Лиза Уэлш - Берлинский фокус
– Стиль для тех, кто может себе его позволить.
Пустой бумажник оттягивал карман.
– Хочешь еще выпить?
– Нет. – Она начала собираться. – Бобби волнуется, когда я уезжаю надолго.
Мы вернулись на автобусную станцию. Длинные ноги часов на Бьюкенен-стрит, застывших в полупрыжке, не сдвинулись с места, но руки-стрелки успели намотать не один круг. Автобус на Камбернолд уже подали, новый кондуктор продавал пассажирам билеты. Мама взглянула на очередь, убедилась, что не опоздает, и повернулась ко мне с серьезным лицом.
Уильям, я знаю, у тебя какие-то неприятности, но помни, что бы ни случилось, ты всегда можешь довериться старушке матери.
Я обнял ее. Трудно представить, что когда-то она была выше меня и могла уладить любые проблемы. Она достала кошелек из сумки, вынула двадцать фунтов и твердо вложила мне в руку.
– Мам, не надо.
– Не спорь, это ерунда. Потом вернешь. – Я наклонился и поцеловал ее в щеку. – Помни, что бы ты ни натворил, мамочка всегда будет тебя любить.
– Знаю, мам.
И я так хотел в это верить. Я проводил автобус и отправился назад в Галлоугейт.
Поздно вечером я вернулся из бара. С тех пор как мать отдала мне эту штуку, она жгла мне сердце куском адского угля, но я принял достаточно анестетиков, чтобы провести наконец вскрытие. Я сел на кровать, взял конверт, полученный от Билла больше года назад, и распечатал. Внутри оказалась карта. Я развернул ее и увидел обведенный красной ручкой берег лесного озера. Я снял очки, потер глаза и вынул из конверта еще кое-что – фотографию. Два молодых человека с мрачными усталыми лицами на берегу озера на закате или рассвете прекрасного летнего дня. Однако на снимок из отпуска не похоже. Один из мужчин – Монтгомери, молодой, не такой лысый и не такой пузатый, но вполне узнаваемый. Второй – выше, крепче, мощнее. Никогда не видел его прежде, но метод дедукции подсказал мне, что это Билл-старший, недавно почивший отец Билла. В руках Монтгомери газета за тот день. Никакой крови, насилия, растерзанных трупов или разбитых лиц, но что-то жуткое приковывало мой взгляд. Из-за этого снимка я столько претерпел в Берлине. По большому счету из-за него все и случилось, но я смотрел на него и не понимал, что же в нем такого. Я сунул руку в карман и нащупал зажигалку. Проще всего сжечь фото и покончить со всем этим.
Я положил его в конверт, нашел в ящике скотч и приклеил пакет к днищу шкафа. Потом придумаю тайник ненадежнее. Может, к тому времени я пойму, что прячу и что с этим делать.
IV
Я вышел из театра и увидел Сильви. Она стояла в полосе желтого света, падавшего из двери служебного входа. Сильви подняла голову и улыбнулась, как дива в предвкушении шоу. Что, в общем, недалеко от истины. Я помедлил, она зажмурилась на свету, и я отпустил дверь, оставляя нас в сумерках парковки. Некоторые фокусники говорят, что волшебство привлекает женщин, – может, и так, только со мной это почему-то не работает.
– Привет.
Ее голос звучал ниже, чем на сцене, от холода и сырости в нем появилась хрипотца.
– Привет. – Я не понимал, чего она ждет. – Спасибо за помощь.
В темноте я не видел лица, но, судя по голосу, она улыбалась.
– Не за что.
– Да ладно, ты спасла мне жизнь.
– Всегда пожалуйста.
В голове пронеслись картинки из порножурналов. Я поставил чемодан на землю.
– Ждешь кого-нибудь?
– Да.
В ночной тьме ее хрупкая фигурка выглядела совсем беззащитной. Парковка казалась мрачной и заброшенной, хотя с полдюжины машин еще стояли в своих загонах. Фары погашены, в окнах темно, но кто угодно может сидеть там и ждать, пока я уйду и оставлю ее одну. Я представил ее смеющееся лицо, заснятое на какой-нибудь вечеринке, широкую улыбку, застывшую в немом призыве к свидетелям. Я отогнал видение и удержался от вопроса: «Ты не боишься стоят тут одна?» Она сама по себе, я сам по себе. Кроме того, она наверняка поднимет меня на смех.
– Мне пора. Спасибо еще раз, хорошего вечера.
Я взялся за ручку чемодана, готовый катить свой воз до ближайшего такси.
– Не хочешь спросить, кого я жду?
Я, конечно, уже понял, но хотел услышать это от нее.
– Не мое дело.
Она подошла ближе, всколыхнув еще пару страниц журнала.
– Я жду тебя.
Я отпустил чемодан. Не то чтобы я собирался дотронуться до нее, но на всякий случай решил освободить руки.
– Я польщен.
Теперь я видел ее сияющее лицо, открытое – и загадочное.
