Игорь Боровиков - Час волка на берегу Лаврентий Палыча
В общем, не зря сосед мой, Витька Пузейко, в Монреале десять лет прожил. Подписываться научился иностранными буквами, "Mr." перед именем изображать вместо "тов." и город Монреаль писать не по-нашему. А я вот всю эту херню перевожу. Планида мне такая в жизни, Александр Лазаревич, херню переводить. Всего-то разницы, что раньше это была ленькина херня в виде речи на открытии 26 съезда
КПСС, а нынче – витькина, в виде кляузы за ущерб его ногам и моральный. Однако, "раньше всё же лучше было, и, пожалуй, не сравнишь, как ты раньше шелестела, кровь, что нынче шелестишь", как сказал великий поэт. Оттого то я и пью, что, как выпьешь, так и кажется, что кровь шелестит, словно раньше…
… Итак, пью я вторые сутки шведскую водку Абсолют из русскаго граненаго стакана. Вернее, стаканА, который, друган мой, Всеволод
Васильевич Кошкин, по кличке Старикашка, спер специально для меня в самой грязной и подзаборной забегаловке у Тучкова моста, куда мы с ним и известным петербургским литератором Хохловым, зашли погреться, в ноябре прошлого года, за несколько дней до нашей с тобой встречи.
Мы тогда, как в юности, шлялись втроем по парадникам и задним дворам осенне мрачной Петроградской стороны, трескали там из горла питерскую водку "Красная Аврора", и я испытывал нечто вроде катарсиса.
Прямо передо мной, на сей раз наяву, а не во сне находились на расстоянии вытянутой руки те же самые тусклые лампочки, обшарпанные, замызганные стены ленинградских лестниц и задних дворов моего детства и юности. Было некое ощущение, словно я вопреки всем философским доктринам умудрился дважды войти в ту же самую реку, в мою собственную прошлую жизнь. Было понимание моей абсолютной принадлежности к этим стенам, лестницам, дворам, к этой реке времени, которая принимает меня дважды именно потому, что я тут свой среди своих.
И полутора месяцев не пройдет с того ноябрьского дня, как я буду так же хлебать водку из горла посреди Манхеттена вместе с Ленулей
Меклер. Вокруг нас засияют тысячи огней столицы мира, роясь бесчисленными отражениями в зеркальных гранях небоскребов. Ленка предстанет предо мной в шикарной норковой шубе, с огромной меховой муфтой, как носили дамы в 19 веке. И вот прямо из этой муфты мы с ней будем тянуть водяру посреди Таймс сквер среди веселой, праздничной стоязыкой толпы.
Но это будет другой мир и другая жизнь, протекающая среди не моих огней, улиц, домов, лестниц и стен. Жизнь, в которую я вошел чужим, непрошеным и случайным…
… По-моему это Платон как-то говорил, что всякий неодушевленный предмет имеет свою душу, воплощенную в идеале сего предмета. Если так, то не врал. Я точно чувствую, как у моего граненого стаканА его русская душа радуется и просит, когда я в него наливаю. А также совершенно явственно ощущаю (правда, только после третьей), как через душу сего стаканА сливается астрал моей собственной души с астралом великого народа, разбросанного по пивным и вытрезвителям от
Камчатки до Бреста.
Короче говоря, снова запил я, Шурик, и продлится на сей раз мое пьянство столько, сколько хватит у меня силы воли и финансовых средств. Но с силой-то воли у меня всё в порядке. Ее у меня не меньше, чем у семидесятилетней бабы Марфуты, бывшей соседки-алкоголички по моему дому, что был когда-то на улице
Плеханова в Перовском районе города Москвы. Помнится, однажды в начале 80-ых, выхожу я из квартиры, а бабка стоит на лестничной площадке, пошатывается, пьяненькая и веселая. Я ей говорю: "Что, баба Марфута, опять выпила?" А она мне отвечает жарким таким шепотом: Олех! Выпила я! Вот не поверишь, я, ежели, захочу, то могу и день пить, и два, и три, и чатыре, и пять, и няделю, и месяц!
Някто меня не остановит! Откуда у меня сила воли такая, а!?
Так что, за силу воли я не волнуюсь. А вот финансы меня беспокоят. Боюсь, что из-за финансов пьянство может меня резко бросить, дав под зад хороший пинок. Мол, нет денег, так и не хрен пьянствовать! Грустно у меня стало с финансами. Канада с нового двухтысячного года серьезно поменяла правила приема беженцев, и теперь они стали такими злыми и неприветливыми, что наши люди, вдруг, вот так разом, взяли, да прекратили сюда ехать и просить убежище. Как ветром сдуло. А я, ведь, в основном, только и жил за счет того, что переводил документы наших людей, которые объявляли себя здесь беженцами. Не стало их, не стало и денег. Совсем не стало. Помнишь, как один из героев петербургских то ли ментов, то ли бандитов говорит, что денег не бывает просто и не бывает ваще. Вот и у меня, похоже, уже пошло на "ваще", так что, пришлось с марта месяца презреть гордыню и сесть на велфер. А на велфере, увы, не разопьешься. Начинать же с нуля что-либо другое в 60 лет, да еще с моим врожденным пофигизмом и пассивностью, совершенно не реально.
