Александр Громов - Жара. Терпкое легкое вино.
— Вот… — начал опять было он. — Как сестра…
— Скорее уж — дочка, — поправила Юлька и вынула из застывшей валеркиной руки стакан: — Ты бы не пил сегодня больше.
— Да… — согласился Валерка. — Что-то у меня крыша и правда… Я ведь, вообще-то, не пью, — пояснил он Николаю.
Николай улыбался, улыбался как-то плутовато, словно все про всех знал, и, подняв свой стакан, чокнулся с Юлькой. И они выпили.
— И мне налейте, — сказал Валерка.
И с той же улыбкой Николай налил, а Юлька почему-то на этот раз ничего не стала говорить, про то, что ее мужу на сегодня хватит. А Валерка после выпитого стакана раскис окончательно, и Юльке стало неудобно сидеть у него на коленях, и она пересела на диванчик промеж мужчин. И, естественно, она невольно — ну до чего невелик диванчик — коснулась и даже как-то облокотилась — а, впрочем, чего врать, — прижалась к Николаю, а Николай вдруг нахмурился и попробовал чуть отодвинуться и от распущенных волос, и от обнаженных ног, и от локтя, вдавившегося ему в бок, ну конечно, ему просто стало неудобно. Но попробуй-ка далеко отодвинься на таком маленьком диванчике. И что было Валерке в свое время не вытащить с завода еще одно сиденье. А Юлька рассмеялась, и смех ее получился чересчур громким, и было совсем непонятно, почему она так рассмеялась, уж не потому ли, что Николай чуть не упал с диванчика?
— Сегодня такая ночь! — сказала Юлька. — Давайте еще выпьем. И я хочу выпить за нашего гостя. Сегодня так было здорово!
И тогда Николай стал рассказывать разные истории, а историй он знал невероятное множество, и это, безусловно, были самые развеселые истории, потому что Юлька смеялась чуть не до истерики, ее так разобрало, что она сгибалась от смеха, и откидываясь порой на спинку диванчика, нечаянно падала к Николаю на грудь, а иногда, забывшись, стучала рукой по его коленке. Да, Николай знает много забавных историй.
— Я спать пойду, — вдруг сказал Валерка. Он и впрямь выглядел жалко, голова его свесилась и чуть не тыкалась в сложенные на коленях большие ладони с длинными пальцами.
— Пойдем, — Юлька поднялась и поддержала мужа под руку, как же ей теперь было неудобно вести его на своих каблуках-шпильках, но что же — она сама их надела, и она сама наливала мужу вино, так что же?
Николай остался один, он налил себе еще стаканчик — вино было действительно неплохое: терпкое и легкое, приятное вино прошлогоднего урожая. И ночь где-то на окраине вселенной, и бывшее полчаса назад видение женщины в лунном свете, у нее были распущенные волосы и красивые голые ноги, и она провернулась на них волчком и спросила: «Ну как?». Это все вино, терпкое легкое вино. Ну а что же тут сидеть дальше… Нет, глупо думать, будто он ждет, что видение повторится, нет, просто сегодня такая ночь!
Юлька вернулась минут через десять, теперь на ней простой халат и поверх наброшенная куртка, в которой раньше сидел муж. На этот раз она села на диванчик с краю так, чтобы не причинять Николаю неудобств.
— Выпьешь? — спросил Николай, он перестал хмурится и снова улыбался, кажется, его что-то развлекало.
Юлька качнула головой.
— Нет, — и спросила: — А закурить у тебя есть?
Николай достал сигареты, поднес зажигалку, она затянулась, а он продолжал проигрывать в руке недопитым стаканчиком.
— Нет, вообще-то, я не курю. Ты не удивляйся.
Николай абсолютно не удивлялся, он все так же слушал, чуть склонив голову на бок и не теряя плутовской улыбки.
— Так иногда… — продолжала Юлька, стряхивая пепел. — Балуюсь… Валерка-то не знает.
— Он многого не знает, — отозвался Николай.
Юлька подняла голову и посмотрела на него, потом сказала:
— Да, многого. Он не знает, например, чего мне стоят эти постоянные ухажерства и заигрывания на работе. Лучше бы я с бабами работала.
— Не лучше, — снова отозвался Николай.
Юлька молчала. Она уже докурила сигарету и бросила бычок в пепельницу. Потом вдруг что-то вспомнив, на что-то вдруг набредя в своих мыслях, с каким-то даже облегчением спросила:
— А это правда, что ты Валерке жизнь спас?
— В общем-то, да… но сначала я его чуть не убил.
— Это как?
— Очень просто: из-за бабы, — Николай улыбался.
— Из-за бабы? — Юлька чуяла, что Николай специально тянет, чтобы как-то поэффектней рассказать очередную смешную историю и охотно ему подыгрывала.
