Роберт Динсдейл - Хижина в лесу
Учитель помолчал, явно не зная, что на это ответить, потом кивнул и проводил мальчика в класс. Одноклассники встретили его настороженными взглядами. После смерти матери мальчик стал не таким, как они.
Как оказалось, ученикам задали подготовить рассказ о том, что делали во время войны их дедушки и бабушки. Мальчики и девочки по очереди сообщали, что происходило с членами их семей в те далекие времена. Одна девочка рассказала о том, как ее дедушка, будучи солдатом, попал в плен и почти до конца войны пытался сбежать. Когда же ему это наконец удалось, ее дед обнаружил, что находится в сотнях километров от родных мест. В те времена машины без дела по дорогам не ездили, а в поездах перевозили солдат, поэтому обычным людям приходилось большие расстояния преодолевать пешком. Как и люди в рассказе деда, они вынуждены были останавливаться в лесах и зарослях кустарника. Некоторые из них становились похожими на пещерных людей или того хуже.
Юра принес с собой в класс несколько листков помятой бумаги и карту, напоминающую ту, которую он раскладывал на полу своей спальни, карту, на которой видна была вся Россия и окружающие ее страны — Латвия, Литва, часть Украины и маленькая Беларусь, покрытая нарисованными деревьями.
— Будешь рассказывать о дедушке?
— Нет, — ответил Юра и намалевал на карте еще одно дерево.
— Почему ты не хочешь рассказать нам о своем дедушке?
— Потому, — сказал Юра, ткнув зажатым в руке карандашом в направлении учителя, — что вы сказали мне не рассказывать о моем родном дедушке. Вы сказали, что полицаи вели себя плохо во время войны. Я не понимаю, как они могут быть плохими. Они ведь защищают людей.
Юра поднял карту и отгородился ею от класса.
— Мне жаль твою маму…
Слышать такое было тяжело. Мальчик почувствовал, что его губы начинают дрожать, а руки покрываться по́том.
— Как тебе живется с дедом?
Мальчику захотелось разрыдаться, но он сумел подавить рвущийся из горла всхлип.
— А что твой дедушка делал во время войны?
— Зимней войны? — уточнил мальчик.
Юра задумался.
— Ну да, на картинках ведь почти всегда изображают лютую зиму.
За окнами начинало темнеть. У ворот уже собирались мамы. Выходя из класса, мальчик чувствовал на себе пристальный взгляд учителя Навицкого. Он остановился и огляделся. Все бежали к своим мамам, даже Юра, рукав рубахи которого покрывали брызги, оставшиеся после завтрака, а ему не к кому было бежать. В конце школьного двора мама выбранила Юру за неряшливость, дернула разок за ухо и, взяв за руку, повела домой.
Дед ждал его на противоположной стороне улицы. Он расхаживал туда-сюда возле машины, словно арестант в тюремной камере. Мальчик со всех ног бросился к нему и едва не упал, не обратив внимание на ограждение вдоль проезжей части.
— Деда!
Старик взглянул на приближающегося внука.
— Я не знал, когда закончатся уроки, — сказал он.
На его лице было выражение, похожее на облегчение.
— Ты долго ждал?
— Нет, недолго.
— Извини, деда. Ты не замерз?
Старик улыбнулся.
— Ну, в городе не разрешается разводить костры посреди улицы. Залазь в машину. Темнеет.
Мальчик взглянул на небо. Было довольно облачно, но полумесяц луны все же выглядывал из-за туч.
— Да уже темно, деда.
— Я говорю о настоящей тьме, малыш, — улыбнулся дед. — Люди не знают, что такое настоящая тьма. Но мы-то знаем. Твой старый дед и ты, мы оба знаем, что такое настоящая лесная тьма.
Мальчик уселся на переднем сиденье рядом с водителем. Машина, пока дед заводил и вел ее, жаловалась на свою судьбу.
— Откуда эта рубашка?
Только сейчас мальчик вспомнил, что на нем рубашка, которую дал ему учитель Навицкий.
— Извини, деда.
— За что ты извиняешься?
Старик притормозил, а затем и вовсе остановился посреди дороги, хотя они уже почти подъехали к перекрестку, за которым сгрудились темные силуэты многоэтажек.
— Не знаю.
— Никогда не извиняйся просто так, малыш.
Дальше они ехали молча. Мальчика распирали вопросы к деду: «Чем ты сегодня занимался? Не было ли тебе одиноко? Ты разговаривал с соседкой, бабушкой Яковенко? Ходил ли ты сегодня в магазин? Разговаривал ли ты с продавщицей за прилавком? Покупал ли ты хлеб в булочной или с тебя хватило вареного хвоща?» Но мальчик не задал ни один из имевшихся у него вопросов. Рукавом он протер запотевшее стекло и по расположению уличных фонарей постарался определить, близко ли они подъехали к дому.
