Пэлем Вудхауз - Так держать, Дживз!
— Послушай, Берти, когда вы остаетесь вдвоём, он тоже так с тобой разговаривает? — спросила тётя Делия.
— Иногда. Не часто. В общем, по-всякому бывает. Продолжай, Дживз.
— Не взыщите, сэр, наблюдая за мисс Беллинджер, мне сразу бросилось в глаза, что у неё крутой нрав и нетерпимый характер. Я могу представить себе, как мисс Беллинджер аплодирует человеку, добившемуся успеха, но не вижу её в роли женщины, сочувствующей неудачнику. Возможно, вы помните, сэр, как она отреагировала, когда мистер Глоссоп попытался дать ей прикурить сигарету от своей зажигалки? Мне показалось, она не скрыла нетерпения, когда зажигалка несколько раз не сработала.
— Верно, Дживз. Она обдала Типу презрением.
— Именно так, сэр.
— Я бы хотела кое-что уточнить, — вмешалась тётя Делия, растерянно переводя взгляд с меня на Дживза и обратно. — Вы имеете в виду, если она всё время будет прикуривать от его зажигалки, рано или поздно ей это надоест и она укажет ему на дверь? Я правильно поняла?
— Я просто упомянул данный эпизод, мадам, чтобы подчеркнуть безжалостный характер мисс Беллинджер.
— Безжалостный — лучше слова не придумаешь, — согласился я. — Эта Беллинджер — прожженная бестия. Одни её глаза чего стоят. И подбородок. Короче говоря, безжалостность у неё на лбу написана. Железная женщина.
— Совершенно справедливо, сэр. Таким образом, мне кажется, если мисс Беллинджер станет свидетельницей публичного позора мистера Глоссопа, она потеряет к нему всякий интерес. Например, в том случае, если зрители неодобрительно отнесутся к его выступлению во вторник…
Я прозрел.
— Клянусь своими поджилками, Дживз! Ты хочешь сказать, если он с треском провалится на концерте, она порвёт с ним всякие отношения?
— Я сильно удивлюсь, если этого не произойдёт, сэр.
Я покачал головой.
— Мы не можем рассчитывать только на случай, Дживз. Само собой, Тяпа, поющий «Солнечного мальчика», это — конец света, но… ты сам должен понимать, что нам может просто не повезти.
— Я и не рассчитываю на везение, сэр. Я хочу предложить, чтобы вы обратились к своему другу, мистеру Бингхэму, и сообщили ему, что готовы принять участие в концерте. Нетрудно будет организовать дело таким образом, что вы выступите непосредственно перед мистером Глоссопом. Я думаю, сэр, если мистер Глоссоп споёт «Солнечного мальчика» сразу после того, как вы исполните ту же песню, аудитория отреагирует определённым образом. Мне кажется, когда мистер Глоссоп начнёт петь, страсти накалятся до предела.
— Дживз! — воскликнула тётя Делия. — Ты просто чудо!
— Благодарю вас, мадам.
— Дживз! — воскликнул я. — Ты просто осёл!
— С какой стати ты называешь его ослом? — вспылила тётя Делия. — Самый шикарный план, который можно было придумать!
— Чтобы я спел «Солнечного мальчика» на концерте, который устраивает Говядина Бингхэм? Не смешите меня.
— Вы поёте эту песню каждый день, принимая ванну, сэр. У мистера Вустера, — тут Дживз повернулся к тёте Делии, — очень приятный баритон.
— Я никогда в этом не сомневалась, — проворковала тётя Делия.
— Одно дело петь в ванной, Дживз, и совсем другое — перед торговцами и лавочниками.
— Берти! — угрожающе сказала тётя Делия. — Ты выступишь, как миленький!
— И не подумаю.
— Берти!
— Ничто не заставит меня…
— Берти, ты споёшь «Солнечного мальчика» во вторник, где полагается, и будешь петь, как жаворонок, или проклятье твоей тётушки…
— Я не буду петь!
— Подумай об Анжеле!
— Прах побери Анжелу!
— Берти!
— Нет, разрази меня гром, ни за что!
— Не будешь?
— Не буду.
— Это твое последнее слово?
— Окончательное. Раз и навсегда, тётя Делия, ничто не заставит меня спеть на этом концерте ни одной ноты.
И поэтому, примерно в полдень, я послал телеграмму Говядине Бингхэму, предложив ему свои услуги, и к вечеру дело решилось положительно. Я выступал вторым после перерыва, непосредственно перед Тяпой, а сразу после него на сцене должна была появиться мисс Кора Беллинджер — известное колоратурное сопрано.
— Дживз, — сказал я в тот вечер, и, можете мне поверить, тон у меня был ледяной, — будь любезен, сходи в нотный магазин и купи мне ноты «Солнечного мальчика». Теперь я вынужден буду выучить не только куплеты, но и припев. О том, сколько нервов мне придётся потратить, я не хочу даже говорить.
— Слушаюсь, сэр.
