Дмитрий Савельев - Три взгляда в бесконечность
Внезапно сделался шум подобно ветру. Небеса разверзлись и явился дивный блистающий свет. Послышалось прекрасное пение. Убогая келья сделалась просторная, потолок исчез и весь верх исполнился огней, как бы горящих свечей. Свет был особый, не похожий ни на свет от ламп, ни на сияние солнца. Он был ярче солнечного, но не резал глаза и не казался искусственным и мёртвым. Тут раздался громкий трубный глас, и с неба стали спускаться ангелы с ветвями в руках. За ними сходили по воздуху, как по лестнице, святые апостолы, мученики и множество других святых. Оказавшись на земле, они все расступились перед той, которая спускалась с неба на облаке. Сомнений быть не могло, это была она – Пресвятая Дева, Царица Небесная. «Честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим» была так прекрасна и величественна, что дух захватывало! Она была облачена в сверкающие ризы и в руках держала скипетр с украшенным алмазами крестом. Когда она открыла свои пречистые уста и заговорила, слова её, словно райские цветы, падали на землю и ложились к её ногам. Повсюду разлилось сладостное благоухание, заставляющее забыть все тревоги и неприятности.
– Сын мой, – промолвила она ласково, – ты истинно от рода нашего! На челе твоём начертана печать Духа Святого. Господь определил тебе быть среди нас, – с этими словами она обвела рукой всех стоящих вокруг неё ангелов и святых. – Но ты ещё не достиг совершенства, к которому призван. Поэтому Божественный Сын мой послал меня для того, чтобы помочь тебе. Он сказал, что тебе нужен наставник, который будет вести тебя к Царству Небесному и помогать на всех путях жизни твоей. Мы все явились тебе в этот поздний час для того, чтобы ты мог выбрать достойного себя руководителя. Один из нас, тот, которого ты сам изберёшь, станет твоим духовным отцом и будет учить тебя всем божественным премудростям. Итак, выбор за тобой. Решай же скорее!
Тут весь пантеон святых окружил растерявшегося и сконфуженного монаха. Каждый пытался привлечь его внимание, заглядывал в лицо, дёргал за рясу. Все галдели, силились перекричать друг друга.
– Выбери меня! Я самый достойный! Окажи мне эту честь! – вопили сразу несколько голосов.
От крика и гама у монаха закружилась голова, от обилия золота и пурпура зарябило в глазах, от благовоний стало нечем дышать. У него начался приступ клаустрофобии, он стал махать руками, пытаясь вырваться из крепких объятий. Ещё минута, и, казалось, его разорвут на части, но тут Богородица стукнула скипетром об пол и возгласила:
– Хватит! Довольно!
Все сразу же оставили монаха в покое и в большом смущении разошлись в стороны.
– Помни же, сын мой, выбор за тобой! В ближайшее время ты должен решить, кто будет твоим духовником!
Пение трубы возвестило об окончании видения. Звук был очень необычный, он был до странности похож на звон будильника, стоящего рядом с постелью монаха. Картинка стала постепенно расплываться, и тут монах проснулся. На тумбочке действительно заливался будильник, простыня была мокрой от пота.
«Ну и что мне теперь делать?» – думал монах, идя на Службу. Он рассказывал об этом видении разным людям, но дельного совета так ни от кого и не получил. «Это точно бесы, – говорили одни. – Это же очевидно! Даже и не думай принимать такое! Страшный грех – сатану слушаться!» «Кто знает, кто знает! – качали головой другие. – Отвергнешь, не послушаешься, а окажется, что это от Господа. Грех сотворишь». «И так плохо, и этак! – размышлял монах. – Не отвергай и не принимай!.. Что ж, а это мысль! Что, если мне попробовать проанализировать всё, что со мной произошло? Торопиться мне некуда, зачем принимать скоропалительные решения? Посижу, почитаю святых отцов, что они о таких вещах писали, может, ответ сам собою придёт». На том он и остановился. Засел в библиотеке, обложился книгами. И ответ, действительно, пришёл очень скоро. Оказалось, что принцип: «не хули и не принимай» не он первый выдумал. Многие отцы, как один, советовали: разберись, есть ли какая польза для души от того, что ты увидел, посмотри на последствия, выяви основную цель явления. «Допустим, Господь хотел сообщить мне что-то этим видением, – размышлял монах, – но что именно? Святые отцы пишут, что мы не являемся проводниками, через которые можно было бы чисто автоматически, без всякого участия со стороны нашей личности, проводить какую-то информацию. Бог всегда действует в сотрудничестве с нами. Те духовные реалии, которыми мы в данный момент живём, то, что нас сейчас волнует, наши знания, ожидания и надежды