Шеймас О’Келли - Могила ткача
Ее дом стоял в самой низине, так сказать, выставив себя из неровной цепочки других домов, да еще повернувшись к ним задом. Строившийся Килбег никогда не знал власти архитектора или здравого смысла инженера. Здесь не интересовались ни проектами, ни планами, ни видами, ни размерами. Дома были поставлены, как кому в голову взбрело, то есть при условии абсолютной личной свободы. Один дом, скажем так, плевать хотел на другой и демонстрировал это всем своим видом. Если, например, хозяин был человеком, любящим общество, то он ставил свой дом с оглядкой на соседей. Если же ему нравилось уединение, то он уходил подальше от дороги или в низину. Если он был агрессивен или самолюбив, то выбирал командную высоту, а если у него был отвратительный характер и он хотел досадить односельчанину, то строился прямо перед входом в дом врага, чтобы тому приходилось постоянно проходить мимо и вся его жизнь была как на ладони. Итак, дома килбегцев ясно говорили о характере их владельцев, так что взглянешь на них — и очевидно, какие люди живут под их крышами. Дом Нэн Хоган откровенно выражал отношение Нэн к Килбегу, потому что, куда ни стань, одним из углов дом Нэн обязательно тыкал в остальных.
Нэн Хоган весь день просидела на кровати в подушках, принимая гостей. Каждого следующего посетителя она мерила своим единственным глазом. И язык ни разу не отказал ей в едкой насмешке. Здороваясь, она выпускала жало, которое попадало прямо в цель. С ее лица ни разу не сошло несчастное выражение так же, как голосу ни разу не изменила неприязнь. Однако я сомневаюсь, что перед троном Клеопатры, даже когда она была в зените славы, прошло столько же льстивых красавиц, сколько прошло в тот день через крошечную комнату Нэн Хоган. Вот только Сара Финнесси не пришла. Стоило Нэн Хоган вспомнить о Саре Финнесси, и у нее кровь вскипала в жилах. Если бы Сара Финнесси переступила порог ее дома, когда она наслаждалась всеми преимуществами своей неожиданной болезни, это стало бы кульминацией всего действа.
Ссора Нэн Хоган и Сары Финнесси была нешуточной и очень давней. Это случилось в тот день, когда Нэн осталась совсем одна в своем доме. Ее последний сын, которому она отдала всю свою любовь, в тот день ушел от нее. С ним исчез и старший сын Сары Финнесси, «сбежавший из Килбега плут, который мог надуть и обвести вокруг пальца весь мир», как говорила о нем Нэн Хоган. Два юных искателя приключений из Килбега пристали к банде бродяг, которые спустились с гор, чтобы «отправиться в плавание по морям и океанам». Нэн Хоган верила, как она верила в своего Бога, что юный Финнесси увел ее мальчика из дома, и все свое горе она изливала на голову Сары Финнесси с того дня и до сей поры.
Люди жалели Нэн Хоган. Никогда она не была, что называется, «уравновешенной или сдержанной», но почти все знали, как она гордилась своей семьей. Бог забрал у нее мужа, у Нэн Хоган, оставив ее с двумя маленькими дочерьми и двумя маленькими сыновьями, и она из кожи вон лезла, чтобы прокормить своих детей. Старшая дочь заболела и умерла, едва успев стать девушкой. Другая дочь вышла замуж за парня из Бохерлахана. Они эмигрировали в Америку. И до сегодняшнего дня, не зная ни дня, ни продыха, сражаются за лучшую жизнь в Республике. Младший мальчик зачах сразу после сестры, и всю ночь, что Нэн Хоган просидела у его постели, она говорила соседям, что ее Томасин был слишком нежным для грубого земного мира.
Грустная это история — история Нэн Хоган. Понятно, как у нее болело сердце за последнего из ее детей, за старшего сына, сильного, энергичного, добродушного, легкомысленного, чувствительного парня. И как не понять боль, которую она почувствовала, когда ее мальчик оставил ее одну в доме и во всем мире. Неудивительно, что в Килбеге жалели ее. Ничего не осталось от ее любви, рассеянной по свету и закопанной в землю, и если она выжила после этого, если сохранила свой дом, если каждый день отправлялась работать в поле, чтобы сохранить свою независимость, то, как говорили соседи, потому что у Нэн Хоган храброе сердце.
И нет ничего противоестественного в том, что Нэн Хоган обозлилась на весь мир — скажем так, на Килбег. У нее оставалось единственное право — на жалобы, и она воспользовалась им до конца. Соседи носились с ней, сколько могли; они старались не забывать о ее несчастьях и не обращали внимания на ее язык — все, кроме Сары Финнесси, которая нее могла заставить себя быть терпимой по отношению к Нэн Хоган. «Болтливой старой коровой» называла она Нэн Хоган и старалась подальше обходить ее, насколько позволяла география Килбега.