Только в пятый раз протирая стекло, мальчик понял, что машина едет из города. Фонари попадались все реже. Контуры деревьев приобретали все более уродливые очертания. Человеческие руки и не пытались их одомашнить, как те деревья, что росли вдоль городских улиц.
— Мы не поедем к себе в квартиру? — спросил мальчик.
— При чем тут квартира?
— Ну, не при чем…
— Так зачем нам туда ехать?
Дорога в лес была мальчику уже знакома. Машина съехала с трассы в ледяной туннель, направляясь к прежнему месту стоянки.
— Тебе не холодно?
Мальчик неуверенно пожал плечами.
— Тут у меня есть одеяло, но, думаю, лучше будет… Я нашел для тебя пальто. В доме бабушки есть погреб. Заметил крышку люка у двери в кухню?
— Деда, в квартире осталась куртка. Ее мне мама купила.
— Это пальто теплее.
— Но оно не мое.
Дед, сгорбившись, нервно хмыкнул.
— Это пальто принадлежит нашей семье, — наконец заявил он.
На подъезде к дому мальчик заметил дым, вьющийся из печной трубы. Она тоже изменилась и уже не выглядела грудой осыпающихся кирпичей. Кто-то сложил их аккуратно, и теперь труба вздымалась высоко в небо. Мальчик видел, как из нее поднимаются клубы дыма. Очень похоже на дым из фабричных труб. Еще с вершины холма мальчик почувствовал запах горящих дров.
Они спустились к дому, и старик, подняв щеколду, отворил дверь. На этот раз она не перекосилась. Мальчик увидел, что теперь дверь висит на петлях, — может, немного кривовато, но все же висит. Когда дедушка распахнул дверь, зима попыталась проникнуть в дом, но натопленная печь воспрепятствовала этому. Битва холода и тепла разразилась прямо у порога. Старик и мальчик быстренько вошли.
— Деда! — заулыбавшись, воскликнул внук. — Это ты сделал?
Старик пожал плечами и постарался скрыть улыбку, которая расцвела в уголках его рта.
— Я тут кое-что нашел… собираю осколки прошлого. Старый дом меня помнит.
На полу в жилой комнате были расстелены половички. Они не устилали всю комнату, как это делал изгрызенный мышами ковер, но ступать по ним было мягко и приятно. Половички доходили почти до печи, в которой весело трещал огонь. Тут же стояли два кресла и небольшой столик между ними. Перед печью были разложены ежевичные кусты, которые прежде наступали из леса на дом. Теперь они были разрублены и сушились, готовясь в свое время отправиться в печь.
В чугунном котелке в печи что-то варилось. Белые стебли хвоща, похожие на волосы Бабы-яги, плавали на поверхности. От котелка, смешиваясь с запахом горящего дерева, поднимался приятный аромат. У мальчика засосало под ложечкой.
Он заглянул в котелок.
— Что это, деда?
— По вкусу напоминает курятину.
— А на самом деле?
— Тетерев.
Мальчик снова заглянул в котел, вдыхая запахи дикой травы и мокрой коры.
— Но там две птицы.
— Вторая — скворец.
— Скворец?
— Я уже давно не лакомился скворцом. Давай справим поминки по маме.
Они перешли в кухню. Здесь тоже все изменилось. Разбитое окно было забито досками, а сковороды и кастрюли расставлены по местам. В тазике под раковиной лежали каштаны, корни хвоща и еще каких-то растений, которых мальчик не знал. Они были похожи на уродливых фантастических существ. В другом тазике лежало немножко орехов, в третьем — сушеные грибы со следами проколов на шляпках.
— Еврейские уши, — беря гриб двумя пальцами, сказал дед.
— Что за «еврейские уши»?
— Задала бы мне твоя бабушка перцу, если бы услышала, что я их так называю.
В волнах жара, исходящего от печи, мальчик и думать забыл, как холодна зимняя ночь, а, выйдя из дому, тотчас же начал дрожать. Дед посоветовал ему глубоко вдохнуть и не волноваться: они вышли буквально на минуточку.
Старик, мягко ступая, направился в конец сада. Внук последовал за ним. Отойдя на несколько шагов, мальчик оглянулся на дом. Оказывается, дед отгреб снег от стен, и стал виден ведущий в погреб люк — из какой-то твердой породы дерева, на железных петлях, с накладкой для висячего замка.
— Посмотри, — сказал дед, обращаясь к корням маминого дерева. — Я же обещал, что он придет. Он вернулся из школы и будет обедать. Я варю ему птиц. Он никогда не ел такой вкуснятины.
