Трейси Шевалье - Прелестные создания
Уже тогда я даже не вспомнила о том, что на самом деле крокодила нашел Джозеф. Вероятно, так и должно было быть, если учесть его застенчивую натуру, которая не позволяла ему поправлять людей, когда они говорили о той твари как о находке, принадлежащей исключительно Мэри.
Лорд Хенли знал об Эннингах, потому что Ричард Эннинг продал ему несколько экземпляров окаменелостей. Однако он не принадлежал к тем, кто мог бы пойти к ним в мастерскую, и был явно разочарован, что череп находился не в коттедже Морли, который представлялся ему более приемлемым местом для нанесения визита.
— Пусть они доставят его мне, чтобы я мог его осмотреть, — сказал он, вскакивая на ноги, словно внезапно осознав, что теряет со мной свое время.
Я тоже встала.
— Он довольно тяжел, сэр. Разве Деи не сказали вам, что этот череп составляет четыре фута в длину? Они достаточно потрудились, доставляя его от Церковных утесов на Кокмойл-сквер. Эннинги, конечно же, не одолеют подъема к поместью Колуэй-Мэнор.
— Четыре фута? Великолепно! Завтра утром я пришлю за ним свой экипаж.
— Я не уверена… — Здесь я себя прервала.
Мне было неизвестно, что собираются делать с черепом Мэри и Джозеф, и я решила, что будет лучше не говорить за них, пока я не узнаю их планов.
Лорд Хенли, казалось, полагал, что может заявить свои права на этот экземпляр. Возможно, так и было — утесы, где он был найден, находились на землях Хенли. Однако ему следовало заплатить охотникам за их работу и за их умение находить окаменелости. Мне не нравилась позиция коллекционера, который платит другим, чтобы они находили экземпляры, которые он бы выставлял как свои. Заметив жадный блеск в глазах лорда Хенли, я дала себе слово обеспечить Мэри и Джозефу хорошую цену за их крокодила, ибо знала, что он предпочтет иметь дело со мной, а не с Эннингами.
— Я поговорю с Эннингами и выясню, что можно будет сделать, лорд Хенли. В этом можете быть уверены.
Когда он ушел, а Бесси стала подметать ту грязь, что он после себя оставил, Маргарет спустилась в гостиную, и глаза у нее были красные. Она уселась за фортепиано и стала играть меланхоличную пьесу. Я потрепала ее по плечу, пытаясь хоть как-то взбодрить:
— Не печалься, сестрица.
Маргарет перестала играть и повела плечом, сбрасывая мою руку.
— Ты не знаешь, что я чувствовала. Если тебе не хочется выходить замуж, то это еще не повод считать, будто твоя сестра тоже мечтает остаться старой девой!
— Я никогда не говорила, что не хочу замуж. Просто мне никто не удосужился сделать предложение. Теперь я смирилась с этим, живу сама по себе. Думала, что и ты тоже перестала его вспоминать.
Маргарет снова заплакала. Я не могла этого вынести, потому что она заставила бы заплакать и меня, а я никогда не плачу. Оставив ее, я укрылась в столовой наедине со своими образцами. Пусть ее утешает Луиза, когда вернется.
Позже в тот день я воспользовалась визитом лорда Хенли как предлогом пойти на Кокмойл-сквер. Мне хотелось обсудить с Эннингами его визит к нам, неподдельный интерес к находке, а также выяснить, что именно нашла Мэри на взморье, потому что она говорила мне о своем намерении поискать крокодилов скелет. Придя туда, я первым делом направилась в кухню, чтобы поговорить с матерью Мэри. Молли Эннинг стояла у кухонной плиты, помешивая какое-то варево, запахом походившее на бульон из бычьих хвостов. Младенец тихо хныкал, лежа в ящике в углу кухни.
Я положила на стол сверток.
— Бесси замесила слишком много крутого теста для печенья, испекла его и полагает, что вы, возможно, не откажетесь от некоторой части, миссис Эннинг. Здесь еще круг сыра и кусок пирога со свининой.
В кухне было холодно, огонь в плите едва горел. Мне следовало бы прихватить с собой и уголь. Я, конечно, не стала говорить ей о том, что Бесси испекла это печенье только но моему настоянию. Какие бы трудности Эннинга ни испытывали, Бесси им не сочувствовала, считая — как, полагаю, считалось и в других добропорядочных домах Лайма, — что мы, общаясь с ними, роняем свое достоинство.
Молли Эннинг пробормотала слова благодарности, но взгляда не подняла. Я знала, что она обо мне невысокого мнения, поскольку я для нее была воплощением того, чего она никак не желала для своей дочери: незамужней девицей, помешанной на окаменелостях. Я понимала ее страхи. Моя мать тоже не пожелала бы мне такой жизни — равно как и я сама несколько лет тому назад. Однако теперь она представлялась мне не столь уж скверной. В некоторых отношениях я была гораздо свободнее тех дам, что вышли замуж.
