Равиль Бикбаев - Над пропастью по лезвию меча
После нежного общения с девушкой ищущей приключений, Торшин под утро вернулся в номер, принял душ, развалился в кровати. «Нет, день нормально прошел, все, что надо выяснил, фотографию нашел, честное слово в оперативной работе есть свои прелести, а когда капитан вернется, можно и домой возвращаться» — успел подумать он и провалился в здоровый, счастливый, без сновидений сон.
— В Херсонесе никаких следов Ефимов не оставил, — вечером приехал из Херсонеса, загорелый, довольный, но усталый Ивлев, сидя в номере, рассказывал, — Представляешь, следов эллинского полиса первого века от Рождества Христова достаточно, а вот данных о пребывании в 1917–1920 гг. семьи Ефимовых в архивах города Херсонеса, нет, в городе его никто не помнит. Все ссылаются на революционный бардак, и гражданскую войну. Автомобильная рота шестой армии, в которой, по словам Ефимова, он служил в 1920 г., расформирована в 1921году. Тогда после взятия Крыма, массовая демобилизация в Красной армии началась, пяти миллионную армию до пятисот тысяч сократили. И никаких документов кто служил, куда демобилизовался, нет. Отдел, что беспризорниками занимался в 1918 г. вообще учета детей не вел. Все что мы имеем, это одна фотография, и воспоминания одноклассника. Все. Период жизни Ефимова 1917–1921год, до тех пор, пока он в 1921 году, не объявился в Петрограде, никаких документальных и свидетельских подтверждений не имеет. Пустота в четыре года.
— И что делать будем, домой возвращаемся? — Торшин, налил товарищу стакан сухого красного вина, тот кивком головы поблагодарил, выпил.
— Я Всеволодову уже доложил, по телефону, он нас в Питер отправляет, дальше работать, по биографии, классика.
— А не проще его сестру и брата найти?
— Думаешь, ты один такой умный? — спросил Ивлев с иронией, — Нашли его сестру. Вернее ее могилу. Она, еще два года назад умерла, фотографий брата у нее нет, и не было, со слов близких, никаких отношений с Ефимовым она не поддерживала. По воспоминаниям ее детей, она всегда говорила, что оба ее брата пропали во время гражданской войны. Отец, с их матерью развелся в 1917 г. и уехал неизвестно куда. Мать их в Херсонесе, замуж вышла якобы за красного командира, детей оставила, у родственницы, а сама с мужем уехала. Кто муж, куда уехала неизвестно. Следов младшего брата, найти не могут. Вероятно, он погиб. Все, пойдем искупаемся, закажем билеты в Ленинград и, говорим Черному морю до свиданья.
Ленинград, встретил их сырым балтийским ветром, свинцовым небом и моросящим дождем. В гостинице разместились, заехали в областное управление КГБ по Ленинградской области, представились.
Архивный учет, и культура хранения документов, в этом городе стояли на высоком уровне. Два дня и все документы, относящиеся к периоду жизни Ефимова в Петрограде — Ленинграде, представлены. Коллеги из Ленинградского управления вопросов не задавали, но помогли здорово, документы в архивах, собрали их негласные сотрудники. Так, что объяснять и камуфлировать интерес к личности Ефимова не пришлось. Им осталось только опросить, людей знавших Ефимова. Теперь при встречах, они представлялись сотрудниками издательства готовившего выпустить в свет собрание сочинений писателя, и подбиравших биографический материал, для написания вступительной статьи. Вот только мало осталось тех, кто знал Ефимова в его первые годы жизни в Петрограде, война, блокада, возраст, выбили это поколение. Из учителей, Ефимова, его первых научных руководителей, на этом свете уже никого не было. Обойдя всех кого, нашли, Ивлев и Торшин, по памяти записывали рассказы. Реконструировали, по отдельным костям — воспоминаний, скелет — биографии, так бы наверно выразился бы ученый — палеонтолог Ефимов. По опубликованным воспоминаниям Ефимова, и по его анкете, он прибыл в Петроград в 1921году, учился в школе, затем в мореходных классах, в университете, и начал работу в Геологическом музее.
«Да я учился в школе второй ступени в 1921 г. Знал ли Я, Ефимов в школе? Нет, не помню такого. Вы знаете, много времени прошло. Нет, по фотографии не узнаю. Очень жаль, что не могу вам помочь» — это рассказ бывшего соученика Ефимова, выпускника школы второй ступени, где в 1921–1923 году учился Ефимов, единственного ученика, которого с трудом отыскал Торшин.
