Анатолий Гладилин - Тень всадника
Позже коварный внешний мир воплотился в столичного Знаменитого Актера, 3.А. (мужественно скрывавшего под маской неизменной веселости свои многочисленные хвори). 3.А. преследовали поклонницы, самоуверенные московские шлюхи, но Дженни пробилась и через этот заслон (воля, собранность и женская сила, которую в себе она уже почувствовала), и 3.А. нахально звонил в деканат Первого медицинского института и вежливым голосом просил: "Будьте добры позвать... это 3.А. из Театра Сатиры". И надменные секретарши деканата резвым галопом скакали по коридорам и разыскивали ее, никому не известную (и разом ставшую известной) первокурсницу.
В Рижский медицинский ее не приняли по банальной причине: пятый пункт, квота на евреев была исчерпана. В шестнадцать лет остро переживают явную несправедливость. Но вместо того, чтобы обидеться на весь свет и целый год бить баклуши в привычной рижской молодежной компании, Дженни рискнула - поехала в Москву и прошла по конкурсу в Первый медицинский. (Рискни! - стало ее девизом.) Смехотворная стипендия, комната в общежитии на шесть коек и прочие атрибуты райского студенческого быта Дженни не устраивали. Существовать за счет родителей она принципиально не хотела. Брать деньги у мужиков было бы унизительно. Любимая заставка советских кинематографистов: крупным планом дверь с надписью: "Нет выхода". Только не для Дженни. Прокрутив несколько операций с импортными тряпками, она быстро разобралась в обстановке. Зарегистрировала кооператив, сняла подвал, купила машины и засадила своих студенток за работу. По ее эскизам студентки с утра до ночи кроили и шили "импортные" маечки и брюки, а Дженни развозила по торговым точкам дефицитный товар. Трудовой коллектив вкалывал с энтузиазмом, ведь такие деньги никому не снились. Дженни переселилась в двухкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной, приобрела подержанный "фольксваген"-пикап и начала подрабатывать как маклер сдачей московской жилплощади иногородним.
Страна, разбуженная перестройкой, слабо шевелилась, никто толком не знал, что можно и что нельзя. Подпольные миллионеры, имевшие горький опыт общения с ОБХСС (не путать с КПСС!), пока не спешили высовываться. Желторотая молодежь, будущие дерзкие кидалы и мастера офшорных фокусов, еще не понимали, что выгоднее - рэкет или покер? - и куда податься - в фирмачи? хохмачи? трепачи или циркачи? - и какая разница между дилером и киллером?
Дженни рисковала, но не зарывалась. Снимала пенки. По ее мнению, жаловаться на отсутствие денег могли лишь лентяи и идиоты. Никогда больше она не чувствовала себя так вольготно в финансовом отношении, как в период московской учебы. И училась еще заочно во ВГИКе!
Спрашивается: откуда столько энергии? Пожалуйста, спрашивайте.
Сама Дженни не спрашивала, энергия ее была естественная, как дыхание.
"Очень целеустремленная девочка", - говорили все вокруг.
Родители, обеспеченные рижские врачи, далекие от политики, на которых вроде ничто не капало, сообразили, что ради блага их дочери они должны переехать в другие края, где все стабильно и удачная инициатива приносит твердые дивиденды. Родина вечно зеленых помидоров в любой момент могла крутануться в обратную сторону, и опять возникнут проблемы с пятым пунктом, а частных предпринимателей посадят... ну, не в тюрьму, надеемся, дочке повезет, посадят на зарплату в 85 рэ. Корыстные мотивы? Не только. Остались в памяти рассказы бабушки, свидетельницы того, как в ее захолустное местечко ворвалась конница Петлюры и порубила всех евреев мужского пола, мирно читавших Тору в тени придорожных деревьев. Таким образом, Дженни внутренне была готова к перемене климата. Однако в еврейском дружном семействе если что стабильно, так сложности: то дед заболел, то бабка, то тетка разводится, то жена дяди не дает разрешения, то младшая сестрица Дженни укатила с грузинским мальчиком на Кавказ - ищи ветра в поле! И потом, межпуха намыливалась в Израиль, а тут появился Джек, совпало много обстоятельств, и Джек, как и подобает боксеру, резким ударом отправил Дженни в глубокий нокаут, в Америку.
Более всего поражало саму Дженни, что в Лос-Анджелесе она утратила свои честолюбивые планы, превратилась в обыкновенную бабу, спряталась в скорлупу семьи и была счастлива, особенно когда родилась Эля. Такая метаморфоза с ней, с Дженни! А еще ее называли целеустремленной девочкой! На диком московском западе ее подружки, робкие ученицы, вышли на дорогу большого бизнеса. Правда, раздавались и ночные истерические телефонные звонки и знакомый голос плакал в трубку: "Меня обобрали до нитки, прокрутили на пятьдесят тысяч долларов!" Короче, когда Дженни пыталась заводить разговор на тему: где прошлогодний снег, боксерская реакция Джека сразу сбивала ее с ног:
- Скажи спасибо, что я тебя увез оттуда. Ты начинала в вегетарианский период. С твоим характером сейчас тебя бы пристрелили или изуродовали.
