Александр Беатов - Время дня: ночь
— Нет! Но отец Алексей, ведь, не бегает от них! Ходит на все допросы. Каждый день!
— У нас разные весовые категории, — говорил Сашка, чувствуя, что его не понимают. — Отец Алексей выбрал тактику, которая соответствует его положению. Меня же либо сразу начнут бить, как уже было однажды, либо упекут в психушку… Пойми, — продолжал Сашка уверять жену. — Чем дольше я с ними играю, тем меньше у них остаётся козырей. А это значит, тем меньше они сумеют из меня вытянуть, когда возьмут. Я их вымотаю. И взять меня для них станет важнее, чем вытянуть из меня информацию. Им же надо закрывать дело. И на меня просто не останется времени. Ведь, это же — бюрократия, машина, безликий безмозглый зверь. Ему всё равно, что съесть. Пока он кормится всем, что ему попадается. Когда он меня настигнет, он уже будет сыт…
И действительно, зверь в пиджаке не оставлял в покое других: каждый день то одного, то другого прихожанина вызывали то в КГБ, то в Московскую Прокуратуру. Однажды позвонил дворник, сказал, что хочет сообщить что-то очень важное. Они встретились в пивной, и Саша ещё не догадывался о том, что дворник давно "плывёт".
— Послушай, старик! — говорил дворник, — Из-за тебя тормозится следствие, и Санитар сидит в предварительном заключении. Думаешь, ему там нравится?
— А что, ты думаешь, ему больше понравится в лагере, как Сергееву?
— Но, ведь, из-за тебя ему не начисляют срока! А значит, он выйдет позже…
— А ты хочешь, чтобы ему дали поскорее срок?!
— Нет, конечно! Но будь реалистом. Ведь его уже взяли! И вряд ли ему теперь удастся отвертеться.
— Слушай! Ты на чьей стороне? — возмутился Сашка. — Если на его, то почему побежал в КГБ по первому зову? Если на моей, то почему поёшь в их дуду? Если же на их — скажи прямо…
— Что же ты будешь делать дальше-то? — уходил от ответа дворник. — Ведь, всё равно повяжут. Ещё сам срок получишь…
— Я пока что не нарушил закона. Я до сих пор не получил на руки повестку. Так, можешь им и передать… Пусть сами не нарушают законы!
— Я ничего передавать не собираюсь… — отвечал дворник, начиная нервничать. — Нашёл кого призывать к законности! У тебя когда отпуск-то истекает? В тот же день, наверное, и получишь повестку на руки…
— Не тут-то было! — Сашка забыл об опасности. — Мой отпуск ещё и не начинался!
— О чём ты говоришь?! — дворник отхлебнул пива. — Ты же в отпуске!
А откуда ты знаешь?
— Я на работу тебе звонил…
— А может быть — от них?
— Да, и от них тоже! Из-за тебя они и меня тягают зазря! Они сказали, что арестуют прямо на работе — сразу как придёшь из отпуска.
— Долго же им придётся ждать! Месяц… А то — два или четыре… — Сашка пива себе не взял. Он готов был уйти в любую минуту.
— Брось, старик! Не морочь мне голову…
— Я правду говорю: я, ведь — на больничном! Разве ты не знаешь, что я — псих? Закончу болеть — тогда начнётся отпуск. Устанут ждать! Закроют дело без меня! А то, ишь, улик захотели подсобрать! А ты знаешь, что показания психически больного человека не являются действительными? Если не знают Уголовного Кодекса, пусть прочтут. Я, вот, недавно не поленился — проштудировал от корки до корки. Не поверят, что — псих, так я им свежий больничный лист покажу — со штемпелем психдиспансера!
— Ну, ты, старик, опасную затеял игру! Вот — что я могу сказать… — дворник залпом осушил всю кружку до дна, закурил сигарету.
На мгновение его взгляд встретился с Сашкиным. Что-то злое сверкнуло в глазах дворника. Отвернувшись, он выпустил дым в сторону.
— Моё дело было тебя предупредить, старик! — сказал он тихо. — А там — смотри сам. Тебе виднее… Сам знаешь… От них можно ожидать всего… Не забывай. Что у тебя — семья и маленький ребёнок…
— Ну и дерьмо же ты! — Сашкина рука будто бы сама, без участия его воли, схватила дворникову пустую кружку за ручку и метнула её прямо в его лицо. К счастью дворника, кружка ударила ему в руку и выбила сигарету, которую он в этот момент вставлял в рот.
Но Сашка уже шёл прочь, к выходу, и жалел, что кружка оказалась пустой и не достаточно тяжёлой, и не облила дворника пивом.
Входя в метро, он вдруг понял, что вся его "блестящая" игра с КГБ теперь будет смазана.
