Натан Дубовицкий - Ультранормальность. Гештальт-роман

– Вы че сюда пришли?! Мы тут электорат окучиваем! – вопил Гена.

– Вы тут что, выродки, дома все купили что ли? Где хотим, там и агитируем! – отвечал бригадир красных.

Слышался звон бутылок. Молодые активисты готовились выяснять правду с помощью «розочек» и кусков арматуры, которые, как выяснилось, тайно носили с собой.

Федор медленно отполз от окна.

– Забудь, там алкаши какие-то разбираются между собой, – ответил он отцу.

– Ты на кого намекаешь, тварь? – послышалось из коридора.

Впрочем, Иван ненадолго пришел в себя. Послышался легкий заливистый храп. Судя по всему, он уснул прямо сидя в шкафу.

Оставив отца на кухне одного, Федор направился к себе в комнату. Там, схватив, лежащий на столе телефон, он принялся набирать номер Елены и слушать протяжные гудки. Она не брала трубку уже второй день. «Может, что-то случилось?» – задавал он себе вопрос. И каждый раз отвечал на него, давая ответы один мрачнее другого.

Промучившись еще полтора часа, Стрельцов все-таки накинул на себя теплую толстовку, раскрашенную видами звездного неба, натянул джинсы, а затем вышел в Интернет, чтобы разыскать в переписке в социальных сетях ее адрес.

Не адрес, а так, название улицы и вид с балкона, который Серебренникова присылала ему на той неделе, жалуясь, что береза под окнами засыхает и какие-то уроды серебряной краской политические лозунги на доме напротив нарисовали. В каком-то смысле он хранил иллюзию, будто по виду из окна определит и дом, и подъезд, и этаж на той улице, где она проживала. Однажды он уже так делал, так что задача не казалась ему чем-то совсем невыполнимым. Кроме того, на улице прекрасная погода, и прогуляться по дворам на столичной окраине не выглядит зря потраченным временем.

Не прощаясь, он захватил с собой папку с договорами и вышел из квартиры, в задумчивости спустился на лифте на первый этаж и, выйдя из подъезда, сразу же свернул в подворотню, которая вела на Луганскую улицу, а там – и к метро «Царицыно». Тут-то его и встретили.

Сперва на выходе из подворотни, где красовалась надпись «Gay mover» нарисовались три подозрительных молодчика в косых рубахах и черных футболках, а затем и сзади донеслись звуки шагов.

– Рекомендую бежать, – буднично произнес iSec.

Солнце светило в лицо, поэтому Федор не сразу опознал ватагу.

– Думал уйти от нас?

– Вы еще что за упыри?

– Он издевается! – Голос показался ему знакомым.

Тот, кто шел впереди всех, самый высокий и накачанный, вынул своими растатуированными руками из-под рубахи обрезок водопроводной трупы.

– Да не, Гена, он не издевается. Он просто тупой.

Стрельцов резко развернулся и рванул обратно к подъезду, но получил в глаз прямым ударом кулака. От неожиданности, а также из-за того, что не имел никаких особых навыков рукопашного боя кроме того, что получил на переменах в школе, он упал на землю. На него сразу налетели со всех сторон.

Били его не особо сильно, даже несколько щадяще. Пинали по почкам, но не так, чтобы серьезно. Да и не столько пинали, сколько толкали ступнями. Трубой лупили по спине, цепью по рукам. Несколько увесистых ударов пришлось по голове, от чего он перестал ориентироваться в пространстве, и только смог сгруппироваться, чтобы жизненно важные органы не повредили. Кажется, среди нападавших было даже несколько отмороженных девиц, потому что побои сопровождались визгами и истеричным гоготом.

– Вот тебе, сука! – время от времени выкрикивал кто-то из нападавших, словно Федор нанес ему какое-то личное очень тяжкое оскорбление.

– Мочи ему по печени! – подбадривал следующий.

– В жбан ему! В жбан! – призывал третий.

«Младоцентрята» продолжали бить его даже тогда, когда вмешался кто-то из прохожих, и начал отшвыривать их по одному от валяющегося на земле тела Федора Стрельцова.

– Надо было продлевать себе будущее! – резюмировал главный, когда побои закончились. – Дракона он не любит! В следующий раз будешь знать, когда свой проклятый рот раззявишь!

– Мы еще с тобой не рассчитались. В подворотнях оглядываться будешь! – завопил Гена, охваченный азартом расправы.

Остальное Федор практически не помнил. Какой-то свет, люди, что носились туда-сюда, сигнальные проблесковые огни, потом – что его несут на руках. Или, может, это были носилки. Дорога. Проблесковые огни «скорой помощи» сменяются проблесковыми огнями чередующихся ламп накаливания в травматологии. Пятна, на которых сложно и больно фокусироваться, мерцающее сознание, вырывающее обрывками образы окружающей действительности, плавно переходящей в пустоту. И адская боль по всему телу, с которой, в принципе, можно было примириться.

