Юрий Буйда - Третье сердце

– Я служил в Марокканской дивизии, – сказал Тео. – Крест с бронзовой пальмой и крест с серебряной звездой. Кажется, это было недавно.

Хозяин кивнул.

– У меня хорошее белое вино, мсье. Вам и вашей дочурке понравится в нашей деревне. Завтра у нас тут будет цирковое представление. Один из циркачей уже приехал, снял самый большой номер. Спит до обеда, а вечерами в ресторане забавляет публику. А за автомобиль не беспокойтесь: Жан-Клод хоть и не красавец, но дело свое знает, поверьте. Он был ранен в самом конце войны, но ему повезло. – Хозяин вздохнул. – Вашу птицу я накормил.

– Это скворец, – сказал Тео.

– Я знаю.

– Мы едем в Лурд.

– Вам у нас тут понравится, мсье.

14

Вечером “У матушки Полины” было не протолкнуться, но хозяйка нашла место для Тео и Мадо, которую называла “деточкой”, и принесла им тушеного мяса, сыра и вина. Тео надел шляпу – каску он оставил в номере.

Худощавый чернокудрый красавец с ядовито-черными глазами забавлял публику, показывая карточные фокусы. Старики сидели за длинными столами, расстегнув брюки и покуривая свои трубки, а молодежь в кепках толпилась вокруг фокусника.

– Он циркач, – сказала Мадо. – Его зовут Тито. Он живет в “Трех петухах”.

Тео кивнул. Он поел, выпил вина и закурил сигару.

– Тео, у тебя есть жена? – спросила вдруг Мадо.

– Была. Она умерла от испанки.

– Красивая?

– Кто?

– Твоя жена – она была красивая? Как ее звали?

– Мари. Просто Мари. Она была… – Он пошевелил пальцами, подбирая подходящее слово. – Она была маленькая. Как ты.

– Она была ребенком?

– Нет, она выступала в цирке, в районе парка Бют-Шомон.

– Она была лилипуткой! – догадалась Мадо. – Господи, лилипутка! Ну и ну!

– Она была хорошей женой. – Тео пожал плечами. – Мы неплохо ладили.

– Господи, ты был женат на лилипутке! – Мадо откинулась на спинку стула. – Ну и ну. У вас были дети?

– Нет. Мы не успели – Мари умерла.

– Ну и ну. Лилипутка. Подумать только! Как же ты с ней… как же вы… Она любила тебя?

– Любила?

– Ну да, вы любили друг друга?

– Не знаю, – признался Тео. – Мы никогда не говорили об этом. Мы неплохо ладили, а потом она умерла. Тогда много людей умирало от испанки, их хоронили в братских могилах.

– Как же так? – изумилась Мадо. – Вы ведь были мужем и женой!

Неужели ты ни разу не говорил ей, что любишь ее?

– Я никому этого не говорил.

– А тебе?

– Мне – что?

– Тебе кто-нибудь говорил: “я люблю тебя” и все такое?

– Видишь ли, Мадо, моя тетушка в таких случаях говорила: сдачи не надо.

– Как это – сдачи не надо? Это еще что за чушь?

Тео не успел ответить. В зале вдруг зашумели, закричали, кто-то свистнул, люди расступились, освобождая место для Тито.

Матушка Полина принесла петуха и поставила его на стол.

– Эй, потише! Испугаете птицу!

Петух беспокойно и грозно поглядывал по сторонам.

Улыбающийся Тито вышел на середину зала и жестом попросил тишины.

– Господа, сейчас вы увидите, что такое гипноз. Считается, что гипнозу поддаются только люди, но это не так. Сейчас вы увидите, как я загипнотизирую этого славного петушка. Прошу сохранять спокойствие, чтобы не спугнуть птицу. Тишина! Полная тишина! Мадам

Полина, можно попросить у вас салфетку?

Тетушка Полина протянула ему большую белоснежную салфетку.

Тито обвел взглядом притихшую толпу, приложил палец к губам и осторожно набросил салфетку на петушка.

Выждал.

Птица стояла не шелохнувшись.

Тито свел черные брови на переносье, прикрыл глаза, вытянул руку перед собой – его ладонь замерла над головой петушка – и стал приподниматься на цыпочках.

Напряжение в зале нарастало. Слышно было только, как посвистывает своим железным горлом хозяин гостиницы.

Матушка Полина перевела взгляд с Тито на петушка и прижала к губам полотенце.

Петушок вдруг упал.

Тито легким движением поднял салфетку. Птица лежала на боку с закрытыми глазами.

– Мадам и мсье! – громким шепотом возгласил фокусник. – Наш славный дружок уснул. И пока я не прикажу ему, он не проснется. – Он взял петушка за ноги и несильно ударил головой о край стола. Люди разом выдохнули. – Нет, нет, не беспокойтесь! Все в порядке, господа!

Прошу внимания!

Фокусник снова набросил на петушка салфетку, склонился над столом.

