Бат-Шева Краус - Израильская литература в калейдоскопе. Книга 1
Я спустился по лестнице, чтобы попросить кого-нибудь сообщить моей жене, что я на улице. Можно послать телеграмму. Точно, телеграмму! Но как добраться до почты? На улице, понятно, ни души. Подъехал автобус. Я вошел в него. И жара со мной.
— Ну, — обращается ко мне водитель, сверля меня взглядом, и я нащупываю в кармане своей пижамы купюру достоинством в десять лир и передаю ему.
— Простите, — интересуюсь я у пассажира, стоящего возле меня, — куда это едет?
Он обращает на меня взгляд, который я никогда не забуду.
— Что, — спрашивает он глубоким голосом, — что едет?
— Автобус.
— Какой автобус? — бормочет человек, выходит из автобуса и, спотыкаясь, ковыляет на тенистую сторону улицы. Раз он выходит, то и я тоже.
— Эй, — шепчет водитель мне вслед, — Ваша сдача со ста лир…
Я даже не обернулся. Вот зануда! На углу улицы меня охватило безудержное желание купить мороженое, ванильное с карамелью и клубникой, и засунуть все это себе под рубашку со стороны спины. Почему я стою на улице? Да, дверь наверху закрыта. Внезапно в моем мозгу сверкнула испугавшая меня сама по себе мысль, что, если бы я позвонил в дверь своей квартиры, жена поняла бы в чем дело, что кто-то хочет войти, и открыла бы дверь. Почему я не подумал об этом? Странно. Что я хотел? Да, на почту…
— Мистер, — обращаюсь я к полицейскому, скрывающемуся от беспощадного светила под навесом продуктового магазинчика, — Вы случайно не видели почтовое отделение, расположенное где-то поблизости?
Полицейский достает из кармана книжечку и перелистывает ее. Он заметно потеет в своей легкой, летней форме.
— Господин, — произносит он после продолжительного молчания, — переход только по обозначенной полосе, идите, пожалуйста, домой…
Он, полицейский, разговаривает тоже странным голосом, шероховатым каким-то. Его воспаленные глаза горят, словно пара скошенных угольков.
Я обратил внимание на то, что в последнее время и я издаю глухое гортанное ворчание как дома, так и вне его. Возможно причиной этого является жара. Так или иначе, нужно идти домой: полицейский сказал. Где же я живу? Да, это сейчас проблема. Не волноваться, не нервничать — найду. Вот уже голова начинает работать, все проясняется чудесным образом: я отчетливо вспоминаю, что живу в трехэтажном доме с окнами на улицу! Он должен быть где-то здесь поблизости. Но как эти дома похожи один на другой! У всех одинаковый вход, столбы, телевизионные антенны на крыше… Что я хотел? Да, такой жары еще никогда не было. Мне нужно добыть свой адрес, прежде чем изжарюсь окончательно. Но где? ГДЕ, черт побери? Я снова беру себя в руки: думать! ДУМАТЬ! Есть! Поищу свое имя в телефонной книге — там есть мой точный адрес. Все можно решить, имея немного сообразительности. Вопрос теперь в том, как меня зовут. Я знаю, честное слово, в самом деле, имя вертится на кончике языка. Начинается с «ш», как солнце[11]…
Да, солнце бьет, лупит вовсю. Я чувствую, что с каждым мгновением мне все труднее удерживать тело в вертикальном положении. В первый раз в жизни я вижу зной собственными глазами: он с фиолетовым оттенком и состоит из различных кружочков, тут и там косые линии и дважды — хумус[12]. Пить! На углу улицы вырисовывается образ Феликса Зелига. Он все еще жив, негодник. Феликс двигается с улицы Буграшов на четвереньках, маленький ручеек пузырится вслед за ним. Феликс приближается ко мне, глаза его жутко вытаращены. Он оскаливает зубы и рычит:
— Гррррр.
— Гррррр, — рычу я ему в ответ и с необъяснимой естественностью также опускаюсь на четвереньки. Мы потерлись друг о друга боками, издавая при этом гортанное рычание, и бок о бок двинулись галопом в направлении болот. Из окон неслись крики: «Носороги! Носороги!» Какая разница? Жара продолжится. Говорят, что еще ни разу, простите, ни мазу, что мазазу… Жарко… Все еще очень жарко.
Вместо будильника
Я прибыл в портовый город в шесть часов вечера. Встреча с Беренбоймом была назначена на десять вечера, поэтому у меня оставалось немного времени. Я зарегистрировался в гостинице и, не теряя времени, лег в кровать. Набрал номер 174 и попросил дежурную разбудить меня ровно без четверти десять.
