Вячеслав Сухнев - Встретимся в раю
Следовательно, деньги надо брать в ночь с пятницы на субботу. В это время на даче только хозяин и два охранника — Лоб никогда не оставался ночевать на Богучарской. Правда, по ночам вокруг дачи бродил еще черный угрюмый мастифф, которого на день запирали в сарайчике. Так что начинать, как понимал Лимон, придется с собаки…
Его томила необходимость вплотную приступать к намеченному. Понимал, что сует руку в крысиную нору. Мало было шансов разделаться с дачей в одиночку, очень мало. Лимон перебрал в уме всех приятелей и знакомых, которых можно было бы взять в дело, и всех отмел. Лимону нужен был в напарниках умный и хладнокровный циник, который не станет размышлять, можно ли наказывать преступников, совершая преступление, и насколько гуманно травить охрану, убивать собак… Циников-то вокруг хватало, но одни были неумными, другие — не хладнокровными. И, кроме простого совершенствования в цинизме, ничего другого делать не умели и не хотели. Оставалось надеяться только на себя.
Лимон снова выглянул в окно. По переулку, прижимаясь к домам, осторожно полз патрульный «мерседес». За блестящими стеклами проступали белые пятна лиц. Патрули сторожко наблюдали за молчащими домами — в трущобах не очень жаловали представителей закона и выливали иногда на машину помои. И чего технику рвут, подумал Лимон. По нашим дорогам только на танке можно прогуливаться. Ничего, рюхнутся в траншею — поумнеют.
«Мерседес» дополз почти до парадной двери дома Лимона, давно заколоченной, и остановился. Три плотных фигуры в синих комбинезонах выбрались из машины. Лимон заметил, что патрульные смотрят на его окно, и отпрянул. А после этого инстинктивного испуганного движения подумал: чего всполошился! На нем никакой вины перед законом нет. И усмехнулся — пока нет. Но тоскливое чувство опасности осталось. Вот так же, вспомнил он, было тоскливо, когда в рейды ходили. Захлопываешь люк, и начинается тоска — до первого выстрела. Потом тосковать некогда. Что-то заставило Лимона сложить карту и прилепить к задней стенке плиты. Туда же, подумав, он отправил и схему дачного участка на Богучарской.
В дверь постучали. Конечно же, троица стояла на лестнице и рожи у патрулей были каменные. Где их только откапывают, с такими рожами?
— Господин Кисляев? — спросил унтер с веревочными усами.
— Так точно! — выпучил глаза Лимон. — Добро пожаловать…
Вообще-то они и без всякого приглашения вполне свободно пожалуют. Но так хоть дверь не вышибут.
— Спасибо, — сказал унтер-офицер и сделал пальцами знак.
Один из патрулей вошел с ним в квартиру, а другой остался на лестнице.
— Проходите на кухню, — сказал Лимон. — Чайком угощу. Жара стоит просто несусветная. И это, обратите внимание, в конце августа.
Унтер внимательно посмотрел на щербатую улыбку Лимона, на руки, вытянутые по швам, и вздохнул с некоторым разочарованием:
— Тут сигнальчик на вас, господин Кисляев…
— Вполне допускаю, — согласился Лимон, — Вокруг один сброд. Работать не желают, господин унтер-офицер. Народу, если хотите знать мое мнение, лишняя грамотность во вред. Тут недавно в газете «Вестник» специально по этой проблеме статейка была. Вы ее, конечно, читали?
— Нет, как-то не пришлось, — сказал унтер. — О народной грамотности мы потом поговорим. Сначала о сигнале… Поступили сведения, что вы терроризируете соседей, стреляете из ружья. Недавно ранили некоего… Трушина. В заднюю часть тела.
— Ранил, — с готовностью доложил Лимон. — Что было, то было. А как же его, паразита, не ранить, господин унтер-офицер? Сколько раз человеческим языком говорил: Трушин, говорил, дорогой, не гадь на лестнице! А он, господин унтер-офицер, словно нарочно… Да под самую дверь норовил! Долго я его, значит, уговаривал…
— Надо было в домком сообщить, — вздохнул унтер. — Тогда мы к Трушину пришли бы, а не к вам.
— Да никогда! — закричал Лимон и стукнул себя кулаком в гулкую грудь. — Разве ж я не знаю, сколько у вас работы, как вам приходится защищать общество от всякой нечисти! А тут я со своим сигналом… И было бы о чем! Тьфу…
— Вы хоть понимаете, что нарушили закон? — спросил унтер уныло.
— Не может быть! — изумился Лимон. — Всегда закон уважал. На ружье у меня разрешение. Я не какая-нибудь шантрапа. Ружье мое, на собственные сбережения…
Он показал разрешение на дробовик, бросился в комнату и вынес ружье.