Улыбка на его лице могла показаться зловещей. Тито сделал несколько пассов руками над столом, сдернул салфетку и закричал во весь голос:

– Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку! Эй, дружок, пора вставать! Курочки заждались своего дружка! Ку-ка-ре-ку!

Петушок открыл глаза и попытался встать, но с первой попытки это у него не получилось. Получилось с третьей. Он стоял на столе, изумленно глядя на столпившихся вокруг людей.

Матушка Полина схватила его и прижала к груди.

– Ах, мой дурачок!

Люди с облегчением засмеялись, зааплодировали, зашумели.

Тито раскланивался, плавно взмахивая длинными красивыми руками.

Мадо не сводила с него взгляда. Тито ей подмигнул.

– Мадам и мсье! – закричал Тито. – Может, кто-нибудь хочет попробовать? Господа, способность к гипнозу – это, конечно, дар

Божий, но встречается он не так уж и редко, уверяю вас. Прошу! Кто хочет испытать свои силы?

– Можно мне? – Это был Жан-Клод, сын хозяина гостиницы. – Я хочу попробовать!

Тито с поклоном протянул ему салфетку.

Матушка Полина вернула петушка на стол.

Люди затихли.

Но сколько ни старался плешивый Жан-Клод, у него ничего не получилось, а когда с петушка сняли салфетку, обнаружилось, что он уронил на столешницу кусочек помета.

В зале дружно захохотали.

– Вон как ты его напугал, Жан-Клод! Ай да Жан-Клод!

– Нельзя ли и мне попробовать? – Тео снял шляпу и помахал фокуснику рукой. – Мсье! Я тоже хочу попробовать!

Тито жестом пригласил его к столу.

– Шаг назад! – негромко приказал Тео, не глядя на людей.

Все расступились.

Тео приблизился к столу.

Накрытый салфеткой петушок стоял не шелохнувшись.

Тео простер руку с растопыренными пальцами над птицей. Лицо его окаменело, он даже перестал улыбаться, взгляд стал сосредоточенным.

Матушка Полина, приоткрыв рот, неотрывно следила за его ладонью.

Тео закрыл глаза, сжал губы, свел брови на переносье и начал медленно приподниматься на цыпочках, держа руку, однако, на том же уровне. Взгляды всех, кто был в ресторане, сошлись на его пальцах.

Лицо его потемнело и набрякло, на лбу и шее вздулись вены, из носа вытекла струйка крови.

Жан-Клод нервно облизнулся и звучно сглотнул.

Тео внезапно открыл глаза и устремил взгляд на кончики пальцев.

Мадам Полина вцепилась руками в стул, по ногам у нее вдруг потекло.

На салфетке расплылось кровавое пятно.

Петушок покачнулся и вяло упал набок.

Хозяин гостиницы шумно, со свистом выдохнул.

Матушка Полина без сил опустилась на пол.

– Господи Исусе, – пролепетала она, глядя на Тео расширенными от ужаса глазами, – Господи Исусе, Матерь Божья…

– Вы тоже фокусник, мьсе? – сдавленным голосом спросил плешивый

Жан-Клод, которого все еще трясло от только что пережитого ужаса.

– Я не фокусник, – хрипло сказал Тео, вытирая рукой кровь с подбородка. – Позвольте пройти, господа.

Он быстро прошел через толпу, не глядя на людей и даже не вспомнив ни о Мадо, ни о шляпе, оставленной на столе.

Спустя час Мадо постучала в дверь номера, который занимал Тео.

– Тео!

– Да?

– Это я, открой.

– Мадо, мне надо побыть одному.

– Я принесла твою шляпу.

– Я не могу выйти, Мадо. Мне надо побыть одному.

Мадо надела шляпу и двинулась по коридору, громко стуча костылями.

Остановилась у двери Тито. Постучала. Фокусник тотчас открыл дверь и посторонился, пропуская Мадо в комнату.

Света в комнате было мало – горела лишь маленькая лампа под абажуром в углу, на столике, заставленном бутылками и стаканами.

Мадо села на край кровати.

Фокусник опустился перед ней на корточки, положил руку на ее колено.

– Мадо, – сказал он вкрадчивым голосом. – Мадо, маленькая шлюха. Мерзкая шлюха. Маленькая дрянь. Грязная маленькая дрянь. Курочка заждалась своего петушка… Сучка. Ах ты сучка! Что это за шляпа на тебе, Боже милостивый?

Она сняла шляпу, бросила ее на пол и стала раздеваться.

Тито налил в стакан вина, выпил, налил еще.

– Иди сюда, урод, – глухо сказала Мадо.

Тито сбросил халат и двинулся к ней. Наклонился и попытался повалить

Мадо, но она увернулась, и Тито упал на кровать животом.

– Я не лошадь, урод, – прошипела Мадо. – Я наездница.

Он перевернулся на спину, она села сверху.

– Вот ты и дома, дружок, – пробормотала она, откидываясь назад. – А ну-ка!