Рафаэль Муссафир - Паршивка
— Что, Мишель?
— Все нормально с машиной?
— А что с машиной?
— Все нормально с твоей консервной банкой, Франсуаза? Где будем в этом году сливы собирать? У тебя на лобовом стекле?
— Почему?
— Потому что судебные исполнители, Франсуаза! Шесть тысяч на штрафы в этом году, черт!
— Мишель! Ты употребляешь грубые слова при ребенке, молодец, может быть, все-таки попридержишь, черт тебя возьми, язык!
Потом папа умолкает, как всегда, когда выносить безответственную жену становится выше его сил, и делает вид, что ловит раздраженным жестом муху над головой, словно Коломбо, который, собираясь покинуть комнату, вдруг с улыбкой оборачивается к подозреваемому номер один и спрашивает: «Кстати, госпожа Стивенсон, ваш богатый муж-миллиардер, обладавший миллиардами долларов, успел своей золотой ручкой внести изменения в завещание в день своей смерти от яда какого-то злодея, отравившего его для того, чтобы убить?»
Вечером, в восемь тридцать, вся семья усаживается полукругом перед телевизором, чтобы посмотреть «Елисейские Поля», передачу Мишеля Дрюкера.
Под торжественную музыку из своих «роллс-ройсов» с шоферами выходят одна за другой эстрадные звезды с высокими прическами.
Они приветливо машут в камеру, делая вид, что только что ее заметили, потом устремляются в студию, расположенную на Елисейских Полях.
Мишель Дрюкер делано смеется каждый раз, когда звезда шевелит мизинцем или сглатывает слюну.
Это не ускользает от мамы, которая, за неимением лучшего объекта, начинает издеваться над Мишелем.
Во время таких сборищ папа — капитан корабля.
Капитан корабля: деспотичный глава семьи, единственный обладатель пульта.
Пульт: прямоугольный предмет, удобно ложащийся в руку. Живет между подушками кресел, под диваном в гостиной или в кабинете. Пульт питается потом большого пальца и ладони. В противоположность тому, что думает капитан корабля, пульт дальше левой ягодицы своего хозяина не убегает.
— Франсуаза!
— Да, Мишель.
— Куда делся пульт?
— Как куда еще делся пульт?
— Черт подери, в конце концов. Я его когда-нибудь прятать начну. Иди, посмотри на кухне. Рашель!
— Чего?
— Пересядь отсюда, малыш, ты опять на пульте разлеглась, брысь, черт!
— ……
— Рашель, помоги мне, вместо того чтобы остава… Бенжамен! Бен-жа-мен!
— Чего еще, па?
— Смени-ка тон, старина. Надо что-то делать, быстро переверни диван и все подушки.
— Но, папа…
— Так, Бенжамен, мальчик мой милый, успокойся, понятно? Мне надоело убирать все, что вы тут набросали, беспорядок неописуемый, черт…
— Мишель! Ты весь дом вверх дном перевернул, может, заодно ты и подушки вспорешь?
— Отличная мысль, милая Франсуаза, неси ножницы!
— Мишель, у тебя с головой все хорошо?
— Да, очень хорошо.
— А это не пульт?
— А? Черт, действительно, в кармане у меня, черт, он тут… Хорошо, ладно, ладно…
Еще мы всей семьей любим следить за целой планетой, за нефтяными колодцами и за заатлантическими прическами, поэтому мы смотрим и «Даллас» тоже.
«Даллас» вошел в наш дом благодаря Надеж, поскольку ее сердце, как и сердца миллионов других французов, бьется в такт событиям «Далласа».
Надеж любит «Даллас».
Но, по мнению мамы, Надеж безосновательно ненавидит Джей Ар Ивинга:
— Надеж, в конце-то концов, так не годится, вам просто необходимо научиться отличать вымысел от реальности.
— Ох, сударыня, знать ничего не хочу, знать ничего не хочу, знать ничего не хочу!
Надеж действительно ничего не хочет знать, потому что, как говорит папа, ненависть съела ей все мозги.
Когда Надеж смотрит телевизор вместе с нами, в гостиной начинается представление. Побагровев от ярости, она грызет ногти:
— Ох! Ну, виданное ли дело! Ну, виданное ли дело! Ну, виданное ли дело! Ты и впрямь подлец, Джей Ар!
Особенно когда Джей Ар, очень довольный тем, что он насолил своему брату Бобби, потому что тот — настоящий идиот, говорит: «Хе-хе-хе».
— Надеж!
— Чего?
— Ты знаешь, кто к нам сегодня придет на ужин?
— Не-а!
— Кто-то, кого ты очень хорошо знаешь, Надеж…
— Кто ж это?
— Ха-ха-ха… Секрет!
— Красавчик подлец, что ли?
— Король негодяев, Надеж.
— Ух ты! Блин! Невиданное дело! Джей Ар?