— Руки! — гаркнул молчавший до сих пор патрульный, и Лимон увидел нацеленный ему в лоб револьвер. — Руки за голову!
Лимон вскинул руки, ружье выпало и ударило прикладом унтера по голени. Тот зашипел от боли:
— Вы с ума сошли, Чекалин? А если бы он с перепугу мне в живот?.. Из двух стволов?
— Да никогда! — сказал Лимон. — Заряженным не держу, я законы знаю. Смею полюбопытствовать, господин унтер-офицер, кто сигнал состряпал? Трушин?
— Какая разница, — раздраженно сказал усатый унтер, потирая ногу.
— Большая! — живо отозвался Лимон. — Если сам Трушин настучал, то это может быть обоснованием для передачи дела в суд. Правда, не думаю, что с такой мелочью, с бытовухой, станет возжаться наш справедливый и гуманный суд. Штраф могут выписать, если все-таки до дела дойдет. В худшем случае, учитывая то, се, пятое, десятое… Мою безупречную службу и далеко не безупречное поведение Трушина… Год условно. А если сигнальчик не Трушин организовал, а его курва или благожелатель какой, то у меня и комментариев нет. Такой сигнальчик ничего не стоит, а вам одно беспокойство. Никакой совести у народа, вот что я вам скажу.
— А вы, Кисляев… большой дока!
— Конечно, — сказал Лимон. — Я с самого начала заявил, что законы знаю. Меня тут, честного человека, подонки донимают. И никому до этого дела нет. А я терплю, сигнальчики не подаю. Но стоит засветить дробью в задницу… Дробь-то, господин унтер, бекасиная! О чем шум?
— Действительно, — отмахнулся старший наряда. — Ладно, Бог с ним, с Трушиным. Наверное, господин Кисляев, вы правы. Как в определении степени провокационности поведения Трушина, так и в прогнозе относительно собственной ответственности…
Лимон насторожился — слишком грамотные патрули ему всегда казались подозрительными.
— Между нами говоря, — продолжал унтер, — этому Трушину так и надо. Сигнал, конечно, не от него пошел, большой служебной тайны не открою… И забудем об этом глупом деле, господин Кисляев. Я вас прошу впредь поосторожнее обращаться с ружьем.
— Святой истинный крест, — забормотал Лимон. — В руки не возьму без дела.
— А что мы столбом стоим? — спохватился унтер. — Грозились чайком угостить, господин Кисляев!
Старший наряда прошел на кухню, снял каску и оказался довольно молодым парнем, с темным чубчиком, с розовыми ушами. Мальчик-отличник… Только шея была толстовата для отличника. Унтер сел на табуретку, дождался, пока Лимон нацедит ему чая, и подмигнул.
— Ну, а Перевозчикова давно изволите Знать, господин Кисляев?
— Перевозчикова?
Лимон чуть не подавился чаем. Лысина у него сразу взопрела — Перевозчиков и был тот самый ростовец, которого застрелили в пивняке на. Трубной. Вот оно, значит, в чем дело… А то вокруг Трушина ходили! Нужна им его нашпигованная дробью нахальная задница…
— Вообще-то я знаю Перевозчикова с Афгана. Так, шапочное знакомство. А что случилось? Вы же, господин унтер-офицер, просто так ничего спрашивать не станете, контора у нас серьезная.
— Это верно, — согласился унтер. — Потому и интересуюсь: встречаетесь часто?
Лимон отметил про себя это «встречаетесь». Конечно, лопушка именно здесь.
— Не особенно, — ответил он, дуя в чашку. — Раза три он помогал устраиваться на Азовском побережье — там пляжи. Ну, и сам… несколько раз наведывался. Последний раз… да, зимой был. Посидели, бутылку приговорили. А потом он как-то быстро исчез. Я ему весной писал, как, мол, насчет отпуска, можно ли надеяться… Не ответил. Наверное, сел.
— А почему вы думаете, что сел? — спросил унтер.
— Потому что глупый, — засмеялся Лимон. — Вечно мечтает о большом бизнесе и вечно попадается впросак.
— Глупый, — задумчиво сказал унтер. — А вы. Кисляев, умный… С какого вас курса поперли?
— Почему поперли? — решил обидеться Лимон. — Сам ушел… С последнего курса. Понял, что романская филология — не то, на что стоит тратить жизнь.
— Да, да, — прищурился унтер. — Жизнь стоит тратить на крыс, мышей, на стрельбу по соседям, на знакомство с торговцами наркотиками…
— Как? — изумился Лимон. — С торговцами наркотиками? Не было у меня сроду таких знакомств!
— А Перевозчиков?
— Что вы говорите! — шепотом сказал Лимон. — Перевозчиков? Просто не верится… Значит, все-таки сидит. Как чувствовал! Меня, наверное, теперь будут к следователям таскать? Но я же ничего не знаю!
