Игорь Бойков - Жизнь, прожитая не зря
Но сегодня этот двор был пуст. Один из главных его мучителей в юности — низкий и плотный Руслан, по толстым губам которого вечно блуждала наглая и самодовольная улыбка — несколько лет назад отправился в армию, и, прослужив менее года, внезапно вернулся домой комиссованным. «Деды» погранотряда где-то на Дальнем Востоке не устрашились его накаченного торса, покрытых густым курчавым волосом мощных рук, и, набросившись скопом, переломали ему ноги и отбили почки, когда тот, вызывающе хохотнув, наотрез отказался мыть полы в казарме. Теперь Руслан по большей части сидел дома, изредка ковыляя с палочкой через двор. Другого местного «быка» Ислама с год назад прямо на улице застрелил из пистолета какой-то парень-студент, у которого он вздумал вымогать деньги.
Николай ещё раз огляделся, тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания, и решительными шагами направился прямо. Выйдя на перекрёсток, ему почти сразу же удалось поймать маршрутку. Он радостно втиснул своё продрогшее тело в обшарпанный салон «РАФика», наступил кому-то на ноги и извинился с испуганной поспешностью, едва заслышав недовольное ворчание. Вместе с ним внутрь ворвался порыв ледяного ветра, обдавший всех облаком мелкой колючей пыли. Высокая и стройная девица, сидевшая сразу же за спиной водителя, недовольно фыркнула и, достав из сумки зеркальце, принялась сосредоточенно поправлять растрёпанные ветром волосы.
Маршрутка катила к центру города, поминутно подпрыгивая на колдобинах дороги. Её чинили и асфальтировали много раз, однако срыть все бугорки и заровнять ямки никак не удавалось. Вот и теперь: рабочие возились почти всю зиму, нарыли таких котлованов, будто собирались хоронить радиоактивные отходы, а результат был прежним — корпус «РАФика» нещадно трясся из стороны в сторону. Зло чертыхался под нос водитель.
Николай поглядывал в окно, нервно теребя пальцами обшивку салона. Он спешил к своему товарищу Ашоту, который жил в другом конце Города Ветров, возле моря. Посмотрев на часы, он понял, что опаздывает. Сейчас без десяти восемь. Ашот будет дома максимум до восьми утра, а потом потопает в свой институт. Если он не успеет перехватить его дома или во дворе, то, чего доброго, придётся тащиться к институту и вылавливать его уже там. Что было крайне нежелательно, ибо в таком случае он бы точно опоздал на работу.
Уже два месяца Николай был должен этому молодому армянину тысячу рублей. Его младшая сестра Инна, которую с третьей попытки за немалую взятку впихнули-таки прошлым летом на экономический факультет местного университета, проваливала сессию. Ленивая, самоуверенная, она как и многие ограниченные люди обладала упрямым и склочным характером. В школе без конца ругалась с учителями. Дерзила с ожесточением, когда те пытались её одёрнуть. Перед родителями вечно ныла и жаловалась на окружающих, а брата своего презирала за слабость и часто кричала на него со злостью:
— Тряпка! «Шестёрка» всего двора!
Лет в шестнадцать вокруг неё стали виться первые поклонники: диковатые, нахрапистые горцы. Инна этим гордилась. Теперь даже со своими подругами она стала держаться надменно, свысока. Гуляя в сопровождении какого-нибудь кургузого нескладного парня в спортивном костюме, кроссовках и вязаной шапке она иногда встречала некоторых из них. И тогда сперва окидывала их взглядом, полным самодовольства, а потом растягивала густо напомаженные губы в снисходительной улыбке:
— А-а. Привет-привет!
Однако всё это закончилось быстро. Плотоядному горцу прогулки быстро наскучили, и он захотел большего.
— Ишь чего! Но-но, — прикрикнула она, строго погрозив пальчиком. — Я — не такая.
Молодой парень со сплющенными в бесформенные пельмени ушами (таких называли «борцухами»), две недели не отступавший от неё ни на шаг, выругался и порывисто схватил за плечи, притянув к себе вплотную и, дыша горячо, отрывисто, гавкнул:
— Какая — не такая? Такая! Чего ломаешься?
Из его рта шёл резкий, горьковатый запах жареных семечек. Инна закричала, рванувшись назад и оставляя в его цепких пальцах клочья фальшивого меха, оторачивавшего капюшон. Парень изругался снова и ударил её кулаком в лицо. Тёплая кровь хлынула разом, залив губы и капая на куртку. От горячего солёного привкуса во рту ей сделалось жутко. Инна со всех ног бросилась бежать по парку, громко ревя от обиды. А парень догонял её с гортанным хохотом, грубо и сально хватал за волосы, за руки, за бёдра, за грудь.
