Ирина Солодченко - МУХА НА ВЕТРОВОМ СТЕКЛЕ

Праздничное настроение улетучилось окончательно и бесповоротно…

Кинувшись наперегонки в гостиную, мама с дочкой остановились в дверях, как вкопанные, и пред их очами развернулась следующая картина. В углу валялась опрокинутая навзничь, облитая валерьянкой египетская кошка, которую неистово облизывал какой-то ужасный, паршивый, хотя и довольно упитанный, лохматый рыжий кот. К ножке дивана притулилась недопитая бутылка коньяка, а с серванта за всем этим безобразием наблюдал Осирис со сложенными ручками, выглядевший, кстати, гораздо веселее, чем на своем обычном месте. И взирал египетский Бог прямо на Толяныча, который сидя в кресле, неистово наяривал цыганочку на наследстве незабвенного дяди Шуры. Распатланные и курчавые волосы его развевались, а старомодные очки от усердия сползли на нос. Сам же отец семейства, стоя спиной к дверям, упоенно потряхивал бубном… Одет он был в свои старые треники с вытянутыми коленками и в совершенно новую, неизвестно откуда взявшуюся, красную футболку со странной надписью:

ДА, ПОДВОЗЯТ

Металлические колокольчики бубна издавали удивительно чистый звук. Правой рукой хозяин дома ударил вдруг по мембране, и, потирая её, встряхнул инструмент с такой энергией, как будто значился, по меньшей мере, заслуженным артистом по игре в бубен, если таковые существуют. Растворившись в музыке, он нежданно-негаданно подпрыгнул и энергично стукнул в обод. Раз! Два! Три! И опять тихий звон серебристых колокольчиков нежно разлился по квартире.

– Давай, Толяныч! Жги! – раздался его необычно сиплый голос.

И внезапно заколотил локтем по мембране, потом об колено, опять локтем, об колено… локтем… об колено…

Разразилась реальная вакханалия. Перевернув бубен в воздухе, батька даже стукнул по нему носком ноги. И все это в такт нарастающей цыганочки.

Минут через пять баян пошел на декрещендо… Бубонист уловил замыслы своего товарища по ансамблю и неистово забарабанил пальцами… Левой рукой, которая держала бубен, он бил кончиками пальцев по мембране. На руках его можно было разглядеть длинные свежие царапины от кошачьих когтей.

Оторопелые женщины в который раз недоуменно переглянулись…

Но бубонист ничего этого не замечал. В своем танце он сгоряча присел, широко расставив колени и почти коснулся пятой точкой пола, как тут же выпрямился аки пружина, чуть не выпустив инструмент из рук. И схватив с журнального столика толкушку для картошки, снова бешено заколотил в бубен. В такт и совершенно слаженно. Довершал оркестр стук соседей по батарее. При этом облитая валерьянкой поцарапанная не меньше хозяина египетская кошка, беспомощно сверкала глазами, а рыжий осоловелый кот бесцельно мяукал куда-то в потолок. И только Осирис сохранял спокойствие, всем своим видом одобряя происходящее.

Внезапно танцор резко обернулся, как бы почуяв присутствие нежданных зрителей. И баян выпустил свой последний жалостливый звук.

Воцарилась гробовая тишина, длившаяся впрочем, недолго.

– Шут гороховый! – металлическим голосом отрезала Тася и невозмутимо удалилась.

Оставшиеся трое смотрели друг на друга, как вроде виделись в первый раз в жизни. Илонка со слезами на глазах смотрела в окно… Она плакала?… Доця, родненькая… Она плакала!… К горлу бубониста подкатил мокросоленый ком… Это его дочь… Его!… Надо что-то сказать. И глазами он попросил Толяныча прервать молчанку. Но дружбан, вжавшись в кресло, только открыл рот и, немного выдвинув нижнюю челюсть, лишь покачал влево-вправо головой прям, как Безруков в «Бригаде». Что совсем ему не шло, кстати сказать.

… А пауза все тянулась и тянулась… Дочка глазами, полными слез как-то светло смотрела в темное окно мимо всех присутствующих. Носик ее чуть вздернулся, а глаза излучали мягкий свет. Хотя и непонятно было, смешно ей или грустно.

Наконец, она усмехнулась и произнесла с легким всхлипом:

– Папа, ты приседал как Guano Apes…

Что может быть лучше, чем засыпать под шум волн, а протирать закисшие глаза под гул прибоя? Бегать на зарядку в прибрежный парк или просто выйдя на порог дома сразу нырнуть в прохладное море – вот оно, счастье!

