Журнал «Новый Мир» - Новый Мир. № 11, 2000
На летучку с опозданием шел. Страсти там уже кипели.
— Нассы ему в постель! — кричал МБЧ. Надеюсь, это относится не ко мне?
Когда я скромно сел, на меня демонстративно не смотрели. Наказывали? Видимо, напортачил что-то во сне?.. Точно!
— Ну как наши дела, Сергей Васильич? — Даже не глядя в мою сторону, МБЧ обращался только к Ездунову. — Что-нибудь есть?
Своего друга Жоза утром, протрезвев, сюда не позвал! Хитер!
— Так нет же! — с отчаянием произнес Ездунов. — Ночью, правда, на «тягуне», на склоне, оторвалась от состава цистерна с цементом, к нам пошла… но на вираже с обрыва на…вернулась. Оттуда ее не вытянешь!
Все вдруг поглядели на меня. Все-таки я, видимо, Федор Гладков, автор романа «Цемент». Нет, помню, там есть одна хорошая сцена, как Глеб, вернувшись из армии, пытается овладеть своей женой. Но про цемент ничего не помню… а про уголь там точно нет!
— Не слушайте вы их! — почему-то перейдя со мною на «вы», звонко выкрикнул Кир. — Мы тут за духовное возрождение боремся! Духовное — и только!
— Ну, духовное, ясно дело… но с наполнением, — смущенно произнес Ездунов.
— Так если ты готов… — МБЧ радостно глянул на меня.
— К чему?
— Ну, духовно возрождаться. Сам-то ты хочешь?
— …Да.
— И когда думаешь?
— Как это можно знать? — спросил я.
На это МБЧ нетерпеливо махнул ладошкой:
— Херня! Петро, у тебя все готово?
Чубатый Петро, мой давний друг по застенку, ретиво вскочил:
— Все готово, Марат Иваныч! — Он нырнул по локоть в свой пузатый портфель и вдруг выхватил оттуда… какую-то портянку и гордо продемонстрировал. Ужас поднимался почему-то снизу вверх и достиг лица. Оно как-то одеревенело… Полотенце! То самое, которым мне умелец Гера-уголовничек делал «компресс», после чего меня долго было не узнать. Но зато потом было Дуновение… Универсальный метод? Я глядел на короткое вафельное полотно… даже выпуклости моего лица сохранились! Стереоплащаница.
— Это теперь главный имиджмейкер тут… Работайте! — МБЧ деловито вышел.
Петро подошел ко мне с некоторым стеснением и одновременно — гонором.
— Вам, наверное, не нравится, что это мы, опять мы, всюду мы… Но если серьезно глянуть, то кто ж еще?! — Он поднял полотенце. — У нас же хранится все! Где-нибудь еще, вы думаете, сохранилось бы это, да еще в таком состоянии? — Держа за кончик, он слегка повертел изделие, демонстрируя выпуклости. — Даже сам Сахаров признавал, — с гордостью добавил он, — что наша организация — наименее коррумпированная. А информации у нас уж побольше, чем у прочих! Так что кому же, как не нам? — Он умолк, все еще слегка обиженный. Возле нас сгрудились участники совещания. Вот — два приятных молодых интеллигентных бородатых лица. Вселяют буквально надежду!
— Мы восхищаемся вами!
— А… кто вы? — смущенный таким успехом, спросил я.
Познакомились. Степан Шварц и Иван Шац, умы из Костромы. Стали рассказывать, как еще в самое темное время, в гнусном-прегнусном НИИ, под тайным покровительством академика Мамкина ночами работали над тем, что строжайше марксизм запрещал, — соединяли духовное с материальным. Тогда им, ясное дело, не дали развернуться. Теперь тоже, и материальное обеспечение уже не то, и к духовному интерес у населения угас, но они упорно продолжают работу, даже в этих скромных условиях проводят опыты, и кое-чего уже удалось добиться. Во-первых, вывести в колбе ушастую змею-козюльку, почему-то на редкость ядовитую (видимо, тяжкое наследие ВПК), а также воспитать плеяду говорящих ежиков, которые непрерывно молотят всякую чушь. Но… опыты продолжаются.
Искренне поздравил их.
— Разрешите… с вами сфотографироваться? — произнес Степан Шварц.
— Ну зачем же, — проговорил я, — у меня все, собственно, в прошлом…
— За нами будущее! — шепнул мне Шац.
— Ну… пожалуйста. — Я приосанился.
— Только у нас просьба…
— Да.
— Не могли бы вы… в этом быть? — Иван кивнул на повязку в руках Петра.
— …В этом? — Я вздохнул.
Так вот их, оказывается, что волнует! Не лично я, а моя «ролевая функция» — так, кажется, это называют? Но ради них, молодых романтиков, на все пойду.
— Ладно, давайте… Только, наверное, можно не мочить? — спохватился я.
Петр уже мочил повязку в фонтане.
— Ну как же не мочить-то? — воскликнул счастливый Петр. — Сухая она на вас и не налезет. Только мокрая! После, ссыхаясь, стягивается. В этом вся идея!