У матери Мэри, высокой худосочной женщины, чепец был неряшлив, а некогда белый фартук давно приобрел серый оттенок. Из десяти детей, которых она родила, выжили только трое, и один из них — младенец в углу — не производил впечатления пышущего здоровьем крепыша-карапуза. Казалось, что долго он не протянет. Я огляделась, ища няню или служанку, но там, разумеется, никого не было. Заставив себя подойти к ребенку, я слегка потрепала его, из-за чего малыш только сильнее расплакался. Никогда не знала, как обращаться с младенцами.
— Оставьте его, мэм, — сказала мне Молли Эннинг. — Если ему уделять внимание, будет только хуже. Скоро он и так успокоится.
Я отошла от ящика и огляделась, стараясь не обнаруживать своего смятения из-за убожества помещения. Кухня обычно являет собой самую гостеприимную часть дома, но у Эннингов ей недоставало уютного тепла и ощущения обеспеченности, которые поощряли бы желание там задержаться. Колченогий обшарпанный стол, три стула возле него, буфет с несколькими щербатыми тарелками — вот все, что у них было. На столе не было ни хлеба, ни пирожков, ни кувшина с молоком, как в нашей кухне, и я ощутила внезапный прилив чувства благодарности по отношению к Бесси. Сколько бы она ни ворчала, но кухня у нее всегда была полна съестного, и это изобилие порождало уют, пронизывающий весь коттедж Морли. Атмосфера уверенности, которую она создавала, была тем, что мы, сестры Филпот, видели изо дня в день у себя в доме. Если же ее у вас нет, то, наверное, под ложечкой сосет так же, как от настоящего голода.
«Бедная Мэри, — подумала я. — Целый день провести на холодном взморье и вернуться вот в такую обстановку».
— Я пришла, чтобы повидаться с Мэри и Джозефом, миссис Эннинг, — произнесла я. — Они где-то поблизости?
— Джо сегодня получил работу на мельнице. А Мэри внизу.
— Вы видели тот череп, что они принесли вчера со взморья? — не удержалась я от вопроса. — Крайне необычная вещь.
— Не было времени.
Молли достала из корзины кочан капусты и принялась с яростью его шинковать. Главной ее чертой были руки, хотя совсем не такие, как у Маргарет с ее легкомысленными жестами. Руки Молли были заняты работой: что-то помешивали, вытирали, отчищали.
— Но он же здесь, внизу, — настаивала я, — и очень даже стоит того, чтобы на него взглянуть. Вы можете это сделать прямо сейчас, а я присмотрю за супом и за ребенком, пока вы ходите.
— Это вы-то присмотрите за ребенком? Хотелось бы мне такое увидеть, — фыркнула Молли Эннинг. Ее смешок заставил меня покраснеть.
— За этого крокодила они, как только его отчистят, получат очень хорошую плату. — Я заговорила о черепе в том единственном ключе, который, я знала, мог ее заинтересовать.
И в самом деле, Молли Эннинг подняла наконец взгляд, но ответить не успела — по лестнице, топоча башмаками, поднялась Мэри.
— Вы пришли, чтобы увидеть крока, мисс Филпот?
— И тебя тоже, Мэри.
— Тогда пойдемте вниз, мэм.
На протяжении тех лет, что мы прожили в Лайме, я много раз бывала в мастерской Эннингов: чтобы заказать Ричарду Эннингу очередной шкафчик или чтобы отдать Мэри какие-то экземпляры на чистку или забрать их, хотя чаще она сама приходила ко мне. Пока Ричард Эннинг изготовлял шкафы, это помещение являло собой поле битвы между стихиями, представлявшими две стороны его жизни, — деревом, которым он зарабатывал на пропитание, и камнем, в котором удовлетворял свой интерес к природному миру. В одной стороне комнаты у стены все еще громоздились штабеля древесины, тщательно обработанные рубанком, а также фанерных полос меньшего размера. На полу, засыпанном древесной стружкой, там и сям стояли банки со старым лаком и лежали разные инструменты. За месяцы, прошедшие после смерти Ричарда Эннинга, в этой части мастерской мало что изменилось, хотя я подозревала, что Эннинги продали часть досок, чтобы купить еду, и вскоре продадут все остальное, включая инструменты.
В другой стороне комнаты находились длинные полки, заваленные скальными обломками, которые заточали в себе экземпляры, еще не высвобожденные молотком Мэри. Кроме того, на полках и на полу, вне какого-либо порядка, который я могла бы различить в тусклом освещении, стояли разномастные клети с обломками белемнитов и аммонитов, камней со следами от рыбьей чешуи и многих других образчиков недоделанных или низкокачественных окаменелостей, которые никогда не будут проданы.
