Игорь Бойков - Жизнь, прожитая не зря
Через несколько часов он был уже в Махачкале. Спеша домой, он жадно вглядывался в знакомые с детства улицы, в дома, деревья на бульварах, в лица прохожих. Вглядывался с радостным изумлением, словно видел всё это впервые.
В тот же день, простуженный, он слёг в жару. Перепуганные родные вызвали «скорую». Пожилой краснолицый врач с седыми усами сочувственно выслушал его сбивчивый, горячечный рассказ.
— Ты посмотри, что делают, — сокрушённо качал он головой. —
Что творится, слушай! Что твориться… Сталина на них нет.
* * *Лейтенант Алексей Скворцов не знал, что случилось с Ахмедом. Вероятно, он вообще этого никогда не узнал.
Выйдя из вагона, он постоял немного на перроне, выкурил сигарету и, не спеша, двинулся вдоль состава. На всякий случай лейтенант захватил с собой десантный нож, раскрыл его, засунул в глубокий узкий карман на штанине и чувствовал себя спокойно и уверенно. Два работающих фонаря не могли осветить всю платформу, и она лежала мрачная, пустая. Не замечая в потёмках его офицерские звёздочки на погонах бушлата и совершенно русские черты лица, редкие встречные чеченцы, очевидно, принимали лейтенанта за своего «гвардейца» и равнодушно проходили мимо.
Алексей вошёл в здание вокзала. Потоптался там, таращась на настенное табло с расписанием поездов. Вокруг деловито, с громким гомоном сновали чеченцы, таща какие-то баулы, сумки, мешки. Его немного смутили вооружённые люди в полувоенной или в гражданской одежде, сидящие на скамьях, на подоконниках или просто на корточках вдоль стен. Их цепкие внимательные взгляды враз уставились на лейтенанта, едва тот вошёл, и теперь оглядывали, ощупывали его со всех сторон. Посмотрев на их автоматы, с перехваченными синей изолентой рожками, он подумал о своём ноже, сиротливо лежащем в кармане, и слегка поёжился.
Со стороны перрона донеслась короткая автоматная очередь. Алексей оглянулся разом, настороженно прислушиваясь. Люди вокруг тоже оживились, закрутили головами, загалдели гортанными голосами.
Скворцову сделалось жутковато, и он вышел из вокзала, прочь от этих пристальных, нахальных глаз. Решив отыскать какой-нибудь ларёк, лейтенант свернул за угол, на прилегающую к станции улочку. И сразу наткнулся на то, что искал. Витрина небольшого деревянного, грубо выкрашённого масляной краской киоска была слабо освещена лампочкой, болтавшейся на проводе тут же, под козырьком.
— Водки «Столичной» дайте. Одну бутылку, — сказал Алексей торговке.
Её голова, замотанная в платок, виднелась сквозь стекло. И офицер увидел, что та была ещё совсем молодой, и даже симпатичной.
— Сто десять рублей, — ответила она, внимательно посмотрев на него круглыми, карими, слегка на выкате глазами.
— Чего так дорого-то? — проворчал он, протягивая тысячерублёвую купюру.
— Как у всех, — пожала торговка плечами и, наморщив лоб, прибавила. — А меньше у вас не будет? У меня сдачи нет.
— Не-а, — отозвался Алексей. — Не будет. Вот «штука» только есть.
Она поджала губы, задумалась.
— Подождите, сейчас разменяю, — после некоторого раздумья отозвалась она. Торговка вышла из будки, перешла улицу, метя подолом длинной тёмной юбки грязный асфальт, и постучала в окно частного дома напротив. Оттуда высунулась чья-то голова, послышался тихий говор.
— Поскорее только. А-то на поезд не успею, — крикнул офицер вслед.
Она вернулась назад, отсчитывая на ходу сдачу.
— Дайте мне ещё хлеба и консервов каких-нибудь.
— У нас только килька в томате, — ответила торговка, продолжая разглядывать военного.
— Хорошо, давайте, давайте, — поторопил Алексей и неизвестно зачем спросил. — Как тут у вас? Спокойно?
— Спокойно, — пожала плечами она и, в свою очередь, спросила недоумённо. — А что?
— Да так, просто.
Алексей повернулся и, спрятав покупки в полиэтиленовый пакет, направился обратно к вокзалу. Однако он не заметил, что из ближайшей подворотни за ним уже внимательно наблюдают. Кто-то полный, заматеревший, поедал офицера хищным взглядом, и когда тот, расплатившись, собрался уходить, быстро юркнул в калитку дома, возле которой стоял, и через минуту выскочил уже обратно, торопливо запихивая что-то в широкий карман куртки. Человек резвым шагом направился вслед за Алексеем, чья спина ещё маячила в конце проулка.
