Сергей Шаргунов - Птичий грипп
А Серегу Огурцова с его молодежью уже крутили и волокли менты…
Ребята так развеселились той акцией, что стали действовать регулярно.
Серегины чувства были шире его географического родимого пятна на груди, даже банду свою он назвал АКМ – Армия Кампучийских Маоистов.
Акээмовцев возбуждало метро.
Как-то после демонстрации седьмого ноября они не впускали и не выпускали людей, спровоцировав давку внутри и возле станции «Охотный ряд».
– Деточка, пусти… Я же своя! – упрашивала старушка, красный флаг безвольно повис на ее плечике, как язык у загнанной гончей.
– Нельзя, бабуль. Бунт делаем, – тоном, не терпящим возражений, говорил рослый Серега в зеленой толстовке с малиновым Мавзолеем.
В этот день седьмого ноября Милиция была дома. Дочки-близняшки разом заткнулись и, разгоряченные долгими криками и танцами, прикорнули. Мила легла на диван, и ее тоже сморил дневной сон.
Ей приснилось, что она идет по кривоватым мощеным улицам европейского городка. Кое-где, несмотря на светлую часть суток, кроваво мигают вывески. Вот на перекрестье улиц толстый мужик в пестрой клетчатой рубахе надрывно заливается на саксофоне. Будто отсасывает пиво из разливного устройства… Пена набилась в трубу, и звук выходит нудный, вязнущий в пенном засоре. Запах сосисок и тушеной капусты. На краях улиц пьют кофе и вино, шастают по магазинам обуви и постельного белья. Туристы, забавно поднимая колени, гарцуют в шортах и ежатся на ветерке. Она входит под сень огромного дерева, плутовски щелкают и выскакивают из-под ее кроссовок перезрелые каштаны. За столиком на воздухе сидит невысокий круглый мужчина лет пятидесяти. Он увлечен газетой и посасывает зубочистку, которой вращает в углу рта. Мужчина поднимает глаза, подернутые рассеянным дымом.
– Владимир Ильич! – кричит Милиция.
– А? Как? Не имею чести… – газета отлетает, ее подхватывает налетевший ветер, мужчина все же приподнимает котелок и щелчком отбрасывает зубочистку под стол.
– В России революция! – кричит Милиция.
Губы ее немеют, язык набухает, и от этого крик получается таким четким и выразительным! Лицо господина сводит детская судорога недоверия и надежды…
Мила проснулась в слезах.
Она лежала и беззвучно плакала…
Заворочались, громко восклицая, и сразу продолжили игру обе дочки.
Мила встала, отворачиваясь от них, размазывая неподконтрольные слезы. Она закрылась в ванной, где хорошенько высморкалась и ополоснула лицо и шею холодной водой.
Когда она вернулась в комнату, девочки странно присмирели.
Обе сидели на диване, замолчав и прижавшись друг к другу, а две пары глаз были расширены.
– Ну что еще? – Почему-то Мила вообразила, что одна проглотила иголку по совету другой. – Что с вами? Не молчи, дрянь! – В минуты тревоги она обращалась к ним как к единому целому.
– Дядя летал…
– Дядя летал, все измелькал…
– Дядя Ленин…
– Как полети-и-ит!
Из сбивчивого повествования дочерей она восстановила для себя случившееся: бумажная картинка с Лениным, приколотая к шкафу, сорвалась с места, сделала несколько кругов по комнате и прикрепилась обратно, так что кнопка опять вонзилась в дерево.
Портрет был вырезан Милицией из советского букваря. Ильич в профиль с поднятой головой в кепке, сощурив глаз, любовался на тройку наливных снегирей, под которыми прогибалась, роняя снежный ворох, ветка. Это была иллюстрация к занимательной, пронзительной, как птичье пение, истории. «Ленин и снегири».
Милиция подошла к шкафу.
– Врушки, – махнула она рукой. – Идем обедать… В кого это вы у меня такие фантазерки?
Все в картинке на шкафу было по-старому. Мила скользнула по бумажке глазами, но жажда чуда заставила ее помедлить, и пощупать воздух ноздрями. Аромат! Придвинула нос ближе и отшатнулась.
Ленин жасминно благоухал, а вся бумажка была засеяна мелкой и жирной россыпью золотистых капель. Мила знала от тети-монахини, что такое мироточение. К приезду мужа она заметила еще одно чудо: грудь у снегиря, сидевшего на самом краю ветки, переливалась яркой каплей крови.
Вскоре слух о чуде, случившемся седьмого ноября, облетел публику. Многие ерничали, предположив, что это проделки скучающей большевички – кровь менструальная, а благоуханные капли из дезодоранта. В популярной московской газете появилась карикатура: девица в длинной юбке и комиссарском шлеме размахивает тампоном на веревочке и тюбиком туалетной воды. А один митрополит требовал привлечь Огурцовых к суду «за кощунный подлог».
