Геннадий Марченко - Перезагрузка или Back in the Ussr книга 1
- И рюмки захватила, - сказала Вера Николаевна, вынимая из своей необъятной торбы аккуратно упакованные стопочки под спиртной напиток. - А то ж не стаканами настойку-то хлестать.
Пришлось и мне выложить свои припасы, заботливо укутанные в целлофан Валентиной.
Муженька соседки по купе звали Иван Алексеевич, тот, кажется, так ни разу и не открыл рот, зато то и дело подливал себе в рюмку из бутылки, пока его не одернула супруга. Рассказала, что едут они в гости к дочке, которой посчастливилось выйти замуж за москвича, работавшего водителем троллейбуса. Я признался, что написал пару книг и вот везу их пристраивать в издательства. Вера Николаевна тут же заинтересовалась, о чем произведения. Пришлось вкратце пересказывать.
- Напечатают - обязательно куплю, - заверила бойкая дама.
На станции 'Белинская' в Каменке к нам подсел четвертый пассажир. Хмурого вида дядька молча забрался на свою верхнюю полку и отвернулся к стене. Кстати, всегда удивлялся, почему в Каменке станция называется 'Белинская', ведь город Белинский (по-старому Чембар) - центр соседнего района.
Мы еще немного тихо посидели, после чего Вера Николаевна приказным тоном объявила отбой. Перед сном я сбегал в туалет в конец вагона, после чего с чистой совестью и столь же чистым мочевым пузырем забрался на свою полку. Перед отходом ко сну проверил содержимое сумки, убедился, что деньги, рукописи и 'ридер' на месте, пристроил ее в углу, прижав подушкой, и вскоре провалился в сон.
Москва встретила нас солнечной погодой. Вера Николаевна с супругом сердечно со мной попрощались, отправившись с Казанского вокзала по своим делам, а я спустился в метрополитен. От 'Комсомольской-кольцевой' проехал две остановки до 'Новослободской', поднялся наверх, и через десять минут пешего хода был на Сущевской, возле парадного крыльца издательства 'Молодая гвардия'.
Накануне отъезда из Пензы я потратил почти пятнадцать рублей на междугородные переговоры, узнавая в справочных телефоны издательств, и донимая ответственных литературных сотрудников. Первым делом отзвонился в 'Художественную литературу', но там меня огорошили известием, что издают только зарубежных и русско-советских классиков. Так что шансов пристроит хотя бы одно из двух произведений у меня практически ноль. На прощание посоветовали попробовать удачи в издательстве 'Молодая гвардия'. Те печатают и молодых прозаиков-поэтов, к тому же в их ведении находится несколько журналов. Так же порекомендовали заглянуть в журнал 'Юность', там вроде бы приветствуются молодые авторы. Не в смысле возраста, а в смысле известности, хотя и в свои 35 лет я в любом случае, наверное, считался бы молодым автором.
Таким образом, я дозвонился и в 'Молодую гвардию', и в 'Юность'. В обеих редакциях предложили привезти рукописи, но ничего не обещали. Но почему-то я был уверен, что произведения Пикуля и Астафьева по-любому их заинтересуют.
В 'Молодой гвардии' меня препроводили к завлиту - подтянутому, слегка седоватому Иннокентию Сергеевичу Блохину. Тот резво встал из-за стола, протянул мне руку, предложил садиться. Поинтересовался, что за вещи я им привез, заодно попросил рассказать вкратце о Пензе, чем живет провинциальный город, тут же вспомнив какую-то ничего не значащую историю, связанную с моим городом.
На прощание Блохин вручил мне свою визитную карточку, что для того времени считалось, наверное, чуть ли не признаком аристократизма.
- Звоните не раньше чем через месяц, к тому времени мы ваши рукописи постараемся прочитать, - напутствовал меня заведующий литературной частью.
В редакции 'Юности' все прошло по похожему сценарию. Так уж получилось, что один сотрудник, работающий с рукописями авторов, находился в отпуске, а второй на больничном. Поэтому меня принял сам главный редактор Борис Полевой, автор знаменитой 'Повести о настоящем человеке'. Я проникся важностью момента. Ведь в той жизни мне не довелось видеть вживую легендарного писателя. Борис Николаевич (гляди-ка, прямо как Ельцин) оказался человеком без апломба, то и дело говорил 'голубчик', в общем, мы легко нашли с ним общий язык. 'Вот он какой - Борис Полевой', родился в голове экспромт.
Принял у меня обе рукописи, обещал, если время будет, лично с ними в ближайшее время ознакомиться. Но понадеялся, что вскоре поправится хотя бы один сотрудник отдела рукописей, а то у него и так работы выше крыши. Немного удивило, что на прощание Полевой вручил мне не визитку, а листочек с нацарапанным на нем номером своего рабочего телефона.