И Дженни понимала: Джек, пожалуй, прав.
Что же касается обстоятельств, имеющих скверную тенденцию совпадать, то к тому возрасту, когда ее могли избрать депутатом Верховного Совета (21 год), Дженни убедилась: мальчики ее поколения приятны в постели, забавны на вечеринках, но... полная пустота и ничтожество. Употребить очередную телку, на халяву заработать сто долларов, сесть в иномарку, напиться вусмерть в ресторане - предел их мечтаний. Более того, в компании своих сверстников Дженни становилась такой же, как и они. Ее заносило. Не два-три вздыхателя, вокруг нее должна была клубиться вся улица, вся тусовка! Однако романтические чувства из мезозойской эры ее предков считались смешными, мальчики клубились охотно, когда чувствовали запах свежесорванной клубнички. Короче, дорогой мой профессор Энтони Сан-Джайст, вряд ли я расскажу тебе все мои подвиги, ибо случалось, что твоя целеустремленная девочка вела себя как девочка легкого поведения ограничимся этим эвфемизмом. И вопрос не в том, кто кого употреблял - у Дженни на этот счет была своя теория, - просто Дженни поняла, что ее натуральное окружение - замшелое болото, в которое можно погрузиться и не вылезти. Еще один довод в пользу Калифорнии, где солнечные дни одиннадцать с половиной месяцев в году.
Роман с 3.А. открыл ей какие-то вещи в ней самой, или, скажем так, ее настоящий человеческий умственный потенциал. Роман был обречен заранее. Тривиальная ситуация: неглупая жена, позволяющая мужу прыжки в сторону и умело игравшая на семейной привязанности и его любви к ребенку. И слишком много славы. И слишком много профурсеток вокруг, ждущих удобного момента запустить руку в его брюки. Разумеется, Дженни нравилось появляться с 3.А. в престижных домах, на концертах и в театре и слышать со всех сторон восторженное "ах", и ощущать на себе завистливые взгляды. 3.А. был слаб, капризен, мнителен, но личностью - совсем другой интеллектуальный уровень. Личность, величина, человек иного измерения - таких теперь нет, вымерли, как мамонты. За ним хотелось тянуться, учиться всему, в том числе и душевной щедрости, размаху. Самое интересное: он ее не подавлял, она чувствовала, что соответствует ему, что его слабость компенсируется ее силой, и сложись жизнь иначе, они бы составили идеальную пару.
Когда он упал на сцене и после лежал в больнице, так и не приходя в сознание, его друзья, дежурившие у изголовья, впустили Дженни в палату. Они помнили, что она для него значила. Она плакала над ним и (признаться или нет?) оплакивала себя. Она думала, что теряет последний шанс. Ведь окажись она в адекватной себе компании, кто знает, может, и она бы стала значительной личностью, кем-то вроде Голды Меир или Софьи Перовской.
Джек (тогда еще Джек Лондон) козырнул картой. Географической. И он был старше ее на 15 лет. Значит, по логике, она попадала не только в другую страну, но и в другую среду. Особых иллюзий в городе Грез Дженни себе не строила. Внешне она не соответствовала американским стандартам (голубоглазая блонда, рост 180 см, причем полтора метра приходятся на ноги), около нее не затормозит красный "феррари" и известный режиссер не позовет: "Хэлло, бэби, я хочу тебя снимать в кино". Такие номера откалывали в Москве третьестепенные киношники, и кончалось, естественно, тем, что девочку не снимали, а с девочки снимали. Однако по теории вероятностей где-нибудь в десяти милях от Голливуда вполне мог иметь место какой-нибудь вшивый коктейль, и какой-нибудь (нибудь - второй смысл: не быть?) старый приятель Джека, сменивший боксерские перчатки на... Осветитель? Оператор? Администратор? Козел-каскадер в телеогороде? И вот светская беседа о погоде плавно заворачивает на профессиональные творческие темы (скандал на съемке, который закатила N, звезда секс-поп-рока) и приятель Джека, заинтригованный эрудицией Дженни (все-таки ВГИК, факультет кинокритики!), небрежно роняет: "Позвони мне, деточка, в контору". И если бы Дженни зацепилась хоть четвертой ассистенткой пятого помощника, то дальше благодаря воле, энергии, целеустремленности - она бы вышла со временем на определенный уровень, она бы поднялась по этажам. Режиссер? Гм... проблематично. Пресс-атташе? Возможно. Менеджер? Да! Человек, к которому прислушиваются звезды и мимолетные кометы голливудского небосвода. Ведь от нее бы зависело, какая завтра будет погода.
