Екатерина Вильмонт - Здравствуй, груздь!
– Боже мой, я живу на свете почти восемьдесят лет, и, сколько себя помню, разговоры об инстинктах велись всегда, а потом самые ярые приверженцы свободной любви взрослели, стремились создать семью, завести детей – и это прекрасно. Ты тоже, поверь, лет через десять с восторгом будешь нянчиться с детишками.
– Через десять лет? Возможно, ведь тогда я уже буду старухой…
– Не могу слушать эту ахинею! Старухой она будет! Вот что, чем болтать чепуху, разложи лучше салфетки на столе.
– Знаете, кажется, крахмальные салфетки существуют только в вашем доме, ну и у олигархов, наверное, но я к ним пока не вхожа!
– Ах пока? Вот и учись…
– Приехал! – закричала Мака, не отлипавшая от окна. – Бабушка, приехал! С цветами!
– Не хватало еще, чтобы он в такой день и по такому случаю явился без цветов!
– Знаете, Жанна Эдуардовна, этот роман века просто отвал башки! Сорок четыре года! Морщины и вообще… Дура ты, Мака!
– Много ты понимаешь! – фыркнула Мака, поправила перед зеркалом свои рыжие кудряшки и ринулась открывать. – Федя!
– Привет, солнышко!
В прихожей пока никого, кроме них, не было, и Мака, став на цыпочки, его поцеловала. От нее приятно пахло ванилью. То ли пирог пекла, то ли духи такие…
Но тут в прихожую выглянула Мария Дмитриевна:
– Добрый вечер, Федор Васильевич.
– Да, добрый… – пробормотал Федор. Он был несколько смущен. – Вот возьмите, это вам. – Он сунул ей большой букет белых роз. Так ему посоветовала Дуська.
– Мне?
– Ну да, вам…
– Спасибо, проходите, Федор Васильевич.
– Мария Дмитриевна, я хотел сказать, я хотел просить…
– Да?
– Просить руки… как это говорится…
– Вот прямо тут, в прихожей? – чуть вздернула брови Мария Дмитриевна. В глазах ее промелькнула легкая усмешка.
– Ну чтобы уж сразу покончить… Ох, простите…
– Впрочем, вы правы, лучше уж сразу покончить… Так давайте на пять минут зайдем ко мне и поговорим.
– Мама! – вспыхнула Мака и без того рдеющая как маков цвет.
– Нам надо поговорить втроем! – твердо произнесла Мария Дмитриевна и, распахнув дверь в свою комнату, пригласила Федора войти.
Ему это не понравилось, но пришлось подчиниться.
– Садитесь, прошу вас. И ты сядь! Я вижу, Федор Васильевич, что вы несколько смущены, я понимаю вас, все-таки решительный шаг… так вот, попробую облегчить вам задачу. Насколько я поняла, вы пришли просить руки моей дочери?
– Совершенно верно.
– Ну что ж, это уже само по себе хорошо, ибо в наше время я вправе была бы ожидать совсем другого поведения – и рада, что все именно так. И чтобы, как говорится, не тянуть резину, скажу: я согласна, я благословляю вас, но… – она подняла вверх указательный палец, – но… Я говорила вчера с мужем…
– Мама! – закричала Мака.
– И он потребовал, чтобы до его возвращения никаких свадеб не было. Речь не о пьянках в ресторане, а о, так сказать, решительных шагах.
Он непонимающе уставился на будущую тещу.
– Мой муж сейчас никак не может приехать в Москву, а без его одобрения, как говорится… Он обязательно приедет на Новый год, вы познакомитесь, и уж тогда… Не обижайтесь, Федор Васильевич, Мака у нас единственная дочь, а ваш роман так скоропалителен…
– Понимаю… – промямлил он, чувствуя себя последним идиотом.
– Знаешь что, мама! – взвилась Мака. – В конце концов, я совершеннолетняя, живу отдельно и вполне могу обойтись без папочкиного благословения. Мы любим друг друга и хотим быть вместе, правда, Федя?
– Правда, – не слишком уверенно отозвался он.
– Мака, ну это же просто формальность, что-то вроде испытательного срока, ты же знаешь папу… Живите вместе, кто вам мешает? Но не расписывайтесь пока! Только и всего! А папа приедет, благословит, и тогда, ради бога, делайте что хотите.
– Мама, но это же глупо! Я не ребенок и могу хоть завтра выйти замуж, никого не спрашивая. Почему из семейных традиций надо делать какой-то фетиш? И потом, мы с Федей можем сами съездить к папе, правда, Федя?
Федор Васильевич замялся.
– А что, по-моему, это даже очень хорошая идея! – ликовала Мака. – Поедем к папе, поставим его перед свершившимся фактом, и куда он денется тогда?
– Что ж, если вы так настаиваете…
– Нет, я не настаиваю, – подал голос жених. – По-моему, нам не стоит торопить события, разве дело в штампе, Мака?
– Нет, конечно, не в штампе, – без особого энтузиазма откликнулась она.
А Федор Васильевич, к своему стыду, испытал неимоверное облегчение. А почему – и сам не знал. Он только постарался скрыть это.
– Ну что ж, раз все улажено, идемте к гостям, надо же вас всем представить. Ничего ведь не отменяется, только чуть откладывается.