Вышел на улицу, напевая под нос 'Миллион алых роз', и тут мне в голову спонтанно пришла мысль сделать Вале небольшой подарок. Ведь эту песню на музыку Паулса Пугачева впервые спела, если мне не изменяет память, в начале 1980-х. Однозначно Вознесенский еще не сочинил стихотворение, воспевавшее историю любви грузинского художника Нико Пиросмани к актрисе Маргарите. И почему бы не подсунуть стихи в ту же 'Юность', выдав их за текст, написанный простым завмагом из Пензы?
Или, раз Валя у нас работник торговли, может, лучше сунуться со стихами в журнал 'Работница'? Издание вроде как рассчитано больше на женщин, вот пусть и автор будет женщина.
Тогда следующий вопрос - как найти редакцию 'Работницы'? Ответ я получил в приемной 'Юности', там мне подсказали, как проехать к Бумажному проезду, где и находилось нужное мне издательство. Менее чем через час я прибыл по указанному адресу. По пути запасся шоколадкой, которая перекочевала к секретарше главного редактора, за что та быстро отпечатала стихотворение за подписью Валентины Колесниковой - заведующей овощным магазином из Пензы, ударника коммунистического труда, заботливой матери и просто хорошего человека. Внизу был указан домашний адрес, который, надеюсь, запомнил правильно.
Единственное, я заменил несколько слов в тексте. Вместо 'Он тогда продал свой дом, продал картины и кров' я вписал: 'Продал он все, что имел, продал картины и кров'... Просто мне всегда казалось глупо, что Вознесенский упоминает одновременно и 'дом', и 'кров', ведь по смыслу это одно и то же.
Один из двух экземпляров текста я оставил себе, а второй вручил заведующей отделом рукописей, вкратце рассказав о поэтессе из магазина, впечатленной случайно прочитанной где-то историей художника Пиросмани. Не выпускавшая сигареты из накрашенных ярко-красной помадой губ женщина в возрасте под пятьдесят быстро прочитала стихотворение, потом еще раз, уже более вдумчиво, и наконец сипловатым голосом вынесла вердикт:
- Беру!
После чего мы вежливо распрощались и с чистой совестью я покинул издательство.
Кстати, что касалось третьих экземпляров книг 'Крейсера' и 'Печальный детектив', то они лежали дома, под присмотром Валентины. Еще перед отъездом мне в руки попали местные газеты 'Пензенская правда' и 'Молодой Ленинец'. Удивительно, но в те годы в периодике печатали прозу и даже стихи. Прозу, правда, перепечатывали с вышедших книг, а вот стишки публиковали даже местных авторов. Появилась идея, не попробовать ли предложить пензенским изданиям свои рукописи. Ну а что, известность на местном уровне лишней не будет. Чем больше про меня узнают людей - тем лучше!
Кстати, я одно время баловался стихами. Кое-что даже помнил наизусть. Но для публикации в периодической прессе вряд ли подойдут, например, стишки типа:
Мальчик с кухонным ножом
Отомстил обидчику
Ночью к спящему пришел
И порезал личико.
Или
Как-то раз решили дети
Поиграть в маньяков
Расчленен тупой ножовкой
Добрый дядя Яков
Не прокатит и вот такой 'черный юмор'
Если вены режешь хмуро
В ванне с тепленькой водой
Ты скорее всего дура
И страдаешь ерундой!
Ну а это?..
В глухом лесу срублю себе избушку
Поставлю ульи, взрою огород
И буду просыпаться под кукушку
Из года в год, из года в год, из года в год...
Потом от ЛЭП я кину проводочек
И вместо свечек лампочки вверну
Как явствует из этих емких строчек
Связь с прошлым не совсем перечеркну
Затем на крышу водружу "тарелку"
Чтоб телевиденье глядеть по вечерам
А не на чучело подбитой камнем белки
Которая живой была позавчера
А чтобы вовсе в скуке на зачахнуть
Я проведу в избушку интернет
И не успеете, ребята. даже ахнуть
Как сайт себе создам izbushka.net
Нет, ведь 'Тарелку' и Интернет в 1975 году еще не изобрели. Да и уединение главного героя в эпоху коллективизма не думаю, что сильно приветствуется.
Редакторам наверняка покажется мрачноватым стихотворение 'Эпитафия':
Придет и наш с тобой черед
Лежать под гробовой доскою
Вот только знать бы наперед
Кто вспомнит о тебе с тоскою
Кто на могилку принесет
Живой букет из белых лилий
И тихо над тобой всплакнет
Кусая губы от бессилья
А может, будешь ты лежать