— Хорошо, господин, — сказала дежурная, и я заснул с приятным чувством, что техника находится на стороне и простого человека. Сон был здоровым и освежающим. Мне снилось, что я президент Соединенных Штатов и произношу на съезде речь на идише о спасении иудаизма в США.
Резкий звонок разбудил меня. Я соскочил с кровати и спокойно сказал в трубку:
— Премного благодарен. Уже без четверти десять?
— Нет, — ответила дежурная, — сейчас двадцать минут восьмого. Я только хотела подтвердить Ваш заказ, господин. Так разбудить Вас без четверти десять, да?
— Да, — ответил я и вернулся в кровать.
Сосчитал до тридцати и снова заснул. На этот раз мне ничего не снилось, потому что на меня навалилась тяжелая дрема.
Когда раздался телефонный звонок, я открыл глаза с большим трудом.
— Спасибо, — сказал я, запинаясь, — уже встал.
— Не вставайте, господин, — сказала дежурная, — сейчас только восемь. Еще немного, и у нас поменяются смены, и перед тем, как передать список своей сменщице, я хотела проверить, остается ли Ваш заказ в силе. Так Вас надо разбудить без четверти десять, верно?
— Правильно, — сказал я и снова рухнул на кровать.
Я сосчитал до 600, но заснуть мне не удалось. Я считал молодых баранов, затем старых служащих — бесполезно! Наконец, измучившись, я уснул. Не помню, сколько времени проспал, главное, резкий звонок буквально напугал меня, так как нервы мои немного сдали.
— Все в порядке, — прошептал я в трубку. — Спасибо.
Я посмотрел на часы. Половина девятого.
— Это говорит телефонистка с ночной смены, — объяснила новая дежурная. — Я вижу в списке Ваше имя, господин. Итак, без четверти десять?
— Да, — ответил я и пополз к постели. Уселся на нее и уставился в пространство бессмысленным взглядом. Долгое время я оставался в этом положении. Каждый раз, как только начинал дремать, я тотчас просыпался, потому что мне казалось, что звонит телефон.
В 9. 35 я не выдержал, набрал номер 174 и спросил новую дежурную, все ли в порядке. Она сказала:
— Хорошо, что спросили, господин, я как раз хотела проверить Ваш заказ. Без четверти десять?!
— Без изменения, — ответил я и продолжал стоять возле аппарата.
По прошествии десяти минут, ровно без четверти десять, раздался звонок. Я произнес с явным облегчением:
— Есть все-таки Б-г!
Что было дальше, мне помнится смутно. Проснулся я в одиннадцать утра, лежа на полу возле телефона. Беренбойм, прождавший меня всю ночь, страшно сердился и угрожал поднять скандал. Я сказал ему:
— Обратитесь к номеру 174.
Всегда не терпел этого Беренбойма.
Бат-Шева Краус
Из книги «Женские истории»
(От переводчика:
Автор рассказывает о судьбах нескольких совершенно разных по возрасту и характеру женщин. Как и у большинства людей, в жизни каждой из них есть проблемы, которые иногда кажутся им непреодолимыми. Но в конце концов они находят решение и справляются с трудностями самостоятельно или с помощью окружающих их людей.)
Елена
— Не приходи больше сюда работать. Не смей даже приближаться к этому месту и скажи спасибо, что мы не сообщили о тебе полиции, — эти ужасные слова Елена услышала из уст главы секретариата совета общины, среди прочего поддерживающей нуждающихся евреев.
Одним из пунктов, организованных для помощи, был склад подержанной одежды, которая надоела приносившим ее людям, или она уже не подходила им по размеру, или хозяева ее умерли и родственники не знали, что с ней делать.
Елена вспомнила первый день своей работы в качестве волонтера. Она была тронута тем, как хорошо ее приняли. Место было просторным, и три женщины-добровольца были рады получить еще пару рабочих рук. Они показали ей, как сортировать одежду и как ее почистить наилучшим образом, были с ней милы, предложили ей чашку горячего кофе, и Елена начала лелеять надежду, что сможет подружиться с ними также и вне работы и что отныне она не будет так одинока. Лили, Бетти и Сьюзен заняли теперь центральное место в ее жизни. Особое удовольствие она получала от совместных смен со Сьюзен, обладавшей чувством юмора и умевшей с интересом выслушивать своих подруг. Во время сортировки одежды они шутили, и Елена представляла себе, кому принадлежала та или другая одежда и что думали о ней те, кто принесли ее на склад.
Когда отношения между подругами укрепились, Елена захотела пригласить их к себе домой на чашечку кофе, но не осмелилась из-за того, что ее маленькая квартирка была запущена, и она постеснялась позвать гостей.