отражаются и на Богообщении. Естественно, что и грехи также действуют на наше восприятие духовного мира, искажая и преломляя его так, что зачастую от истины мало что остаётся. Может, и в этот раз моё тщеславие и желание, чтобы мне поклонялись, заслонили собой ту истину, которую хотел открыть мне Господь? Когда духовный мир приоткрыл для меня свои врата, я увидел там подтверждение своим мыслям и ожиданиям. Какой ужас! Царица Небесная восхваляла меня, а святые и ангелы буквально ползали у меня в ногах! Как я мог до такого дойти? Ну и преподал же мне Господь урок! Показал мне всю мою сущность, всю глубину моего падения. Ведь умри я сейчас, немедленно потребую от Бога причитающуюся мне награду и венцы, а всех небожителей захочу поставить перед собой на колени, чтобы они пели мне дифирамбы. Да я и теперь уже так со всеми себя веду! И что самое главное, сам же выпрашивал у Господа видений и откровений, чтобы было чем хвалиться перед братией. Вот и получил, что хотел! Поделом мне! Но крупица истины всё-таки, похоже, в этом видении была. Господь всё обращает нам на спасение, даже наши ошибки. Мне и вправду нужен наставник, истинный духовный отец, которому я мог бы не просто отчитаться в своих грехах, а действительно доверить свою душу. И уж, конечно, не обучать меня божественным премудростям он должен, а открывать мне мои тайные страсти и пороки. Некогда мне высшие истины познавать, мне бы свою испорченность за жизнь познать успеть и в грехах покаяться. Но где мне этого наставника взять? Истинные духовники на дороге не валяются, найти их так же трудно, как клад отыскать!»
Но на деле всё оказалось не так уж сложно, как думал монах. Видно, сама Царица Небесная помогала. Правда, не он духовника выбрал, а духовник его. В храме, на Службе, молодой монах встретился взглядом с отцом Петром – дивным старцем со строгими, но добрыми глазами, который всегда наставлял своих чад словами из Священного Писания. Какая-то искорка проскочила между ними, и монах больше не захотел расставаться с уже ставшим ему дорогим отцом. Он сразу почувствовал полное доверие к этому человеку и решил всегда открывать ему все тайники своей души. Может, всё вышло и не совсем так, как он ожидал, но подтверждающих видений и откровений от Господа монах больше не хотел.
* * *– Отец, благослови навестить мать!
– ???
– …Она прислала письмо. Пишет, что больна, что хочет повидать меня, что чувствует приближение смерти.
– Кто любит отца и матерь более, нежели Меня, не достоин Меня…
– Я знаю, отец. Прости меня! Я недостоин монашеского звания. Я не могу до конца посвятить себя Господу!
– Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадёжен для Царствия Божия.
– Да, но мне не будет покоя, если я не съезжу туда.
– Господь долготерпит нас, не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию.
– Спасибо, отец! Молись за меня!
Поездка к матери прошла не слишком гладко. В купе он ехал с какими-то рабочими, которые всю дорогу пили, играли в карты и матерились. Он пытался молиться за них, но это плохо получалось. Злился, осуждал, тщеславился. Дома его тоже ждало разочарование. Болезнь оказалась липовой, предлогом, чтобы опять попытаться привязать его к себе. Давили на жалость, говорили о «христианском долге», о почитании родителей. Опять проснулась злость и какое-то липкое презрение, смешанное с чувством вины. Уехал, не попрощавшись.
По прибытии в монастырь, монах тут же бросился к своему дорогому духовнику.
– Спасибо, отец, теперь я знаю, что такое попущение Божие! Прости, что смалодушничал и не послушался тебя. Я сам себя наказал за это! Надеюсь, что урок пойдёт мне на пользу, и в следующий раз я смогу не поддаться своей жалости к матери. Но я так боялся, что не успею с ней попрощаться, что больше никогда не увижу её, не скажу последних слов утешения перед её кончиной!
– Нет никого, кто оставил бы дом, или родителей, или братьев, или жену, или детей для Царствия Божия, и не получил бы гораздо более в сие время, и в век будущий жизни вечной.
Монах задумался: вроде бы он сложил с себя бремя ответственности за семью, так сильно гнетущее его всю сознательную жизнь, и теперь, став свободным, он должен чувствовать огромное облегчение. Но почему-то именно сейчас, когда он полностью отрёкся от родных и обещал Господу не заботиться об их телесных нуждах, в нём зародилось чувство иной ответственности, ещё более тяжёлой, чем раньше. Хотя было в этом чувстве и что-то отрадное, какая-то скрытая глубоко внутри надежда и радость. Может быть, в нём наконец-то начала зарождаться истинная любовь?
