Павел Верещагин - И танки наши быстры
Эксперт тем временем уложил свой саквояж и подошел к стоящим в дверях.
— Ну-ка, золотая рота, дайте огоньку, — смущенно попросил он. Ему была неприятна происходящая сцена.
Бурцев поднес зажигалку к его сигарете и закурил сам.
— Что, боишься? — презрительно спросил опер и опять замахнулся. — А когда душил ее, не боялся?
Молодой опер скосил взгляд на старшего коллегу. Тот нажимал кнопки телефона с каменным лицом. Ему не нравилось происходящее, но он не вмешивался — видимо, это на их службе принято не было.
«Этот далеко пойдет», — почему-то подумал Бурцев о молодом.
Они с экспертом курили, стараясь не обращать внимания на разворачивающуюся сцену.
— Опусти руку! Ну! Руку опусти. Не слышал?
Эксперт встретил взгляд Бурцева и отвел глаза.
— Как это он ее? — спросил Бурцев.
— Задушил ремнем от брюк, — неохотно ответил эксперт.
— А он что, правда, псих? — вполголоса спросил Бурцев. Тот неохотно пожал плечами. Бурцев понял: милиции полагается задавать вопросы, а не отвечать на них.
— Может быть. А может быть, состояние аффекта. Перевозбужден. И неадекватно реагирует. — Эксперт сделал шаг к столу и раздавил свой окурок в пепельнице. — А то и просто дуркует. Так тоже бывает.
— Но ведь если он псих, ему ничего не будет? Медик как-то странно посмотрел на Бурцева.
— Если экспертиза признает невменяемым. Но в спецпсихушке тоже не сладко, — заметил он.
За их спиной послышался удар и звук падающего тела.
— Зачем вы деретесь? Мне же больно! — вскричал пристегнутый.
— На место! — с презрением прокричал опер. — На табуретку! Быстро!
Псих, ограниченный пристегнутой рукой, закопошился на полу и принялся карабкаться на табуретку.
Медэксперт мельком взглянул в их сторону и покачал головой.
В это время старший опер повесил трубку и стал собирать бумажки на столе.
— Все, Серега! Кончай! — объявил он. Молодой опер стоял, собирая губами кровь с разбитого кулака. — Все ясно! Я дозвонился до участкового по месту жительства. Все подтверждается. По документам — она его жена. И была прописана в квартире. А на самом деле — вместе не жили.
— А как у него с вменяемостью? Известно? — спросил эксперт. — Как брак-то разрешили?
— Раньше состоял на психучете. Но агрессивности не проявлял. Жил с матерью. Соседи отмечали странности — и все. Потом мать похлопотала, с учета сняли… Она была какой-то деятель в комитете по здравоохранению…
Псих на табуретке, казалось, не слышал этого рассказа, всхлипывая и трогая пальцем быстро вздувающуюся гематому под глазом.
— Потом ему и вообще стало лучше. Пристроили его на работу на почту. Даже в самодеятельности стал вступать. А потом заметили, что кто-то письма вскрывает. Вышел конфликт с начальством. У него срыв. А потом еще… Коллеги вызвали скорую… Опять поставили на учет. С работы, ясно дело, уволили.
— Обычная история, — подал голос медэксперт.
— А полгода назад его мать умерла. Он и вообще пошел вразнос. Жил, продавая родительские вещи. Был пойман на том, что прятался в общественном туалете и подглядывал за женщинами. Участковый хлопотал о госпитализации, но ему отказали, сказали, раз не агрессивный, то и оснований нет. Связались с женой… Она устроила ему домашний присмотр. Но вот сегодня, похоже, сиделки не углядели…
— Да, обычная история, — повторил эксперт.
— Короче, все. — Старший опер с удовлетворенным видом сложил бумажки в папку и защелкнул кнопки. — Преступник взят на месте. Мотив есть. Орудие изъято. Картина ясна. Раскрыто по горячим следам. Нам — плюс. Можно сворачиваться и передавать в прокуратуру. А уж они пускай решают, что с ним делать.
— Это был порыв минуты! — торопливо повторил пристегнутый. — Я не сознавал, что делаю…
— Ах, ты все еще не успокоился? — спросил молодой опер. И опять шагнул к пристегнутому, отводя назад сжатую в кулак руку.
— Оставьте меня в покое, гадкий человек! — заплакал больной.
Эксперт досадливо крякнул.
— Серега, дай покой, — поморщился старший опер.
— А вы что стоите, как в цирке?! — сердито прикрикнул он на Бурцева и санитара. — Выносите!
Санитар бойко вышел вперед. Он огляделся вокруг, сдернул с дивана накидку и расстелил на полу рядом с телом. Обошел сбоку, нагнулся, подхватил тело под мышки.
Бурцев так и остался стоять у дверей. Санитар поднял на него голову.
