосужился за два года до начала кампании прикупить радиочастоту. Вечерние предвыборные ток-шоу на популярных коммерческих каналах имели неожиданно хорошие рейтинги. Кирилл Обухов смотрел телевизор и грустил. Глеб Шестопалов, слушая собственное радио, тайком от персонала попивал водочку. Вадим же просто замкнулся в себе, старался не говорить о делах и слушал музыку, сидя в продакшн-студии рядом с Пашей.
Только в воскресенье он вдруг подошел к Кириллу. Отвел его в коридор, чтобы никто из сотрудников радио не слышал, и спросил:
– Эти разгромные материалы о Лесневском – твоя работа?
– Ну.
– Должен сказать, что смысла нет никакого.
– Почему?
– Потому что утром выходит газета, к обеду ее успевают прочитать и забыть, а вечером говорю я. И все.
На Кирилла эта неожиданная выкладка произвела гнетущее впечатление. Получается, все без толку?
– Если тебе это мешает, мы можем прекратить, – предложил он.
– Нет. Делайте, что считаете нужным. Ты мне только одно скажи: то, что вы пишете, – правда?
– Абсолютная. Говном не торгуем.
Вадим вздохнул.
– Дружище, потерпи, – сказал Кирилл. – Отработаешь, и мы куда-нибудь съездим всей толпой, развеемся.
– Ничего не изменится, – словно в пустоту произнес тот. – Никогда ничего не меняется.
– О чем ты?
– О том, о сем. По кругу все идет, возня мышиная…
Кирилл совсем сконфузился.
– Ты на меня тоску наводишь, друг. В конце концов, если, как ты говоришь, смысла нет, то и плакать не стоит. У тебя Лариска есть, семью заведешь, работа интересная. Чего еще надо?
Вадим внимательно посмотрел на него, и Кирилл готов был поклясться, что какой-то проблеск надежды мелькнул в глазах «экстрасенса».
Лариса накануне забежала к родителям, узнать как у них дела, как здоровье. К тому же они давно не видели внука и весьма по нему соскучились.
Людмила Викторовна и Александр Никифорович встретили их с пирогом, огромной вазой свежего варенья и ароматным чаем. Прежде чем сесть за праздничный стол (после всех последних стычек и недоразумений стол вполне можно было назвать праздничным), Лариса отвела маму в сторону, чтобы шепнуть пару слов.
– Мам, можешь дать мне по шее… Я не хочу больше ссориться и ругаться. Потому что я устала… И мне сейчас нужна ваша поддержка. Как ты на это смотришь?
Людмила Викторовна не нахмурилась и не поджала губы, как ожидалось.
– Все нормально. Пойдем к столу.
Лариса удержала ее за руку. Даже на пороге вынужденного мира мать предпочитала хотя бы создать видимость, что победа осталась за ней. Что ж, придется ей уступить, других вариантов все равно нет.
– Нет, мам, так не пойдет. Послушай меня. – Лариса сделала глубокий вдох. – Ты же знаешь, у меня нет никого ближе вас и Максима. Пусть я дура психованная, как ты говоришь, и ошибки совершаю и бываю неблагодарной скотиной, но… сейчас я чувствую себя счастливой впервые за много лет. Появился человек, который меня понимает, который будет со мной, что бы ни случилось…
– Дай бог,– грустно молвила мать.
– Мама, это действительно так.
Мать улыбнулась.
– Чего не познакомишь?
Лариса смутилась. Здесь у нее действительно не было никаких аргументов. Они с Вадимом еще никому не представились.
– У него сейчас сложный период, нужно много работать. Но когда все закончится, мы обязательно придем вместе, втроем. Обещаю. Ну, мам?
Людмила Викторовна взяла дочь за руку, погладила по тыльной стороне ладони.
– Игорь не беспокоит?
По лицу Ларисы пробежала маленькая тучка.
– Нет. Пока нет. Я его не видела.
– Ну и хорошо. Лучше вам не видеться. Ладно, пойдем.
Они вернулись на кухню, где Максим уже вовсю орудовал ложкой, размазывая варенье по щекам. Александр Никифорович сидел рядом и улыбался во весь свой наждачный подбородок.
– Мать, посмотри на этого обжорку! Весь первый урожай слопает.
– Пусть.
Они уселись за стол, разлили чай и стали разговаривать. На какое-то время Лариса сумела забыть и о своих концертах, и об Игоре, и даже об этих убогих мужиках, которые как детки на новогоднем утреннике бегают ввосьмером вокруг одного мэрского стула и ждут окончания музыки, чтобы первыми опустить зад. К счастью, ее родители никогда не говорили о политике, и в этом обывательском равнодушии к судьбе Родины была какая-то особая прелесть. Прелесть родного дома, в котором все оставалось по-прежнему – обеденный стол, ароматный чай и бубнящий на заднем плане телевизор.