– Ты еще не знаешь, чего я хочу.
Меня снова охватило беспокойство. Казалось, среди машин кто-то ходит.
– Я думал, меня.
Она улыбнулась шире:
– Вы, ирландцы, все одинаковые.
– Шотландцы. – Бровь под ровной челкой приподнялась, и я добавил: – Но мой дед из Ирландии, если хочешь.
– Ты и Клинтоном[11] прикинешься, если я захочу.
– Если они отменят воинскую повинность.
Она засмеялась:
– За сценой ты забавнее.
– Мне уже говорили. – Где-то в темноте проскрипел по рельсам трамвай. Она мотнула головой, и я заметил капли дождя на шлеме темных волос. Я ждал, что она объяснится, но она молчала. – Так чем же я могу помочь?
– Может, сначала выпьем?
– Я уж и не надеялся. – Я посмотрел на чемодан. – Только давай заскочим в отель, я все улажу и разгружусь.
Она улыбнулась жемчужной американской улыбкой:
– Может, там и выпьем?
– Почему нет?
Я улыбнулся в ответ, скрывая свои зубы, чувствуя себя Казановой во плоти, и совсем забыл, что она так и не сказала, чего хочет.
* * *За те часы, что я провел в Берлине, квартал успел измениться. На улицах по-прежнему оживленно, но суеты меньше. Перекресток ночи. Спешащие домой театралы и парочки из ресторанов вперемешку с юными тусовщиками, для которых ночь, как и вся жизнь, только начинается. Сильви вела меня по улице, мимо баров и ресторанов, влюбленные и дружеские компании мелькали в ярких огнях, улыбались, как реклама праздника. Трамвай со звоном укатил за угол, и я ступил на дорогу.
– Эй, не спеши.
Сильви схватила меня за рукав и кивнула на красный свет.
– Извини. – Я усмехнулся и поднялся на тротуар. – Там, откуда я родом, светофоры для стариков, больных и голубых.
Загорелся зеленый. Мы перешли улицу, и Сильви сказала:
– Отель недалеко, можем прогуляться пешком.
– Хороший?
Сильви пожала плечами:
– Никогда не бывала. – Она улыбнулась, ее каблуки стучали по асфальту. – Люблю комнаты в новых отелях, а ты?
– Я слишком много их видел.
– А я нет.
Мы свернули от баров и кафе на боковую улицу и увидели торчащий скелет недостроенного здания. Синяя пленка трепыхалась на перекрытиях, и я представил огромный корабль-призрак, на всех парусах рассекающий ночные просторы. Мы замедлили ход, Сильви поднялась на бордюр будущего тротуара и пошла, балансируя по краю, останавливаясь, чтобы поймать равновесие, как канатоходец. Я шел рядом, гремя колесами чемодана по новому бетону. Сильви раскинула руки, усиленно раскачиваясь, и схватилась за мое плечо, чтобы удержаться.
– Заработаю денег – буду жить в отеле. Чистые простыни каждый день, мини-бар с охлажденной выпивкой, обслуживание, кабельное телевидение, душ с охренительным напором…
Тротуар кончился. Сильви остановилась, слегка покачнувшись, будто на краю пропасти, я дал ей руку, и она спрыгнула с легким реверансом.
– А еще завтрак каждое утро, – сказал я.
– Завтрак в любое время дня. Или ночи, если хочется, и… – Она помолчала, привлекая мое внимание, и выдала коронную фразу: – Бесплатная гигиеническая фигня.
Мы снова вышли на главную улицу. Молодая парочка прошла мимо нас в бар, он обнимает ее за плечи, она его – за талию.
– В Глазго в такое время на улицах полно пьяных.
– Правда? Почему?
– Не знаю. Так сложилось.
– У нас пьют только последние неудачники.
Я почувствовал себя уязвленным.
– Серьезно?
– Да, те, кто не могут достать спидов. Напиваются только слюнтяи.
– Повезло слюнтяям. А ты откуда?
– Не важно, сейчас я здесь.
– Здесь и сейчас?
– Поверь на слово. – Каблуки цокнули последний раз, и она остановилась у двери. – Ну вот, отель «Бэйтс». Не похоже, что здесь есть жизнь.
Я посмотрел на закрытые ставнями окна, запертые двери и погасшую вывеску.
– Кто сказал, что у американцев нет чувства юмора? – Я позвонил в дверь. – В путеводителе написано, что Берлин – круглосуточный город.
– Так оно и есть – там, где за это платят.
Я напряг слух в надежде услышать шаги швейцара и снова нажал на звонок, раздумывая о том, не отключает ли его портье перед отходом ко сну. Я отпустил кнопку и прислушался.
– Что-нибудь слышишь?
Сильви покачала головой. Я принялся стучать кулаком, но толстая деревянная дверь словно впитывала удары, и я лишь отбил себе руку. За спиной три ноты пропищали незаконченной гаммой на сломанном ксилофоне. Я обернулся и увидел Сильви, озаренную зеленым светом мобильника.
