Чимаманда Адичи - Половина желтого солнца
Господин Озобиа улыбнулся и отвел взгляд. Больше он за весь вечер не сказал Ричарду и двух слов, как и госпожа Озобиа; она всюду следовала за мужем, держалась как королева, а красота ее вблизи казалась еще неприступнее. Не такова была Оланна. Когда Кайнене представила ей Ричарда, она улыбнулась сдержанно, но в беседе с ним становилась все дружелюбнее, и Ричарду во взгляде ее почудилось сострадание, будто она догадывалась, какого труда ему стоит подбирать нужные слова. Ее сердечность подкупила Ричарда.
Странное дело, он даже почувствовал себя брошенным, когда Оланна села за стол далеко от него. Подали салат, и она заговорила с кем-то из гостей о политике. Как понял Ричард, речь шла о том, что Нигерия должна стать республикой, а не признавать главой государства королеву Елизавету, но слушал он невнимательно, пока Оланна не обратилась к нему:
— А вы согласны, Ричард?
Как будто его суждение имело вес.
Ричард откашлялся.
— Да, безусловно, — ответил он, толком не зная, с чем соглашается.
Он был благодарен Оланне за то, что она втянула его в разговор, и очарован ее уникальным качеством — одновременно и утонченным, и наивным идеализмом, не отступающим перед колючей действительностью. Кожа ее будто светилась изнутри, щеки круглились, когда она улыбалась. И все же ей недоставало той печальной таинственности, что восхищала и смущала его в Кайнене. Кайнене сидела с ним рядом и за весь ужин бросила лишь две фразы: приказала слуге поменять мутный бокал и шепнула Ричарду на ухо: «Ну и гадость этот соус». Она сидела отрешенная, смотрела в пустоту, пила, курила. Ричард до боли жаждал заглянуть ей в душу. Точно такую же боль причиняло ему физическое желание; он мечтал войти в ее сокровенные глубины, проникнуть в тайны ее существа, познать недоступное ему. Он словно пил воду стакан за стаканом, а в душе жил страх никогда не утолить жажду.
Вглядываясь в лицо Сьюзен — твердый подбородок, зеленые глаза, — Ричард говорил себе, что нельзя ее обманывать, нарочно засиживаться в кабинете, пока она не уснет, врать, что пошел в библиотеку, музей или клуб поло. Разве она заслужила? С ней ему жилось уютно, от ее шепота и от кабинета с карандашными набросками Шекспира на стенах веяло покоем. С Кайнене все было иначе. После каждой их встречи голова его шла кругом от счастья и страха перед неизвестностью. На языке вертелись вопросы о том, что они всегда обходили молчанием, — об их отношениях, о будущем, о Сьюзен, — но всякий раз мешала нерешительность: ее возможные ответы страшили его.
Ричард ничего не предпринимал до тех пор, пока однажды утром не вспомнил день в Уэнтноре, когда он заигрался на улице и услышал голос Молли: «Ричард! Ужинать!» Вместо того чтобы побежать на зов, он юркнул под живую изгородь, содрав коленки. «Ричард! Ричард!» — испуганно звала Молли, а Ричард сидел молча, припав к земле. «Ричард! Где ты, Дикки?» Рядом возник кролик, замер, взгляды их встретились, в этот миг только он сам и этот кролик знали, где Ричард. Кролик ускакал, под куст заглянула Молли и увидела Ричарда. Отшлепала его, до конца дня запретила выходить из комнаты. Сказала, что он ее очень огорчил, и обещала пожаловаться мистеру и миссис Черчилль. Но все это стоило стерпеть ради нескольких мгновений полной, безграничной свободы, когда он один распоряжался своим миром. Вспомнив те минуты, Ричард решил порвать со Сьюзен. И пусть им с Кайнене не суждено долго быть вместе, зато он будет свободен от лжи и притворства.
Решение придало Ричарду сил. Однако он отложил разговор со Сьюзен еще на неделю, до того вечера, когда они вернулись из гостей, где она выпила лишнего.
— Стаканчик на ночь, милый? — предложила она.
— Сьюзен, ты мне очень дорога, — выпалил Ричард, — но, боюсь, дела плохи… то есть между нами не все гладко.
— Что ты такое говоришь? — подняла брови Сьюзен, хотя ее мгновенно севший голос и бледность не оставляли сомнений, что она все поняла.
Ричард взъерошил волосы.
— Кто она? — спросила Сьюзен.
— Дело не в женщине. Просто мне кажется, мы хотим от жизни разного. — Сочинять не пришлось, Ричард говорил правду: у них никогда не совпадали устремления, ценности. Им не следовало съезжаться.
— Это не Кловис Бэнкрофт, нет? — У Сьюзен горели уши. Они всегда краснели, стоило ей выпить, но Ричард лишь сейчас заметил эту странность: бледное лицо и гневно-пунцовые уши.
— Нет, что ты!
Сьюзен, плеснув себе вина, опустилась на подлокотник дивана. С минуту оба молчали.