Затейливо изогнутое Адриатическое побережье Хорватии манит землян. Тысячи островов и рифов буквально созданы для путешествий на яхтах. Завораживающие сосновые рощицы, спускающиеся прямо к морю, прибрежные пещеры, скалы, озера, живописные заливы и бухточки ласкают глаз. Вода в этих местах удивительно чистая и прозрачная. Фантазия живо рисует развешенные на берегу сети, мужественных рыбаков в лодчонках, качающихся на волнах. И запах рыбы…

Но это только воображение… C середины ХХ века реальные хозяева побережья -туристы, а местное население превратилось в их обслуживающий персонал. Налоговые скидки владельцам яхт расположили на морской глади плотную корку из плавучих средств. Можно арендовать судно вместе с командой, и – вперед!

Хотя не все так просто… Если пристально всмотреться в ультрамариновую бездну, то возникает ощущение, что море не всегда бывает таким благосклонным. И картина покачивающихся на волнах плавучих посудин далека от умилительной.

Потому что море иногда бунтует и становится коварным и весьма опасным…

И сразу думается, что жить на побережье – это подвергать себя каждодневному риску. Представьте блюдечко, полное воды, а вы сидите на его кромке, свесив ноги. Дуньте на воду, толкните блюдце снизу – и идиллии конец.

А в середине земли как? Кто знает? Ведь Земля – живой организм, и в середине ее бурлит неведомый желудок, переваривающий неизвестно какую энергию… Что стоит внутреннему зверю качнуть волну чуть сильнее? Сначала обнажается берег, вода уходит, чтобы собраться и… выплескивает на прибережный городок всю свою мощь. Казалось бы после такого потрясения надо срочно бежать с насиженного места. Куда угодно, только подальше от стихии!… Ан нет… Похоронив жертвы, люди опять возвращаются на кромку утлого блюдечка. Ко всему привыкают… Да и куда перебираться? Везде все занято. А водная гладь опять тихая, опять спокойная, и она кормит… Правда, все больше туристами…

Лучше моря могут быть только горы, такие же коварные. Горы формируют характер народа, обосновавшегося на их склонах. Зеленые Карпаты и скалистый Северный Кавказ такие же разные как гуцулы с осетинами. Но и радующая глаз недоступность гор не останавливает толпы туристов и скалолазов. Как обреченные, они осваивают все новые и новые вершины. И хотя сверху все пейзажи смотрятся одинаково, тертые восходители утверждают, что облака и поляны на одной горе – совсем иные, если на них посмотреть с пика другой гряды.

Профессиональный турист – это лихорадочное тыкание в карту: где я еще не был? Высокомерие к местному населению и его образу жизни. Обиды на туземцев, которые не понимают благородных целей и не делают скидки на свои услуги, а даже наоборот стараются подзаработать на гостях. Профессиональный турист – неприязнь к локалам, которые вдруг вздумали проводить демонстрации протеста как раз в тот момент, когда запланировано великое восхождение.

Но было бы лучше, если бы каждый, кто покидает пределы своей страны, помнил, что он едет в гости, где вести себя следует согласно этикету. Нужно всегда помнить, что горы, которые вы приехали покорять, находятся в чужом доме, и вполне вероятно, у местного населения есть какие-то мифы, традиции, воспоминания предков, исторические события, связанные с местами, которые вы собираетесь потоптать. Какие-то табу, в конце концов, с чем необходимо считаться…

Конечно, горы и сами в состоянии за себя постоять… Труднодоступность как морских глубин так и верхушек земли лично автора этих строк радуют. Это значит, что глубоководные и высокогорные существа живут более-менее спокойно. Потому что человек обычно несет с собой разруху, мусор и вмешательства в налаженный быт других земных существ.

При этом земляне любят помечтать, как к ним прилетят добрые инопланетяне, научат их перемещаться по космосу, а потом снова улетят. При этом сами земляне разрабатывают планы завоевания этого самого космоса – захватить Марс, Луну, чтобы добывать там полезные ископаемые, поставить свои базы…

И вести себя они собираются как колонизаторы, а не как добрые дяди, которые хотят чему-то научить лунян и марсиан, чтобы потом тихо удалиться на свою Землю с чувством выполненного долга.

1

Снаружи хлестал дождь… Капли упруго барабанили по палатке, и иногда казалось, что ткань не выдержит напора и в одну секунду разорвется в лохмотья. Скрючившись от боли, он лежал внутри утлого укрытия, стараясь поудобнее расположить правую руку вдоль тела.

Угораздило вчера покатиться кубарем… В принципе откос был не крутой, где-то градусов под 30, но в пути напоролся на острый камень. Перелом вроде как не просматривался, может чуть мышцу надорвал, а может и нерв прищемил, но сегодня утром стопил как инвалид: рука еле-еле откачнулась от тела (опять-таки на пресловутые 30 градусов), и пришлось позиционировать себя этаким бывалым, небрежно голосующим стоппером. Однако все это мелочи по сравнению с тем, что сейчас, посреди ночи, рука вдруг разболелась не на шутку. А вдруг все-таки перелом? И это в чужой стране, без медицинской страховки…