«Ефимов? Нет, не помню, чтобы с нами учился такой, — это показания бывшего выпускника Петроградских мореходных классов, — но может он, в другой группе учился, в нашей его точно не было».
Опять пусто никто не помнит, не человек, а фантом. Но, в списках выпускников, по архивным данным Ефимов присутствует. Диплом об окончании Петроградских мореходных классов ему выдан, присвоена квалификация — штурмана каботажного плавания.
Вновь в документах всплывает фамилия Ефимова в 1924 г., когда он поступает биологическое отделение физико-математического факультета Ленинградского университета сначала вольнослушателем, а затем студентом.
«Помню этого парня, — это рассказ студента того же факультета, который в 1924–1925 гг., учился вместе с Ефимовым, типичный петербургский интеллигент, вежливый, спокойный старик, — очень, интересный был тип, информацию прямо как на лету хватал, лекции постоянно пропускал, а на зачетах и экзаменах, показывал глубокие знания. Преподаватели только удивлялись. Иногда такое впечатление было, что он повторяет пройденное. Знаете, что интересно, латынь, а в биологии при наименовании животных, используется только латынь, знал просто великолепно, не разу термины не перепутал. Я его раз спросил, где он латынь изучал, он ответил, что в гимназии, а вот греческий язык не знал совершенно. Вы спрашиваете, что тут особенного? Да, в общем, то ничего, но в классической гимназии, кроме латыни и греческий язык преподавали. Помню, один раз мы с ним, вечером, после экзамена вдвоем шли и, трое хулиганов к нам пристали, то ли ограбить хотели, то ли просто поиздеваться решили, так вот Антон, один с ними расправился. Я его спрашиваю, ты, что боксом занимался, а он мне, отвечает, что пока матросом работал, драться научился. Вот только я сам боксом в молодости увлекался, и с полной уверенностью могу сказать, так драться может только хорошо подготовленный боксер, который не один год спортом занимался. И знания, иностранных языков скрывал. Я городскую публичную библиотеку, часто посещал, и читальный зал, и на абонемент книги брал, не для учебы, для души, и один раз видел, что брал он книги на английском языке. Мое мнение? Он был хорошо образованным молодым человеком. Почему это скрывал? Так молодые люди! Тогда годы суровые были. Могли вопросы у компетентных, как их теперь называют, товарищей возникнуть, где учился, почему в анкете не указал, и поломали бы парню жизнь. Так я со своими вопросами к нему не лез, зачем? У каждого как говорится свой скелет в шкафу».
А это воспоминания бывшего сотрудника Геологического музея Академии наук.
«Антоша? Как же отлично помню! Пришел к нам в 1925году. Он работал препаратором у академика Сущина. Очень талантливый и способный был молодой человек, у академика можно сказать любимцем был, тот ему в науку и помог войти, так сказать поддержал на первых порах. Почему любимцем? Так ведь Антоша был очень сильно, по настоящему, увлечен палеонтологией, академик это видел, ну и поддерживал талантливого юношу. Что-то особенное? Нет, не припомню, вот только, пожалуй, меня всегда немного удивляло, как он мог на жалование препаратора, прожить, ведь препаратор в музее, получал, да и сейчас получает, копейки, а у Антоши вид всегда сытый был, он явно не голодал, и одет всегда аккуратно. Дополнительно подрабатывать мог, вы говорите? Не знаю, не слышал, может ему, академик помогал?»
Невский проспект, архитектурное чудо города на Неве. Ивлев и Торшин, каждый вечер старались пройти по нему, прогуляться перед сном. Обсудить собранные материалы, подышать сырым духом Балтики.
Санкт — Петербург — Петроград — Ленинград, право слово не город, а сказка. Мечта русских западников, о России, как о европейском государстве, так сказать наше рыло при попытке пробиться в калашный ряд, Европы. И это лицо, умело загримированное изумительной архитектурой, колоритными в тон зданиям, проспектам, площадям, улицам, скульптурами, было по настоящему прекрасно. Город-сказка, город — мечта, да в тебя влюбится можно. Не можно, нужно! Но вот только жить все-таки лучше, удобнее, в привычной азиатчине, а к тебе приходить на свидания и любоваться.
— Скульптурой любуешься, а с живой женщиной живешь, — Ивлев улыбался, слушая гимн городу, который пытался озвучить Торшин, — может она не такая распрекрасная и в отличие от статуи старится, зато родная, теплая, живая. Кстати о птичках и женщинах, — переменил тему разговора Ивлев, — завтра мы возвращаемся домой, а по сему сходи-ка, ты братец, в вендиспансер, проверься, если заразу домой привезешь, а жена тебя убьет, то КГБ понесет невосполнимую утрату.