— Тем не менее я хочу сказать…
— Если я немедленно не уйду, сэр, нотный магазин может закрыться.
— Ха! — воскликнул я, и, можете мне поверить, тон у меня был иронический,
* * *Хотя я заранее подготовился к предстоящему испытанию и находился в состоянии ледяного спокойствия, которое помогает человеку совершать героические поступки с небрежной улыбкой на устах, должен признаться, что в тот момент, когда я вошёл в концертный зал на Бэрмонди-ист и бросил взгляд на ищущую развлечений публику, мне потребовалось призвать на помощь всё мужество и бульдожье упрямство Вустеров, чтобы пулей не выскочить на улицу и не отправиться на первом попавшемся такси обратно в лоно цивилизации. Когда я приехал, концерт был в полном разгаре, и деятель, напоминавший местного гробовщика, с увлечением декламировал «Дом, который построил Джек», а зрители, хоть и не топали ногами в буквальном смысле слова, хмурились и, вообще, выглядели довольно угрожающе, что мне крайне не понравилось. Глядя на них, я, должно быть, испытывал те же чувства, что грешники, перед тем как войти в геенну огненную.
Внимательно осмотрев зрительный зал, я пришёл к выводу, что публика временно отсрочила исполнение приговора. Вам никогда не приходилось стучать в дверь одного из увеселительных мест в Нью-Йорке? Сначала в этой двери открывается окошко, и в нём появляется Лицо. Секунду, длящуюся вечность, Оно смотрит вам прямо в глаза, и вы неожиданно вспоминаете всю свою жизнь. Затем вы говорите о своем друге Зинзинхаймере, который прислал вас сюда и обещал, что при упоминании его имени с вами будут обращаться надлежащим образом, после чего обстановка разряжается. Так вот, торговцы овощами и владельцы мясных лавок очень сильно напомнили мне это Лицо. «Попробуй, выкинь какой-нибудь номер, — казалось, говорили они, — и тогда узнаешь, почём фунт лиха». А я никак не мог отделаться от ощущения, что, когда я начну петь «Солнечного мальчика», они решат, что я выкинул тот самый номер.
— Полный зал, сэр, свободных мест нет, — послышался голос у моего локтя. Дживз материализовался рядом со мной и стоял, снисходительно наблюдая за представлением.
— Ты здесь, Дживз? — холодно спросил я.
— Да, сэр. Я присутствую на концерте с самого начала.
— Вот как? Несчастные случаи были?
— Сэр?
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Кого-нибудь уже освистали?
— О нет, сэр.
— Думаешь, я буду первым?
— У меня нет причин полагать, что вы провалитесь, сэр. Я не сомневаюсь, что вас хорошо примут.
Внезапно мне в голову пришла одна мысль.
— Значит, ты уверен, что всё пойдёт по плану? — спросил я.
— Да, сэр.
— А я в этом не уверен. И сейчас я объясню тебе, почему. В твоем мерзком плане есть изъян.
— Изъян, сэр?
— Да. Неужели ты считаешь, что мистер Глоссоп, услышав, как я пою эту дурацкую песню, выйдет через минуту после меня и тоже её споёт? Пораскинь мозгами, Дживз. Он поймёт, что стоит на краю пропасти, и вовремя остановится. Скорее всего он просто не станет выступать.
— Мистер Глоссоп не услышит, как вы поёте, сэр. По моему совету он зашёл в «Кувшин и бутылку» на другой стороне улицы и собирается остаться там до тех пор, пока его не пригласят на сцену.
— Вот как? — сказал я.
— Неподалеку отсюда, сэр, находится ещё одно заведение — «Козёл и виноград». Мне кажется, вы поступили бы разумно…
— …если бы дал трактирщику заработать?
— Это снимет с вас нервное напряжение, сэр, и поможет незаметно провести время до вашего выступления.
По правде говоря, я был крайне недоволен Дживзом, который втравил меня в эту свинскую историю, но, услышав от него дельный совет, я несколько смягчился. На сей раз Дживз попал в самую точку — видимо, он недаром изучал психологию индивида. Я чувствовал, что мой нрав и характер просто мечтали спокойно провести минут десять в «Козле и винограде». Добраться до свободного столика и опрокинуть несколько стаканчиков виски с содовой было для Бертрама Вустера делом нескольких секунд.
Мне стало легче, как по волшебству. Не знаю, что они добавляли в напиток, кроме серной кислоты, но мои взгляды на жизнь резко переменились. Я больше не чувствовал странного комка в горле. У меня прошло ощущение слабости в коленях. Мои руки и ноги перестали дрожать, язык начал нормально ворочаться, а позвоночник приобрёл былую твёрдость. Задержавшись на мгновение, чтобы пропустить ещё один стаканчик той же жидкости, я весело пожелал официантке доброй ночи, приветливо кивнул двум-трём посетителям за стойкой, которые пришлись мне по душе, и вприпрыжку отправился обратно в концертный зал, ни капельки не волнуясь.
