Алексей Филиппенков - Воронка
Да, ты сам во всем виноват. Ты – размазня, который заслужил эти укоры. Ты позволил всем вокруг тыкать в тебя пальцем и называть неудачником. Ты безмолвствовал, когда в тебя бросали камни. Ты хихикал, когда они дразнили тебя. Ты молчал, когда они так поступали, чем выражал согласие.
Я молчал…
Недаром Хайнц размозжил тебе нос. А ты даже не смог дать отпора, предоставив волю эмоциям и пораженческим мыслям. А если в следующий раз это будет не Хайнц, а вооруженный до зубов противник в рукопашной, что ты будешь делать? Смерть тебя ждет… смерть.
Больно. Моя жизнь – ничто. Она – надуманный пепел в огромном мире людских ощущений. И, возможно, оно и к лучшему. Если мне суждено отправиться туда, где навеки замирают сердца, то я принимаю это. Жизнь, она становится такой драгоценной, когда ощущаешь ее отдаление. Но, если в книге судеб у Господа я буду жить, значит, мне нечего бояться. Но мне все равно страшно».
Вернер отвернулся к стене, укрывшись с головой одеялом. Из его красных глаз медленно стекали слезы разочарования в самом себе. Никогда раньше он не задумывался о том, как он прожил свои годы. Их было восемнадцать! И наступил не крутой поворот в стихии его мировоззрения, а жизнь завела его в глухой и бесповоротный тупик, из которого, как ему казалось, нет возврата. Слезы прозрачными каплями падали на подушку, оставляя мокрый след. Лишь необдуманный поступок заставил его переоценить многое в себе. Он впервые в жизни начал осознавать непутевость собственной жизни. Годы он потратил на мысли о мечтах, вместо того, чтобы найти в себе мужество сделать хотя бы один шаг к достижению своей мечты. Никто не поймет и не увидит его чувств. Он закрыл глаза и уснул в надежде никогда не просыпаться.
На календаре было 1 апреля. До битвы на Сомме оставалось три месяца.
* * *Через несколько дней, поздним апрельским вечером 1916 года, Вернер Гольц вышел из дома, в надежде когда-нибудь в него вернуться. Он преданно оглянулся вслед кирпичному строению и под покровом темноты отправился на вокзал, стараясь больше не оборачиваться и не давать волю эмоциям.
В течение всего дня Вернер приводил в порядок домашнюю сторону своей жизни. С утра он в последний раз заправил кровать, которую никогда прежде не заправлял с таким трепетом и желанием. На него неожиданно напало маниакальное чувство чистоплотности. Ему хотелось, чтобы комната была идеально убрана в его отсутствие. Рубашки в шкафу, извечно валявшиеся как попало, теперь были проглажены и пунктуально развешаны по цветам. Все книги с письменного стола он отнес в отцовскую библиотеку и расставил все произведения в алфавитном порядке, предварительно подклеив места, где имелись разрывы. Самостоятельно вымыв в комнате полы, протерев пыль, Вернер был доволен тем порядком, в котором пребывало его обиталище. Позже со всей ответственностью собрал узелок, в котором было только самое необходимое, что могло ему понадобиться на войне. Родители не знали точного дня его ухода. Ему не хотелось, чтобы они провожали его до вокзала, а поэтому не предупредил их. Он оставил записку на столе, в которой сообщил, что уехал и попросил прощения за этот побег.
Темными улицами он шел на привокзальную площадь, где намечался общий сбор добровольцев. Идя по пустынным аллеям, проходя по обезлюдевшим переулкам, слыша только треск сверчков, он задумывался о собственных ошибках, о планах, которые не успел реализовать. Думал об Агнет, о том моменте, когда однажды она взглянула на него и улыбнулась. Теперь эта улыбка станет для него единственным островком мира в разгар жестокой войны. Страшное письмо умирающего бойца Вернер взял с собой. Он сложил листок вчетверо и убрал во внутренний карман костюма. В душе теплилась надежда, что оно станет для него талисманом, оберегающим от опасности. Будучи переполненным суевериями, Вернер внушил себе, что женщина в парке и оброненное ею письмо были посланием свыше. Он не мог объяснить, кто предупреждает его, но точно знал, что случившееся той ночью в аллее – знак.