"Если куда-нибудь исчезнуть, то объявят розыск, подумают, что испугался…" — рассуждало он, входя в вагон поезда. — "А больничный уже завтра нужно продлевать… Успею или нет? Сколько верёвочка ни вейся — наступает конец…"
Этим же вечером снова приходил милиционер с повесткой. Но Сашина жена его не впустила, сказав, что её мужа нет дома.
— Долго это будет продолжаться?! — спрашивала он Сашку. — Поезжай к отцу Алексею, спроси, что делать.
— Меня могут выследить, и тогда свяжут оба дела — Санитара и отца Алексея — вместе. Пока что я иду свидетелем только по делу Санитара.
— Откуда ты знаешь?
— Дворник сказал. Его раскололи, как Никанорова и Сергеева.
— Кому ты нужен, чтобы за тобой следить! Ты и твой приятель дворник — оба в штаны наложили. Мужества не можешь набраться!
— Причём тут "мужество"?! — возмутился Саша. — Ты меня не понимаешь совершенно! Это же — тактика! Рано или поздно меня вынудят явиться. Тогда будет слово за мной. Тогда будем говорить о мужестве. А сейчас — хитрость и тактика. Это вовсе не трусость!
— Ну — ну!..
— Почему ты со мной споришь? На чьей ты стороне? Разве не видишь, что мне итак не по себе? Вместо поддержки ты расстраиваешь меня ещё больше! Да, ты меня не любишь!
— Я и говорю: в штаны наложил!
— Да, как ты можешь?! Как ты не понимаешь?! — Сашка вышел из комнаты, прошёл через полумрак коммунального коридора, оказался на лестнице. Постояв с минуту и видя, что жена даже и не думает выходить, чтобы вернуть его назад, он пошёл вниз по ступеням.
"И к чему всё?!" — думал он в отчаянии, шагая по тротуару тридцать шагов, на расстоянии которых от подъезда, где он жил, в том же здании находился вход в метро. — "К чему всё?! Если нет любви… Может быть, Никанорова и Сергеева тоже никто не любил? Может быть поэтому они пошли на предательство? Никто не оценит этого бессмысленного "геройства"! Даже близкий человек, не желая понять, считает, будто я избегаю встречи с КГБ из трусости, а вовсе не из лучших намерений — не выдать лишней информации, не подвести человека, оказавшегося в лубянских застенках… Она считает, что я — мальчишка, затеял игру "в прятки"! Дура!"
Подойдя к стеклянным дверям, ведущим в подземный переход и в метро, Саша посмотрел через перекрёсток на площадь, где вздымалась гордая статуя Маяковского — "певца революции", освящённая снизу прожекторами. И как-то сама собою в его голову пришла мысль: поехать немедленно к отцу Алексею и, действительно, посоветоваться, правильно ли он поступает, растягивая игру с властями.
"Ведь, он может не знать, что почти все кругом него предатели!" — думал он, спускаясь по эскалатору под землю. — "Надо предупредить и договориться о том, что мы друг друга не знаем".
Когда он сел в электричку, уже был девятый час вечера. Погода была пасмурная — лето подходило к концу. Он был в рубашке с короткими рукавами, сильно озяб.
"Это всё не имеет значения", — говорил он себе. — "Пусть будет вдвое холоднее — деваться некуда…"
Он вытащил из кармана брюк брюссельское издание "Нового Завета", открыл наугад, стал читать третью главу Евангелия от Иоанна, о том, как фарисей Никодим тайно ночью посетил Христа, чтобы услышать загадочные слова: "Если не родишься свыше, то не сможешь увидеть Царства Божия… Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рождённым от Духа…."
Поезд прибыл на станцию, когда совсем стемнело. Саша оказался единственным, кто вышел на безлюдный перрон, слабо освещённый несколькими фонарными лампочками. Раньше он бывал у отца Алексея дома несколько раз по делам, связанным с самиздатом. Впрочем, однажды отец Алексей пригласил Сашу проехать на такси от церкви до его дома. По дороге они говорили о религии, литературе, философии. Уже ознакомившись с Сашиным творчеством, священник заметил, что религиозно-философское направление у Саши удачнее литературно-художественного. Саша был несколько озадачен, поскольку несколько заметок о религии и философии, что он дал на прочтение священнику, вместе со своими рассказами, были написаны "без вдохновения", лишь на "чистом разуме".
"И тем не менее", — говорил отец Алексей, — "Это у вас удачнее… Я бы продолжал работать только в этом плане…"
Саша поднялся с перрона по лестнице на возвышение, пошёл по узкой асфальтированной тропе, утопавшей во мраке наступающей ночи. Минут через десять, с некоторым трудом добравшись уже в полной темноте до места, где жил батюшка, почти на ощупь Саша отыскал в заборе калитку и электрический звонок.