Идейный товарищ! Стряхивая излишнюю влагу, зашел сзади. Стал натягивать. Бр-р-р! Я торопливо — не забыл, оказывается! — языком проверил дырочку для рта. Стянуло пока не очень сильно… Пока! Наступила тьма.
— Ну вот так примерно. — Петр отошел. Судя по голосу, он любовался мной, точней — своей имиджмейкерской работой.
— Ну так давайте же! — с некоторым нетерпением произнес я.
Рука одного молодого новатора легла на плечо. Ну а второй где же? Поодиночке решили? Вспышка даже сквозь тряпку ослепила меня.
— Спасибо!
Другой новатор прилег на другое мое плечо. Вспышка.
— Ну спасибо вам!
Ушли к своим ежикам.
— Все… снимайте. — Я покрутил головой, ища Петю.
— Ну, смотрите… второй раз так удачно не ляжет! — обиделся Петр.
— А чего… смотреть-то?
— Вас вообще сегодня многие ждут!
— Многие? — удивился я.
— Мы вообще-то с народом работаем! — Обида прочно, кажется, укоренилась в нем. — Если вас это не интересует…
Главное тут, похоже, — угодить ему.
— Ну хорошо… А… где?
— Да тут… — Судя по движению воздуха, он засуетился. — Да мы с вами такого наделаем! — радостно сказал он. — Понимаете, главное в нашей работе — имидж. — Он бережно прикоснулся к полотенцу. — Создать его нелегко, — снова в нем заиграла гордость, — а разрушить, особенно в наши дни…
«Когда нет ничего святого», — должно, очевидно, следовать за этим?
Он уже меня куда-то бережно вел.
— Тут осторожней, пожалуйста!
Опять мне за всех отвечать! Хотя Петр вроде все знает наперед (или — на назад), но надо, я думаю, его подкорректировать…
Сели на что-то мягкое. Аромат бензина. Качнуло сначала назад, потом вперед.
— Куда едем-то?
— К морякам, военным.
— Ого!
— Вот тебе и «ого»! — проговорил Петр ликуя и на радостях перейдя на «ты».
Зачем военные моряки-то?.. Революционные матросы? Видать, Петро сразу решил взять за рога ситуацию в регионе.
Имидж только зверски болит!
— Можно сказать — земной шарик держат в руках! — с треском переключая скорости, сообщал Петр. — А зачем — не знают!
Придется им объяснять?
— Зажмурься теперь!
— Зачем? Повязочки мало, что ли?
— База секретная все-таки!
— А.
Соленым ветром подуло, потом обрезало. Вошли в какое-то помещение, поднялись по крутой лесенке… видно, на сцену.
— Волнуетесь?
— Да.
Громогласное объявление по трансляции: «Всем свободным от вахты собраться в зале. Приехал лектор». Сразу уж — лектор! Пытался волосики, которые из-под полотенца торчали, слегка пригладить.
Гулкий зал. Шум — как волны. Петро стал рассказывать морячкам, что я как бы железная маска, которая поклялась вечно (?!) носить повязку, напоминающую ей (мне?) про годы (?!) унижения и позора (?!), испытанные мной при прежнем режиме. Но сегодня, в такой день, она (я?) решилась снять повязку и показать свое лицо. Жидкие аплодисменты. Торжественно смотал с моего лица портянку. Аплодисменты еще более жидкие. Судя по сбивчивым Петровым объяснениям, все, похоже, надеялись бабу увидеть. Ничего, поправим.
В зале негусто совсем сидят матросики, в основном в отдалении, в полутьме, — к лектору вовсе не рвутся. Все в будничных, застиранных, серо-голубых фланелевых робах (сам на флоте служил), на левом кармашке пришиты тряпочки с указанием БЧ — боевой части, — на корабле их несколько. Впереди только один матросик сидит, бледно-рыжий, БЧ-2. Это, кажется, радиолокационная?
— Савелий! Ты чего вперед вылез? В артисты метишь? — цеплялись к бледно-рыжему, он бойко всем отвечал: чувствовалось, что он у них лидер и клоун по совместительству, поэтому выставился.
Глядя на него, я начал рассказывать, как десять лет назад тут в тюрьму загремел, правда ненадолго. И направили меня в «пресс-хату», чтоб уголовники из меня выбили нужные показания. Но главный там, Гера, вдруг проникся ко мне и решил не бить, а «компрессик» сделать — вот этим полотенчиком. Лицо как бы все избитое, но кости целы. Так что и там хорошие люди оказались!
— Так ты за Геру нам тут агитируешь? — встал в глубине зала мичман, видимо воспитатель.
И Петро крякнул испуганно: не на того работаешь!
— Нет. С Герой я вам встречаться не советую!
Смешки в зале — уже в мою пользу.
— Тем более в роли губернатора!
Хохот. А у меня ужас: Гера узнает наверняка, что я выступил против него, — и «имидж» мой доработает до точки! Но — надо сказать!