Тишина спящего города сменилась шумом привокзальной площади. Народ стал подтягиваться, и безлюдность сменилась многолюдным потоком молодых людей. Кого-то сопровождали родители. Матери прощались с сыновьями, не зная, что те уже не вернутся домой. Судьбы тысяч людей… Каждое прощание с родными – трагедия, и обратной дороги уже нет. Вернер был одинок в толпе, его родители спали дома, ничего еще не зная. Ему одновременно было и страшно и спокойно, это состояние трудно передать: в душе царят спокойствие и пустота, но одновременно есть и легкая тревога внизу живота, дающая о себе знать небольшими нервными спазмами. Состояние полного равнодушия ко всему вокруг обуревает всем телом и хочется просто лечь и ничего не делать. Тело словно отказывается от быстрых движений. Отсутствует всякое желание смеяться и радоваться. Полнейшее спокойствие! Некоторые молодые люди от неосознанности, что они отправляются не на отдых, все же вели себя довольно резво и весело, грозясь выиграть войну за два дня и вернуться с полной победой, но в основном так вели себя компании, ехавшие вместе, или чуть подвыпившие. Поезд уже плевался клубами дыма, разогревая топку, готовясь отправиться в путь. Любимые девушки в последний раз обнимали своих женихов, одетых в военную форму и должных вернуться на фронт. Родители роняли слезы не желая отпускать детей в неизвестность. Вернер смотрел на это все с пониманием, но ему не хотелось, чтобы мать и отец присутствовали в этот момент. Он стоял в проходе между вагонами, высунувшись из тамбура. Его густые, красивые волосы развевались на ветру.
Вскоре поезд уже выезжал за границы города. Пологие горы спустя какое-то время тоже остались позади. Вернер прошел в вагон и занял первое попавшееся место. Его совсем ничего не волновало. В его душе царило полнейшее равнодушие ко всем окружавшим его людям, ко всему, что дышало и не дышало. Моральное напряжение постепенно спадало и осталось лишь ожидание нескорой остановки в окрестностях Франкфурта. Им предстояла долгая дорога до учебного лагеря, где унтер-офицеры будут ломать их, чтобы они не сломались в окопах. Поезд гудел! В некоторых его вагонах заканчивалось детство, прекращалась юность и начиналась взрослая жизнь, где необходимо было принимать решения и не бояться. Вместо шестнадцатинедельного курса молодого бойца их будут готовить всего два с лишним месяца, после чего они станут полноправными защитниками своей родной Германии. В такт паровозному стуку колес, Вернер закрыл глаза и попытался заснуть.
Его уход не был для него самого мужским поступком, он не думал о Родине и ее защите. Это был вызов самому себе. Уходя в армию, Вернер наивно надеялся, что с таким телосложением и в столь юном возрасте его не пошлют в сражения, а посадят в штаб клеить конверты или принимать почтовых голубей с передовой. Возможно, он станет курьером в тылу, и у него будет возможность почувствовать себя героем в форме. Он будет расхаживать по улицам городов, чувствовать на себе взгляды – ведь он считал, что если ты в форме, то ты схож с рыцарем в доспехах и все окружающие смотрят на тебя с восхищением. Но теша себя напрасными надеждами, уже через два месяца Вернер Гольц окажется в центре самой кровавой бойни за всю историю войны – в битве на Сомме. А Агнет в эти огненные дни, наверно сидела на лекциях, изучая философию или историю древних кельтов, и получала записки от любвеобильного Хайнца.
«Здравствуйте мама и папа.
Вот и подошло к концу мое обучение в тренировочном лагере. Завтра нас отправляют во Францию. Офицеры готовят нас к неизвестности, муштруют и днем и ночью, и в дождь и в солнце. Сложно объяснить мои чувства, когда я осознаю, что отправляюсь на войну. Но одно я знаю точно: это мой долг перед вами и всей страной.
Я понимаю ваше огорчение и отцовскую злость за то, что не предупредил об этом заранее. Рано или поздно я должен был научиться принимать серьезные решения и брать ответственность за свои поступки. И я горд тем, что впервые в своей жизни я не побоялся принять это решение. Я поставил на кон собственную жизнь, за потерю которой вся ответственность будет лежать только на мне.
Не переживайте за меня. Я здесь не один. Весь наш батальон состоит из таких же добровольцев, как я. Нас здесь много. Мы еще встретимся с вами, когда я вернусь, когда закончится война и наступит мир.
Ваш сын Вернер».
Глава 3
Сомма
27 сентября 1914 года немецкая армия начала окапываться на зеленых полях в районе реки Соммы. Инженерные работы не прекращались ни днем, ни ночью. Через полтора года отдельные траншеи превратились в эшелонированную оборону, захватить которую, казалось, было невозможно ни для одной армии. Вдоль всей линии обороны через небольшие промежутки были оборудованы пулеметные точки, перед которыми расстилалась в несколько линий колючая проволока. Позиции размещались так, что простреливали практически всю прилегающую местность. Каждая из деревень не уступала по своей неприступности средневековый замок. К 1916 году в огне сражений Германия потеряла уже около миллиона человек. Боевой дух армии был подорван особенно после «Верденской мясорубки». Франция не дрогнула, Англия продолжала переправлять через Ла-Манш новые силы. И если зимой Германия имела цель наступать и заставить Францию капитулировать, то летом уже Антанта решила навсегда выгнать немецкую армию из французской земли.