Она хочет сбыть дочку с рук, но не смеет ослушаться мужа. Видно, у нее рыло в пуху, а взрослая, незамужняя дочка все-таки обуза, хоть и живет отдельно.
– Мама, ты иди, а мы сейчас!
Мария Дмитриевна пожала плечами и вышла из комнаты, а Мака ткнулась лицом ему в грудь. В глазах стояли слезы.
– Федя, ты жалеешь, что сделал мне предложение, да?
– Что за чушь, Мака, солнышко?
– Но почему же ты согласился?
– Потому что не хочу портить отношения с твоей родней – это раз, а потом – на что я, собственно, согласился? Отложить регистрацию? Так если б мы подали заявление, нам все равно дали бы какой-то срок на размышления…
– Ты не хочешь на мне жениться?
Боже, как он ненавидел все эти разговоры, требующие каких-то заверений, обещаний, даже клятв…
– Хорошо, раз ты сомневаешься во мне, давай завтра утром пойдем в ЗАГС и подадим заявление. Только никому про это не скажем. И назначим свадьбу после Нового года.
– Правда? – просияла Мака.
– А что тут такого? Мы же все равно будем вместе, и даже если твой папа забракует меня, это ничего не изменит, разве не так?
Мака всхлипнула и прижалась к нему, благодарная и счастливая, а его охватила жуткая тоска.
– Ну а теперь чего ты ревешь? – грустно улыбнулся он, гладя ее рыжие кудряшки.
– Теперь от счастья!
– И слава богу!
Они сидели за изысканно накрытым столом, Жанна Эдуардовна смотрела на Федора весьма одобрительно, ее вторая дочь, Елена Дмитриевна, с мужем пытались вовлечь Федора в литературные беседы, а Алина как-то странно кривила губы. Но надо отдать должное кулинарным талантам хозяек – Федор Васильевич с удовольствием ел все, что ему предлагали, и тоска мало-помалу отступала.
– Это мясо приготовила Мака! – сообщила Жанна Эдуардовна.
В дверь позвонили.
– Наверное, Геля, я открою! – бросила, вставая из-за стола, Мария Дмитриевна.
Федор Васильевич напрягся. И действительно, в дверях появилась Ангелина с изящным букетом в руках. Она была одета более чем скромно – узкая юбка до колен, тонкий голубовато-серый пуловер, похоже даже мужской, но выглядела безупречно элегантно. Лицо у нее было усталое. А в ушах сережки, те самые.
Ее посадили как раз напротив него.
– Извините, я никак не могла вырваться раньше. Поздравляю! – Она улыбнулась ему и Маке: – Когда свадьба?
– Когда приедет папа! – радостно сообщила Мака и слегка прижалась к нему, словно говоря: это для них, для стариков, а мы все сделаем по-своему.
Он старался не смотреть на Ангелину и хотя лодыжек сейчас не видел, но у нее оказались еще и удивительно красивые руки с длинными, тонкими пальцами, а ее хрипловатый голос, особенно когда она его понижала, вызывал в нем совершенно непозволительную вибрацию. Куда ты, кретин, смотрел? Прав Владька, я ничего не понимаю в женщинах. Но она уже немолодая, вон сколько в волосах седины, и она почему-то их не красит, но ей это даже идет. Однако в жены она не годится, решительно не годится. Только в любовницы… А почему бы, собственно, и нет? Она, кажется, одинока. Во всяком случае, постоянного мужчины, с которым можно было бы прийти в гости к близким друзьям, не наблюдается. А что, надо попытаться… Но как же Мака? А нормально, ничего Маке не будет, если действовать осторожно. Мака – его будущая жена. Молодая, готовая за него в огонь и в воду, и если быть осмотрительным, она никогда ничего не узнает. А Ангелину надо утешить, небось несладко быть одной. Она слишком властная и деловая, мужики ее боятся и обегают за версту. Но мне-то бояться нечего, и мне плевать на ее властность. Будет зарываться – прости-прощай… у меня есть Мака! Главное – всегда об этом помнить.
Что за мерзость, думала Ангелина, как можно на собственной помолвке так пялиться на другую женщину? Хорошо, что Мака сидит рядом с ним и от счастья ничего не замечает, но другие ведь могут заметить. Жанна Эдуардовна, например, или Алина. Надо поскорее сматываться, но неудобно, я ведь только пришла.
Она полезла в сумочку за сигаретами и не успела еще достать зажигалку, как Федор уже протягивал ей огонек. Она прикурила, благодарно кивнула и с наслаждением затянулась.
Как красиво и элегантно она курит, господи, и почему я ничего не заметил там, во Франкфурте, а теперь уже поздно… Плохо, что она работает вместе с Макой, невозможно, например, встретить ее с работы. Какое-то дурацкое наваждение, издевка судьбы… Когда я нашел жену – прекрасную, милую, нежную, мне вдруг попадается на глаза эта стерва. Она типичная стерва, иначе разве могла бы руководить издательством и выжить в наших условиях? Зачем она мне? Не знаю, знаю только, что хочу ее… Раз в сто сильнее, чем Маку… Бедная, я еще на ней не женился, а уже изменяю. Пока в мыслях только, но… Лишь бы никто не заметил, надо оторвать взгляд от нее и переключить внимание публики…