Однако если Нэн Хоган, неожиданно заболев, была лишена удовольствия все высказать Саре Финнесси, она получила возможность поиздеваться над Кристи Финнесси, когда он довольно поздно вечером переступил порог ее дома. Кристи было тяжело идти к Нэн, ведь он отлично понимал, что Нэн видит в нем источник всех грехов его жены. У Нэн Хоган огнем зажглись глаза, едва она услыхала шаги Кристи Финнесси.
— Слышал, ты вдруг приболела, — неловко проговорил Кристи, переступая с ноги на ногу возле самого порога. Крепко сжав губы, Нэн внимательно оглядела его. И Кристи пришло в голову, что, может быть, на сей раз пронесет. Увы, эта мысль подарила ему недолгое облегчение.
— Полагаю, — сказала Нэн, — тебя прислали, чтобы ты снял с меня мерку для гроба?
— Да нет, Нэн, никто меня не присылал, — мягко произнес Кристи.
— Ты сильный человек, — сказала Нэн ровным голосом, — ты сильный человек, Кристи Финнесси, я всегда это говорила. И всегда думала, что Богу нужны люди, которые могут терпеливо нести тяжелую ношу.
Кристи двинулся туда, где была Нэн, не сводившая с него единственного глаза.
— Бог — это хорошо, — произнес Кристи с облегчением.
— Ты всегда был смелым, — продолжала Нэн, — смелым и выносливым. Тебе надо благодарить Бога и за то, и за другое, или Сара Финнесси уже давно была бы в нашей с миссис Лаури компании — в компании двух вдов, которые не перестают оплакивать своих мужей.
— Миссис Лаури мудрая женщина, — удалось вставить Кристи Финнесси. — Она никогда не предавалась горю так, как ты, Нэн Хоган.
При этих словах Нэн Хоган привстала на подушках с выражением такого любопытства на лице, что у Кристи душа убежала в пятки.
— Чем больше я думаю о тебе, Кристи, — сказала Нэн, — тем больше уважаю тебя за твою силу. «Будь он другим, — говорю я себе, — она бы уже давно довела его до могилы». И наши безобидные горцы должны вечно возносить хвалы тебе. Ведь если бы не ты, любой из них мог бы попасть в руки Сары, когда она искала себе мужа. Но, мой сын, у тебя смелое сердце, и ты отвел опасность от остальных в тот день, когда она повела тебя к алтарю.
— Ну уж, у меня никогда не было сожалений из-за того дня, — сдержанно произнес Кристи.
— Так-то так, милый, — продолжала Нэн, — ты всю жизнь тянул свою лямку со смелостью десятерых мужчин. Никто не слышал, чтобы с твоих губ слетела хоть одна жалоба, но ведь тебе приходилось не легче, чем мулу, который тащит большой караван. Тобой все восхищались.
С огромным облегчением Кристи Финнесси увидел, что в комнату вошла вдова Лаури. Она поправила подушки и приложила ладонь ко лбу Нэн.
— Слава Богу, все в порядке, — сказала вдова Лаури. — Ничего страшного не случилось.
— Какая разница? — отозвалась Нэн. — Да и тебе не следовало так печалить Кристи Финнесси, ведь ему еще предстоит рассказать об этом дома. Вряд ли его встретят с радостью, если он не принесет весть о скором последнем вздохе Нэн Хоган.
— У Кристи Финнесси нет желания сообщать дурные вести, — сказала вдова, и Кристи с благодарностью посмотрел на нее.
— У него нет желания! — воскликнула Нэн. — Когда это желания Кристи имели значение в доме Сары Финнесси? Только что я как раз говорила ему о всеобщем уважении и восхищении, которое он заслужил. И кому известно об этом лучше, чем вам, мэм, ведь через ваши руки руки прошли двое мужчин.
Вдова Лаури добродушно рассмеялась:
— Я бы не против еще нескольких.
— Что ж, если так, — заявила Нэн Хоган, — вам посчастливилось не ввязаться в драку из-за Кристи Финнесси. Если бы Сара не помучила так Кристи Финнесси, никому бы и в голову не пришло, что в его-то годы можно стать таким доходягой, особенно если бы он попал в ваши руки, миссис Лаури.
Кристи Финнесси двинулся к двери.
— Надо бы трубку раскурить, — сказал он, выходя в кухню.
Но голос Нэн преследовал его.
— Скажи Саре, — кричала она, — что с Нэн Хоган еще не покончено. И похорон, которых она ждет, ей придется еще подождать. Не стоит и говорить, кто может опередить ее. Боже сохрани. Кристи Финнесси, ты такой из себя крепкий, что твоей тени не видать на полу.
Нэн откинулась на подушку, закрыла единственный глаз, и ее лицо, как показалось вдове Лаури, еще больше побледнело.