Впрочем, как говорится, в каждом несчастье есть своя доля счастья. Моё же счастье в данный момент состоит в том, что я больше не должен переводить дичайший бред наших соотечественников, под названием "беженские истории", по сравнению с которыми, бывшие брошюры издательства АПН об успехах и доблестях строителей коммунизма кажутся образцом искренности и правдивости.
С так называемыми "беженцами" я проработал здесь в Монреале почти десять лет, стуча по клавишам компьютера и перекладывая на французский язык душераздирающие истории преследований, которыми они подвергались на родине. Как, например, описание трагической судьбы
Варвары Ивановны Мотыгиной из Сыктывкара, которая, по её уверениям, была чисто еврейского происхождения. И из-за этого факта только бегством и спасалась каждый раз от антисемитов, а те ежедневно бегали за ней по всему Сыктывкару и (цитирую Варвару Ивановну)
"колотили по лицу и телу руками". А она, бедная, от такой обиды,
"навзрыд плакала глазами".
Правда, с доказательствами её еврейства у Варвары Ивановны было не густо. Единственным подтверждением являлось знание ей слов
шлимазл и тохас. Откуда бы я знала такие слова, если бы не была еврейкой?! – спрашивала Варвара Ивановна честно и открыто глядя на меня своими водянистыми чухонскими очами. И я с ней соглашался, мол, действительно, откуда бы?
Или трагический случай, изложенный беженцем из Израиля Юрием
Семеновичем Шехтманом, которого местные русофобы однажды избили и прогнали из бассейна, требуя при этом, чтобы он (по словам Юрия
Семеновича) "убрал оттуда свое грязное русское необрезанное тело".
Больше всего, помнится, Юрий Семенович боялся, что на слушании потребуют расстегнуть ширинку, вынуть необрезанное тело и предъявить. Потому как подобного тела не имел.
Не придется мне больше облекать во французскую форму незатейливые слова, которыми человек по клички "Поцифист" изобразил свои страдания в государстве Израиль. А, вот, фамилию его я забыл. Помню только, что экземпляр был музейный, такой же редкости, как плачущий большевик: еврей-тракторист с четырехклассным образованием из
Херсонской области. Уехал же он из Израиля, чтобы в армии не служить. Я ему и говорю: "Скажи, что ты пацифист". Он переспрашивает испуганно: "Поци шо?" Так и остался в памяти как "поцифист", автор гениально-лапидарного текста истории своих преследований, поданной им в комиссию по беженцам (орфография подлинника):
Я там у них (имеется в виду херсонский совхоз – примечание мое) работал на тракторе а трактор сгорел А они мне ишо говорят какие у них трактора. Приехал в Израиль думал буду жить как человек а мне в комнату влетел снаряд. Шоб вам так жить А мне говорят бери ружжо иди стрелять арабов. А мне это надо?
После того, как я доходчиво объяснил ему основы пацифизма, он к тексту приписал следующее: Потому шо я поцифист и не могу брать в руки оружье шобы стрелять с ниво.
В таком виде его история и ушла…
… Только что сейчас пропустил рюмашку, и мысль меня посетила, что я несправедлив. Хорошо так рассуждать, имея канадское гражданство плюс московскую прописку с квартирой в Москве. Когда-то их аж две было, но свою Перовскую хибару я продал еще в 95 году, а деньги мы с Надькой пропили. А тут сколько встречалось мне людей, русских из Средней Азии и Закавказья, которые, чтобы приехать сюда бросили абсолютно все, и если здесь обломится, то деваться им просто некуда. Совсем некуда. Посадят их в самолет, выкинут в Шереметьево и
– бомжуй, подыхай под забором! А подлое государство, отправившее под звуки маршей их отцов и дедов на "освоение целинных земель", вывеску сменило и теперь ни за что не отвечает. Мол, мы вас никуда не отправляли, нам до вас дел нет, так что подите с глаз долой!
Ну и, естественно, накручивают они ужасов в своих историях. Ради собственного спасения, между прочим, накручивают! И не мне их судить. Выпью-ка я лучше за то, чтобы все у них здесь получилось, и зажили бы дети и внуки бывших целинников нормальной человеческой жизнью, принося радость себе и стране, принявшей их, поверившей в их вынужденное вранье… Ну, вздрогнули, за успех вселенских бродяг, коим просто податься некуда!…