— В точку, Надеж!
— Невиданное дело, невиданное дело, невиданное дело…
Я убеждаю Надеж в том, что под капотом в моторе в две лошадиные силы сидят две лошади, что трагедия в Чернобыле произошла по ее вине, потому что она не выключила газ, что галантин из свиных голов делается из остатков мозгов бабушки, и от этого она совсем спятила, что мой отец — это моя мать, что мой брат — это моя сестра, что моя мать — это ее отец.
— Ух ты? Блин! Невиданное дело! Невиданное дело! Невиданное дело!
После «Далласа» я иду спать. С постели я устраиваю несколько восходов и закатов на стене при помощи световой дуги от фонарика.
Я думаю, а вдруг мой муж сейчас, так же как и я, устраивает восходы и закаты? Хотя, может быть, у него уже борода и работа?
Интересно, смотрел ли он тоже «Даллас», думает ли он тоже, что Джей Ар — отличный парень, мужественно терпящий некрасивую, вечно пьяную жену, кретина-брата и такую идиотку-родственницу, как Памела.
В воскресенье утром дедушка будит нас круассанами и миндальным печеньем.
Дедушка не старый и не глухой.
Он — турок, но акцента у него нет.
Он еще красивый и хорошо танцует, в таком элегантном стиле.
И он здорово говорит на сленге.
Когда он был помоложе, он со своей телкой чадил цигарками у предков и работал как вол, зарабатывая шиши, бабло, мани-мани, гроши, зелень, капусту или грины, чтобы детенышам что-то сунуть в клюв.
С шести утра до шести вечера дедушка продает спецодежду. Он уверен в том, что если я буду так бегать, куколка моя, то могу попасть под сенокосилку и лишиться головы.
В магазине спецодежды у дедушки есть каталог с его спецодеждой, он называется «Спецодежда Абукир».
Манекенщицы в этом каталоге похожи на провинциальных дам в шиньонах, они гладят белье.
Наверное, грустновато быть манекенщицей для магазина не с проспекта Монтень, но в то же время манекенщицы, рекламирующие халатики для прислуги, которая убирается в квартирах девушек-манекенщиц с проспекта Монтень, тоже нужны.
Дедушка состоит членом в АБПУД. То есть в Ассоциации Борцов за Право Умереть Достойно.
Я, между прочим, предпочитаю просто не умирать.
У нас с папой есть проект создания новой ассоциации, АБСЛСПЖПКЕЗ: Ассоциации Борцов за Стремление Любыми Средствами Продлить Жизнь Потому что Кто Его Знает, пока мы живы, мы надеемся.
Дедушка говорит при помощи рук.
У него нет права голоса, потому что он турок, а его брат умер в Освенциме.
Дедушка всегда страшно пунктуален и не любит синагогу.
Он ужинает каждый день в шесть тридцать вечера.
В семь тридцать он уже в постели, если, конечно, не передают интересный футбольный матч.
Дедушка никогда не повышает голоса, если, конечно, не передают интересный футбольный матч: тогда он вопит «черт и дьявол, ребята»!
Еще дедушка любит скачки и хорошеньких женщин тридцати пяти лет.
В субботу вечером дедушке звонить нельзя. Он занят.
В гостиной у дедушки висит старая фотография, где он танцует со знаменитой коричневой дамой с бананами вокруг живота.
Дедушка любит повторять, что, если однажды у меня перед носом кто-то закроет дверь, мне надо лезть в окно.
Еще он говорит, что я должна это хорошенько запомнить, чтобы не забыть, когда его уже не будет.
Еще он говорит, помоги себе сам, и Бог поможет тебе.
Папа любит дедушку. Несмотря на то, что у них разные политические взгляды, и на то, что папа раздражается, когда тесть будит его по утрам в воскресенье.
Папа говорит дедушке, что Миттеран проходимец, врун, пройдоха и заговорщик, только и способный, что машины в Пти-Кламаре взрывать, а дедушка говорит, что, дорогой мой Мишель, возвращайтесь тогда в вашу старую добрую правую консервативную партию, поскольку прошлое уроком вам не послужило. Папа говорит, что вот и еще один довод, мой дорогой Морис, и не рассчитывайте на меня в смысле поддержки чиновника из Виши, Морис говорит, что нет, дорогой мой Мишель, назовите мне хоть одного чиновника из Виши, который затем принял участие в Сопротивлении, а папа заключает, что Миттеран был таким же участником Сопротивления, как он, папа, оперной крысой, и что какое счастье, мой дорогой Морис, что вы не имеете права голоса во Франции. Ну, тут уж вы перегибаете палку, дорогой мой Мишель, огорчается дедушка и, несмотря на последнее прозвучавшее оскорбление, предлагает дорогому своему Мишелю миндальное печенье. Ладно, без обид, говорит папа, конечно, отвечает Морис, до такого мы не докатимся, старина.