У лейтенанта на душе заскребли кошки. Вокзал, набитый вооружёнными людьми, грязные, пустынные закоулки, замотанная в платок, зыркающая исподлобья деваха — всё это было чуждое, зловещее, совсем нерусское. И он заспешил обратно в поезд, в купе.
Но тут оказалось, что, разыскивая ларёк, он ушёл очень далеко от своего вагона и вывернул теперь на перрон с другой стороны, у самой головы состава, тогда как ему надо было в конец. Глянул на часы — до отправления оставалось ещё минут пять.
«И хрен ты с ним. Залезу в ближайший вагон, а там пройду до своего», — решил он.
Захотел выкурить напоследок сигарету, остановился, полез в карман, достал пачку. И вдруг заметил быстро приближающийся к нему силуэт человека.
Увязавшийся следом чеченец подошёл вплотную. Моментально, не говоря ни слова, вытащил из кармана кожаной куртки пистолет и направил его на лейтенанта.
— Давай деньги, — отрывисто рявкнул он. — Пристрелю.
Алексей оторопел. Машинально опустил руку с сигаретой, взглянув в глаза грабителю, — те чуть сузились и смотрели напряжённо, но с вызывающей наглостью. Вокруг не было никого, и только окна вагона тускло отсвечивали жёлтым, бросая на перрон слабый свет.
— Ты чего, сука, не понял?! — оскалившись, чеченец с силой ткнул его стволом в грудь. — Бабки гони!
Мысль у Алексея работала быстро. Они стояли здесь одни, друг напротив друга. Несмотря на наставленное на него оружие, на наглый взгляд, лейтенант не почувствовал большой угрозы в этом пузатом, раскормленном человеке. Он заметил, как тот украдкой пару раз зыркнул по сторонам, пробежал глазами по окнам вагона, словно желая ещё раз убедиться, что человек, намеченный им в жертву, одинок.
— Бабки! — повторил чеченец ещё раз. — Ну?!
Алексей решился: сейчас он притворится испуганным. Пускай тот поверит, что русский при виде нацеленного на него оружия уже дрожит от ужаса, уже готов едва ли не пасть на колени, готовый на всё.
И тогда вместо денег он вытащит нож и вонзит его в живот чеченца. Изобразить, разыграть свой страх, а потом неожиданно ударить, броситься тигром на остолбеневшего врага — этот приём всегда работал безотказно. Он знал это, сам видел не раз.
В юности, в своей северной русской глуши, потом позже, в училище Алексею приходилось много драться. Один на один, в стенке, с кастетами и цепями, на кулаках. Часто по пьяни, остервенело и бессмысленно. Случалось, ему выбивали зубы, ломали нос, били зло и жестоко. Но чаще бил он. Причём почти всегда первым: боковым справа в челюсть или резко ногой, в пах. Он не боялся боя, крови, оружия, озверелых людей.
«Погоди, гнида жирная — будут тебе бабки», — с закипающей злобой подумал лейтенант.
«Выключив» чеченца, он тут же прыгнет в отходящий с минуты на минуту поезд. Вокруг ни души, сплошная темень — никто ничего и не увидит.
— Сейчас… сейчас. Я всё понял., понял. Пожалуйста, не стреляй, — запинаясь, пробормотал Алексей и нарочито выронил сигарету из внезапно задрожавших пальцев.
Чеченец сразу ухмыльнулся, торжествующе и злорадно:
— Давай всё. Потом снимай бушлат и шапку.
— Щас, щас. Вот деньги, вот, — торопливо пояснил Алексей, наклоняясь и расстёгивая карман.
Бесконечно долго его правая рука тянулась к ножу. Легла на него, уверенно, властно. Твёрдая отполированная рукоять приятно захоло-дила ладонь.
— Чего ты копаешься, ишак! Резко давай, — глаза бандита жадно сверкали. — Время — деньги, — и чеченец, подмигнув лейтенанту, самодовольно заржал, чуть опустив пистолет.
Алексей моментально выхватил нож и коротким рывком бросился вперёд. Левой он схватил руку, держащую пистолет, за запястье и резко рванул её в сторону, а правую выбросил прямо. Раздался короткий глухой звук — лезвие пробило одежду и, разрезая волокна мышц, проникало всё глубже в упругую чужую плоть. Лейтенант несколько промахнулся и, вместо округлого живота, всадил нож чеченцу в пах по самую рукоятку.
Тот взревел так, что офицер, оставив оружие в ране, инстинктивно отскочил к вагону. Убивать человека ему приходилось впервые.
Выронив пистолет, бандит схватился обеими руками за промежность и, воя по-звериному, рухнул на перрон. Из раны фонтаном забила кровь, растекаясь вокруг тёмной густой лужей. Очевидно, лезвие задело паховую артерию. Чеченец перекатывался по асфальту и истошно орал, визжал, выл, не переставая. Его глаза исступлённо лезли из орбит, из перекошенного в нечеловеческом крике рта обильно вырывалась слюна.