— Да, из-за бабы. Мы жили на зимовье с месяц, и Валерка, лежа на своем топчане, сказал: «Бабу бы сюда». А я запустил в него кочергой. Он разве ничего не говорил про шрам над правым виском? Хотя я все-таки рассчитывал, что кочерга попадет в стену, а не в голову, но так получилось…
— Из-за такого пустяка? — она вдруг испытала страх, что вот сидит с человеком, который так запросто мог убить человека.
Николай выдержал паузу.
— Да, но он эту фразу повторил уже в двадцать пятый раз за день и, может быть, тысячный раз за месяц.
— Но все равно…
— Мне было двадцать лет. Ему нравилось говорить при мне о женщинах, это его развлекало. Потом я его выхаживал. Это развлекало меня. Так что у нас у каждого было по месяцу развлечений.
И он замолчал, а улыбка стянулась в плотно сжатые губы, наверное, он что-то вспомнил, может быть, испуганные и удивленные, страшно расширенные глаза Валерки, когда кочерга не долетела до стены.
— Странно, — прервала молчание Юлька, а Николай вернул на лицо улыбку.
— Нормально… Очень, кстати, хорошее вино. На чем вы его ставили?
— На яблоках.
— А-а, на яблоках, вот оно что…
— Спать пора, — Юлька поднялась.
— Я еще посижу, уж больно ночь сегодня чудная.
— Я Катьку положила к нам, а тебе постелила на диване в детской.
— Хорошо. Спокойной ночи.
— Спокойной.
Она ушла, и Николай теперь явно никого не ждал, он потягивал вино и глядел на звезды. Это была действительно чудная ночь — сидеть на краю вселенной, потягивать терпкое легкое вино и глядеть на весь остальной раскинувшийся в бесконечность мир…
На следующее утро Николай проснулся от невнятного Валеркиного бу-бу-бу и вполне ясного и громкого голоса Юльки, доносившихся с кухни.
— А я знаю, что говорю. Ты до ночи у ней телевизор ремонтировал.
Бу-бу-бу…
— Ну да, да, она тебе еще и заплатила. А потом у ней сломался будильник и дома его никак нельзя было починить, да?
Бу-бу-бу…
— Ладно, дождешься у меня!
Николай вышел аккуратненький, подтянутый, словно вчера и не досидел до трех часов один всю оставшуюся банку.
— Ну скажи ты ей, — вместо «здрасте» сразу взмолился Валерка. — Белены она с утра, что ли, объелась? Я прямо не знаю, набросилась с чего-то…
— Это бывает, — пояснил Николай, подсаживаясь за стол.
— Да нет, — возразил Валерка. — Это она чего-то не понятно что.
— Все тебе понятно, — отозвалась Юлька, отойдя к плите.
— Да я ж только тебя люблю! — почти крикнул Валерка и схватился за голову, видать, кричать-то уж не надо было.
— Ага, — отозвалась Юлька, не оборачиваясь от плиты. — Уже оправдываться начал.
Злая она какая-то с утра была.
— Да ничего я не оправдываюсь, — и Валерка махнул рукой. — Да ну ее… — и поворотился к Николаю. — У меня череп так и раскалывается.
— Лечить надо.
— Ю-юль, — протянул Николай, — а достань нам еще баночку.
— У самого, что ли, рук нет?
— Нет, — признался со вздохом Валерка. — И чего ты сегодня. Я ж тебя люблю.
— Заладил, — буркнула Юлька.
— Он любит, — подтвердил Николай и добавил: — Мы тебя все любим.
Юлька повозилась в кухонном закутке и банку принесла.
— Ну вот, — сказал Валерка. — А ты, Юль, не будешь с нами?
Юлька фыркнула и ушла к плите.
— Это она злиться, — наклонившись к Николаю, прошептал Валерка, — из-за того, что я выпил вчера. Я-то ведь так давно уже не пью. Она меня и не видела таким ни разу. Вот почему.
Николай кивнул, и они выпили. Терпкое легкое вино. На столе появился завтрак. Валерка лениво поковырялся в тарелке, потом налил еще по стаканчику и вздохнул:
— И в церковь я сегодня не попал.
Николай поднял стакан.
— Да куда ж в таком-то виде, — подняв свой стакан, продолжал рассуждать Валерка, потом он выпил и решительно отодвинул тарелку с завтраком. — У тебя какие планы? — спросил он Николая.
— Никаких.
— Ну и отлично! Мы сейчас прогуляемся, в церковь не пойдем, я тебе ее так покажу, я там купол крыл — сам! А потом… потом можем к брату зайти или… куда еще… ну посмотрим…
— Мне бы узнать расписание электричек.
— О! И на вокзал зайдем!
— А ты что, уезжаешь? — оторвалась от плиты Юлька.
Николай помолчал, потом сказал:
— Надо узнать расписание.
— К обеду-то вас ждать? — поинтересовалась Юлька, когда они уже выбирались из дома на свет Божий.
— Жди, — ответил Валерка.