– …осудил решение Индии вмешаться в гражданский конфликт на Шри-Ланке. Несмотря на это лидер «Детей Серендипа» Абдул Вараппан, говорящий от лица тамильского меньшинства на острове, заявил, что не сядет за стол переговоров с ланкийским правительством, как он выразился, из-за того, что «разумные аргументы закончились десять тысяч пуль назад».

Между тем лидеры США и Ирана на днях провели встречу за закрытыми дверями, детали которой не разглашались. Это позволило предположить, что операция «Свобода в рассрочку», которую разрабатывали в Пентагоне, может начаться уже на этой неделе. Косвенно это подтверждает переброска полутора тысяч морских пехотинцев США на архипелаг Чагос в центре Индийского океана, где расположена британская военно-морская база.

Эта операция, если она состоится, станет первым опытом военного сотрудничества США и Исламской республики после споров о судьбе иранской ядерной программы двадцатилетней давности. Военные эксперты полагают, что такое тесное военное сотрудничество положительно скажется на безопасности в регионе, и оно как минимум означает, что официальные Вашингтон и Тебриз спустя сорок пять лет после исламской революции 1978– 79 годов наконец нашли общий политический язык.

К другим новостям. Массовое увлечение молодежи срывом популярных телепрограмм достигло внушительных размеров. Этому была посвящена специальная сессия комитета Госдумы по информационной политике, информационным технологиям и связи, прошедшая вчера.

Когда Стрельцов открыл глаза, в белой комнате никого не было. С виду – обычная больничная палата с шестью кроватями, застеленными в ожидании новых пациентов, с задернутыми шторами и тумбочками у изголовья и рамками для подвешенных капельниц. И никакого запаха, какие обычно присутствуют в больничных помещениях.

В ту минуту Федор даже и не подумал, что помещение может быть пустым. Ведь чаще врачи жалуются на перенаселенку. Он это и по телевизору слышал, и от родственников, лечившихся стационарно от вирусного гепатита.

Голова раскалывалась от боли. Он смутно помнил события недавнего прошлого, но удары по голове арматурой забыть не мог. Слишком уж ощутимый вред здоровью, никакая краткосрочная амнезия, казалось, не сотрет.

Стрельцов потер ушибленное место и нащупал бинтовую повязку. А может, это руки стали ватными, плохо чувствующими текстуру поверхности.

– Тут кто-нибудь есть?

В коридоре, откуда и так не доносилось никаких звуков, продолжалось зловещее молчание.

Федор мог поклясться, что еще минуту назад, находясь в забытие, отчетливо слышал новостную радиопередачу, но в ту же минуту это перестало его волновать, и он словно забыл о том, что слышал голос диктора, привязывающего его к реальности. Вскоре и сам голос стал чем-то призрачным, словно часть какого-то оборванного на середине сна или даже отголоском прежней жизни.

Федор попытался сесть. Со второй попытки он принял сидячее положение, свесил ноги и принялся сидеть на краю кровати покачиваясь, оперевшись на нее широко расставленными руками и сильно пригнувшись – чтобы голова не кружилась.

Неизвестно сколько Федор так просидел, но когда он поднял голову чтобы взглянуть на дверь из палаты, то никакой двери не обнаружил. А на том месте, где некоторое время назад стоял чей-то стакан с водой и зубным протезом, сидел воробей – маленькая озорная птичка, резко вращающая головой из стороны в сторону и тихо чирикая.

– Ты еще откуда взялся? – спросил Федор птичку, особо не рассчитывая на ответ.

Слова прозвучали дико и непривычно.

«Слово не воробей» – пронеслось в голове.

– Строго говоря, вообще ничто не воробей, если не считать какой-то конкретной живой птицы перед глазами. «Воробей», таким образом, просто суммарное имя для различных не связанных общностью единиц, – послышалось из-за спины.

Стрельцов повернулся.

На соседней кровати лежал, закинув руки за голову и ногу на ногу, человек средних лет.

Впрочем, «средние лета» – это ведь тоже социальный конструкт тех времен, когда время было цикличным, банальной аграрной чередой зимы, весны, лета и осени, спаянных в круговорот бытия. Время как бы не текло, его нельзя было измерить, все повторяется. Что было в середине нулевых, повторялось в середине двадцатых, и наверняка повториться в сороковых. Ну и события прошлого как бы сплющиваются в сознании: словно все, что было, произошло чуть ли не в один день – от Рождества Христова до смерти бабушки. Возраст человека при этом даже не отсчитывали. Отсюда такие анахронизмы как «человек средних лет», «преклоненный возраст» «молодежь». Это сейчас, в нашем линейном времени есть только одна форма оценки возраста – цифрой прожитых лет. Поэтому никто сейчас не может определить, кого считать молодежью – людей в четырнадцать лет или в тридцать пять. Так же и со «средними летами».