— Я влюбилась в тебя с первого взгляда — сама не ожидала, ей-богу. Подумала: ну и красавчик, и такой нежный. Пожалуй, я сразу решила, что ты будешь мой. — Сьюзен тихонько, печально хохотнула, и Ричард заметил у нее вокруг глаз тонкие морщинки.
— Сьюзен… — начал он и осекся: что тут скажешь? Он не подозревал о чувствах Сьюзен. Только теперь он понял, как мало они говорили друг с другом, как мало труда вкладывали в отношения — просто плыли по течению. У них случился роман — именно случился, иного слова не подобрать.
— Я слишком торопила события, да? — Сьюзен подошла к Ричарду, встала рядом. К ней вернулось самообладание, подбородок перестал дрожать. — Ты мечтал попутешествовать, посмотреть страну — и не вышло; мы съехались, и я таскала тебя по этим кошмарным банкетам, где никому нет дела до литературы, африканского искусства и тому подобного. Как ты терпел? Прости меня, Ричард, я все понимаю. Конечно, ты должен поездить по стране. Чем помочь? У меня есть знакомые в Энугу и в Кадуне.
Ричард забрал у Сьюзен бокал, поставил на стол и обнял ее. Вдохнув знакомый запах яблочного шампуня, он ощутил тоску по прошлому, но лишь на миг.
— Не надо, я сам справлюсь.
Ричард понял: Сьюзен не верит, что все кончено, думает, что он вернется, — и не стал ее разубеждать. Когда дворецкий в белом фартуке открыл перед ним парадную дверь, у Ричарда стало легче на сердце.
— До свидания, сэр, — сказал дворецкий.
— До свидания, Окон.
Интересно, подслушивал ли хоть раз невозмутимый Окон у дверей, когда Сьюзен скандалила и била бокалы? Как-то раз Ричард попросил Окона научить его несложным фразам на языке эфик, но Сьюзен положила занятиям конец, застав их вдвоем в кабинете: Ричард тщательно выговаривал слова, а Окон ерзал на стуле. Дворецкий оглянулся на Сьюзен с благодарностью за избавление от сумасшедшего белого, а позже Сьюзен пожурила Ричарда: он не знает здешних порядков, есть черта, которую нельзя переступать. Слушая Сьюзен, он узнавал тетю Элизабет — та излагала свои взгляды, исполненная непоколебимой, самодовольной английской добропорядочности. Вздумай он рассказать о Кайнене, Сьюзен, пожалуй, ответила бы тем же тоном: понимаю, тебе интересно поразвлечься с чернокожей.
Из машины Ричард увидел, что Окон машет ему вслед. Ричард запел бы, если б умел. Все дома на Бювер-стрит походили на дом Сьюзен — громадины, обсаженные пальмами, окруженные газонами с чахлой травой.
На другой день Ричард сидел на кровати голый, глядя на Кайнене. Его вновь постигла неудача.
— Прости. Наверное, я слишком волнуюсь.
— Ничего, если я закурю? — Шелковая простыня подчеркивала худобу Кайнене и угловатость нагого тела.
Ричард зажег ей сигарету. Кайнене выбралась из-под простыни, села на постели. В номере работал кондиционер, и темно-коричневые соски ее заострились от холода; она отвернулась и выпустила дым.
— Не будем спешить, — сказала она. — К тому же есть и другие способы.
На Ричарда нахлынула злость: на себя — за бессилие, на Кайнене — за полунасмешливую улыбочку и упоминание о других способах, будто у него никогда не получится удовлетворить женщину обычным путем. Он знал, на что способен. Знал, что может доставить ей радость. Нужно лишь время. И все-таки он уже подумывал о целебных травах, дающих мужскую силу, — читал где-то, что ими пользуются здешние жители.
— Нсукка — клочок пыльной земли в глуши, дешевле земли для университета нигде не нашлось, — сказала Кайнене. Просто невероятно, до чего легко она переходила к будничным темам. — Но чтобы писать книгу, лучше места нет, верно?
— Верно, — согласился Ричард.
— Тебе может там понравиться, и ты захочешь остаться.
— Может быть. — Ричард нырнул под простыню. — Но я так рад, что ты будешь в Порт-Харкорте и мне не придется мотаться в Лагос, чтобы видеться с тобой.
Кайнене молча делала затяжку за затяжкой, и Ричард похолодел: вдруг она скажет, что с отъездом из Лагоса между ними все будет кончено и в Порт-Харкорте она найдет настоящего мужчину?
— Будешь приезжать ко мне по выходным. Мой дом — самое подходящее место для нас, — сказала Кайнене. — Такая громадина. Папа подарил мне его в прошлом году — что-то вроде приданого, приманка для подходящего жениха, чтобы пристроить дочку-уродину. Если вдуматься, очень по-европейски, здесь-то в ходу не приданое, а выкуп за невесту. — Она затушила сигарету, не докурив. — Оланна сказала, что дом ей не нужен. Он ей и вправду ни к чему. Недвижимость прибережем для сестрицы-дурнушки.