— Э, дура, куда ломишься? Сюда иди, э! — кричал он.
Девушку отбили оказавшиеся рядом ППСники.
Через день о случившемся знала вся округа. Стоило Инне выйти из дому, старательно пряча в воротник распухший нос, как она тут же слышала за спиной наглые смешки. До боли стиснув зубы и потупив в землю злые глаза, она быстр шла через дворы, чувствуя, как её фигуру ощупывает полтора десятка нахальных пытливых глаз. Смешки по мере её удаления превращались в громкий гогот.
После этого случая Инна сделалась скрытной. Дома врала, что добросовестно учится в университете, хотя на самом деле вместо лекций и семинаров таскалась с однокурсницами по паркам и кафе. И потому неудивительно, что на первом же экзамене ей влепили заслуженную «двойку».
— Да эти уроды просто денег с меня хотят! Там вообще своими силами учиться невозможно. Все платят, — оправдываясь со злостью, говорила Инна родителям.
Говорила громко, страстно, и её возмущение казалось искренним, неподдельным.
— Да у нас староста списки составляет к каждому экзамену — кто сколько дал, — напирала она. — Кто не платит, тот не учится.
Инне поверили.
Однако скудных родительских денег не хватило, чтобы удовлетворить аппетиты всех преподавателей, с которыми за эти несколько месяцев Инна успела настолько испортить отношения, что те, тянули теперь взятку скорее даже из вредности, из желания её проучить. Потому-то она и насела на брата, настырно выпрашивая у него тысячу рублей.
— Ну, ты же работаешь, у тебя должны быть деньги, — канючила она. — Мне всего тысяча нужна. Ведь правда отчислить могут.
— Да мне до зарплаты ещё две недели, — вздыхал Николай. — Где я тебе сейчас её возьму?
— Ну как — где? Ведь должно же быть хоть что-то. Не может быть, чтобы «штуки» у тебя не было!
Николай вздыхал ещё тягостнее.
— Вот у них, — под словом «них» Инна подразумевала горцев. — Брат бы достал деньги. По-любому бы достал! Ведь сестре же надо — не чужому дядьке, — громко восклицала она.
Николай был человеком податливым, потому, в конце концов, сдался. Его скромной зарплаты электрика — а он, не в силах никуда устроиться после окончания вуза, вынужден был пойти работать простым электриком — действительно не хватало, поэтому пришлось занимать у Ашота — сына владельцев кафе, которого он знал с детства. Армянин денег дал, однако настойчиво просил вернуть долг в течение месяца.
Инна, «толкнув» экзамены, сессию, наконец, закрыла. И моментально сделалась с братом прежней: холодной, насмешливой, чёрствой.
Время шло, Николая обманули с зарплатой, выдав почти вдвое меньшую сумму даже из тех грошей, что ему полагались. Поэтому рассчитаться вовремя он не смог.
Вчера, позвонив по телефону, Ашот бросил жёстко:
— Э, короче: запарил ты уже. Мне «лапа» нужна.
— Да я как раз. я хотел как раз, — забормотал Николай в ответ.
— Бабу хотеть будешь, — перебил его Ашот. — А мне «лапа» конкретно нужна. Завтра нужна. Понял?
Николая грызло ощущение вины. К тому же он вспомнил, как одного его знакомого дворовые «быки» избили недавно до полусмерти за давнишний долг в шестьсот рублей. Всего в шестьсот — даже не тысячу. И поёжился боязливо.
Остановив маршрутку на повороте, он долго возился в кармане брюк, выковыривая пальцами мелочь. И мысленно клял себя за то, что не догадался расплатился с водителем заранее. На часах было без двух минут восемь.
Выбравшись, наконец, наружу, Николай проворно нырнул во двор и проскочил мимо «Джипа», стоявшего прямо посреди единственного, ведущего туда с улицы прохода. Тёмное тонированное стекло на правой передней дверце опустилось до половины, и оттуда по его сутулой спине скользнул цепкий, внимательный взгляд. Но Николай ничего этого, естественно, не заметил.
II
Станица Внезапная стояла на Тереке. Более трёх веков мутные неспокойные воды реки неслись мимо неё. Они помнили суровых бородатых людей в овчинных папахах, построивших на её диком, поросшем кустарником берегу первые деревянные хаты. Дочерна загорелые, темноволосые гребенские казаки с обветренными лицами спустились с лесистых гор и заложили здесь станицу. И стали зваться терскими. Они насадили вдоль берега фруктовые сады и виноградники, пасли коровьи стада да конские табуны и ловили в Тереке рыбу, выгребая сети с огромными бронзово-золотистыми бешеными сазанами, большеротыми и ленивыми сомами да трепещущими серебристыми краснопёрками.