На следующий день после публикации карикатуры ее автор попал в позднее метро, на пустой эскалатор, и тот порвался. Распахнулась пропасть. Черный от мазута, искалеченный стальными зубцами, пассажир был извлечен с кровавыми обмылками рук… Спустя неделю митрополит освещал станцию «Римская», но не успел он взмахнуть кропилом – прямо над его головой лопнула шаровая лампа. Смяв митрополитский белый клобук, крупные куски стекла повергли старика на мраморный пол.
Мила освободила шкаф от лежавших и висевших в нем тряпок, и отныне он предназначался исключительно для маленького квадрата бумаги. Чудо неожиданно примирило Огурцова с матерью, она даже забирала у него на целые недели дочек, чтобы те вдруг не навредили картинке.
Сны про Ленина снились Милиции часто, некоторые она смогла опубликовать в газете «Завтра» и получила яростный отклик – Ленин снился всем! И больше – творил чудеса. За месяц Милиция подготовила толстенный сборник «Чудеса Ленина». Люди всей Земли получали от него помощь. Было несколько историй советского времени: женщина из Улан-Удэ, умиравшая от рака, в Мавзолее ринулась к закрытому гробу, прикоснулась губами, ее оттащили, но она уже исцелилась. Еще раньше на похоронах Владимира Ильича от проказы вылечилась делегация крестьян. В 1958 году неуспевающий школьник из Нижнего Тагила поцеловал значок октябренка с кудрявым агнцем и попросил: «Я хочу получать, как и ты, одни пятерки!», и на следующий день никто не мог понять, откуда в его голове взялись феноменальные знания. После взрыва на Чернобыльской АЭС смертельная радиация царила всюду, датчики зашкаливало, но около памятника Ленину воздух был живительно чист. В 91-м году в городе Ельце после демонтажа памятника вождю контур тела с воздетой рукой волшебно соткался из воздуха и радужно колебался целый день. Рассказывали, то же самое было в 41-м, когда Ленина низвергли вошедшие в Елец немцы, которые долго расстреливали из автоматов приведение-радугу…
Конец Советской страны не остановил чудеса. Вождь приснился мятежному чечену Дудаеву накануне гибели, снял кепку, наклонил лысую голову, и спросил, как живой: «Джохаг’чик, пог’а в путь-дог’оженьку?» Вождь приснился единственному выжившему жителю московского дома, взорванного террористами, и подмигнул: «Смерть – это только переход». Спасшийся калека предполагал, что Владимир Ильич явился всем жильцам дома, потому что среди оглушительного взрывного распада, улетая в тартарары, он ясно слышал крик разбуженной смертью жены:
– Ленин!
Он снился перед смертью, перед зачатием детей, иногда называл их пол. Он мигал правым глазом. Он вел себя заботливо, по-родственному. Он помогал беднякам. Так, заплесневелый бомж рассказывал, что издыхал с голоду, обессиленный заснул в подъезде на подоконнике, и ему приснился Ильич, веселый, лучащийся восторгом, с красным бантом, в начищенных ботиночках. И отсалютовал ладонью: «На лестнице между третьим и четвертым этажами лежит сто долларов. Подкрепитесь!» Пробудившись, человек сбежал по лестнице и в названном месте поднял спасительную купюру. Другой мужчина, раньше из клоунады изображавший вождя, сообщил, что навсегда забросил свой промысел, остриг бородку и сжег сюртук, после того как всю ночь напролет его скорбно корила Надежда Константиновна Крупская, поселив в душу покаянный стыд.
Огурцов вделал в дверцу шкафа красную лампаду, отныне горевшую неусыпно. Вечерами жена, повязав алый платок, вставала перед шкафом и начинала читать плачущим голосом:
Радуйся, Владимир, красным солнышком воссиявший,Радуйся, красными звездами Кремль увенчавший!Радуйся, всех трудящихся – заступление,Радуйся, всех буржуев – посрамление!
Радуйся, Ульянов-Ленин —Гений революции!
Радуйся, властитель, тлению неподвластный,Радуйся, проповедник, искусный и страстный!Радуйся, ядовитою пулей прошитый,Радуйся, народной слезою умытый!
Радуйся, Ульянов-Ленин —Гений революции!
– Ай, благодать снизошла. Ильич, миленький, спасибо… Может, еще поживу! – среди городских гуляний голосила новогодняя новосибирская бабушка, окруженная телекамерами и недоуменно сгрудившимся людом, и все время заглядывала на портрет, который прижимала к груди. По лику основателя Советского государства сбегали мутные самогонные капли. И не замерзали на сорокаградусном морозе.