— Ну, елы-палы, давай! Хватайся!
Бурцев почувствовал дурноту и с усилием сглотнул.
— Ты на лицо-то не смотри! Не смотри! — крикнул бывалый санитар.
Бурцев справился с собой, подошел, подхватил под коленки и они, приподняв, переложили труп на покрывало.
Псих на табуретке болезненно дернулся, но, опасливо поглядев на молодого опера, ничего не сказал.
Санитар связал покрывало двумя узлами — в головах и в ногах — наподобие гамака.
— Берись!
Бурцев взялся за узел в ногах. Убийцу охватило беспокойство. Он задергал пристегнутой рукой.
— Куда вы ее! Не уносите. Она еще встанет. Меня же накажут…
Бурцев и санитар, перетаптываясь и шаркая, двинулись к дверям.
Проходя в двери, санитар задел выступающей круглой частью узла за косяк. Раздался глухой стук.
— Тише, ты, не налегай! — сердито крикнул санитар.
— Куда вы ее! Пусть она сама идет! — Краем глаза Бурцев видел, что убийца вскочил с табуретки и забился.
На лестничной площадке возникла заминка — кому идти первому.
— Иди, иди! — мотнул головой вниз по лестнице санитар. — Ногами вперед. Теперь можно.
* * *Остаток дня Бурцев просидел дома. Он никому не звонил и сам не отвечал на звонки. Пробовал смотреть телевизор и никак не мог сосредоточиться на том, что говорили с экрана. Несколько раз заглядывал в холодильник, но там ничего не было, да и есть как-то не хотелось.
Дважды Бурцев поднимался по лестнице и звонил в восьмую квартиру. Он волновался за Настю. И до убийства-то девушка была явно не в себе, а теперь и представить было трубно, каково ей. К кому из соседей она могла пойти, он не знал, но в любом случае ей пора было уже вернуться. Однако на его звонки никто не отзывался, и как Бурцев ни прислушивался, ему не удалось услышать за дверью никаких признаков жизни.
Но уже после десяти часов кто-то позвонил Бурцеву в дверь. Удивляясь позднему гостю, Бурцев открыл двери и увидел на пороге Настю.
— Вы еще не спите? — спросила она. — Я увидела, что в окнах горит свет…
— Не сплю. Проходите, — сказал Бурцев.
Но девушка осталась стоять на пороге.
— Спасибо. Я на минутку.
Она посмотрела в лицо Бурцеву. В полумраке лестницы Бурцеву было плохо видно выражение ее лица.
— Какой ужасный день… — проговорила Настя. — Какое несчастье…
— Да.
— Бедная Валентина… Бедная… Бедная… Вот так жил человек, жил… И вдруг его не стало… А ведь на ее месте должна была быть я…
Бурцев пожал плечами:
— Не думайте об этом. Вы не должны об этом думать. Настя кивнула. И неуверенно переступила с ноги на ногу.
— И Коля… — добавила она. — Его тоже очень жалко… Он ведь совсем не злой… Только очень замкнутый… И совсем беззащитный… Ну, вы понимаете…
— Если он болен, то его не станут сажать с уголовниками, — сказал Бурцев. — Поместят в больницу… Будут лечить.
— Да? — с надеждой взглянула ему в глаза девушка.
— Конечно! — отвел глаза Бурцев.
Настя кивнула. Было заметно: она цепляется за любую соломинку, чтобы убедить себя в том, что все не так плохо. Бурцев исподтишка внимательно на нее посмотрел. Что-то в ее поведении было не совсем так…
Она вздохнула, хотела сказать еще что-то, но сдержалась и не сказала.
— Простите, пожалуйста, что я так ворвалась… — помолчав, проговорила Настя. — Но я, оказывается, боюсь идти в свою квартиру… Вы меня не проводите?
— Конечно.
Бурцев накинул куртку и вслед за девушкой вышел на лестницу.
Они поднялись на Настин этаж. В квартире царил все тот же беспорядок. Кресло было опрокинуто. Диван сдвинут с места. На полу был мелом очерчен контур тела.
— Давайте я помогу вам прибраться, — предложил Бурцев.
— Нет, нет, не надо. Завтра… А сейчас я лягу здесь, на диванчике…
Бурцев зажег все огни, которые нашлись в доме, и все же кое-как расставил мебель по местам. Не сговариваясь, они не стали оставаться в гостиной, а прошли на кухню и сели у барной стойки.
— Хотите, пойдемте ночевать ко мне? — сказал Бурцев. — У меня места много. Семейство уехало отдыхать…
— Спасибо. Но если я сегодня себя не пересилю, потом уже никогда не смогу здесь жить.
Бурцев согласился.
Настины глаза, покрасневшие от слез и волнений сегодняшнего дня, блестели.
— Говорят, в таких случаях нужно выпить водки, — сказала она. — Как вы думаете?