Ким Мунзо - Самый обычный день. 86 рассказов
Поль проверил все батареи, одну за другой. Они еще не нагрелись, но трубы по всей квартире распевали так, что было совершенно очевидно — очень скоро его дом превратится в райский уголок. В ожидании этого момента он уселся перед телевизором: Орнелла Ванони улыбалась публике на прощание. Толстый ведущий обнял ее, подарил ей такую же кошмарную статуэтку и объявил небольшой перерыв, которым Поль воспользовался, чтобы еще раз проверить состояние батарей. В доме их было всего шесть, и четыре уже немного нагрелись. Одна из неисправных находилась в прихожей и погоды не делала. Зато вторая была в спальне. Поль проверил, открыт ли вентиль: все было в порядке. Он решил вывинтить винт из клапана, пошел за отверткой и нашел только маленькую. Ему пришлось нажимать на нее изо всех сил: отвертка изогнулась, как сверло, но винт проворачивался — он сорвал резьбу. Когда наконец ему удалось вынуть уплотнитель, из трубы хлынула вода: струя под давлением била фонтаном.
Он промок с головы до ног. Спальня в считаные секунды превратилась в бассейн. С большим трудом ему удалось вставить уплотнитель на место (при этом он обрызгал стены, которые до этого чудом спаслись от потопа), отключить батарею и оставить вентиль, из которого капала вода, в покое. В унынии Поль снял с себя мокрую одежду и надел пижаму. Потом собрал воду с пола, снял постельное белье и развесил его вместе со своей одеждой на стулья. Он обдумал возможные перспективы: можно было перекрыть воду и починить вентиль, но ему стоило такого труда включить колонку отопления, что не хотелось рисковать и давать возможность агрегату снова сыграть с ним злую шутку. Значит, следует считать батарею в спальне вышедшей из строя и дожидаться слесаря, которого пообещал ему прислать хозяин бара. А до его прихода ничего другого не остается, как спать в кровати под двумя одеялами или в гостиной в спальном мешке. Он пошел еще раз проведать колонку: она работала прекрасно.
В телевизоре пело трио негров. Поль посмотрел в окно: бар уже закрылся, и весь городок, за исключением дискотеки, погрузился во мглу. А что, если пойти спать? Денек выдался неспокойный. Если сейчас он ляжет спать, то завтра сможет работать со свежей головой. Однако ему было жалко лишиться канала итальянского телевидения (наверняка на следующий день его уже нельзя будет найти) и не хотелось откладывать джамбалайю. Не приняв никакого окончательного решения, он свернулся клубочком на диване. Не прошло и четверти часа, как он уже спал, и ему грезился банкет за накрытыми столами в залитых солнцем садах Нового Орлеана на фоне звона трамваев где-то вдали. Когда настало время подавать обед, повара начали кричать в негодовании: он, пришедший последним, почувствовал себя виноватым за опоздание и пустился наутек по улице в тени балконов с затейливыми решетками, не зная, где раздобыть соус. Повара беззвучно смеялись.
Его разбудило отсутствие звуков. Изображения на экране не было: телевизор отключился. Полю одновременно хотелось есть и спать. Из кухни доносился звук крошечных капель, но все краны были закрыты. Оказалось, что холодильник тоже вышел из строя. Лед, который успел в нем образоваться за несколько часов, медленно таял. Поль вынул штепсель из розетки и, прилагая титанические усилия, отодвинул агрегат от стены. Понять что-либо в иероглифах трубок и проводков было невозможно. Он поставил холодильник на место и подключил его снова: даже лампочка внутри не загоралась. Прежде чем уйти из кухни, он прошел на веранду и снова посмотрел на колонку: пламя горело, как положено.
Потом Поль достал из шкафа спальный мешок, залез в него и устроился на паркете как можно ближе к батарее. Некоторое время он вертелся с боку на бок, не находя удобного положения и раздумывая о том, что, вероятно, было бы лучше перевернуть матрас и лечь на него. Может быть, он и не промок насквозь, как ему показалось вначале. Впрочем, сейчас вставать было неохота.
Через три четверти часа Поль признался себе в том, что у него бессонница. Отправившись на кухню, он приготовил себе ломоть хлеба с оливковым маслом и сахаром и съел его. Потом сел за машинку и начал писать, но, дойдя до середины листа, разорвал его, скомкал и бросил в мусорную корзинку. Потом он отрезал себе еще хлеба и ветчины и съел все это. Затем достал из сумки Candide ои l’optimism[34], сел на стул на кухне и принялся за чтение.
Ровно через тринадцать минут потух свет. Поль зажег свечку и пошел проверить пробки: казалось, все было в порядке. Он посмотрел в окно: в городке не было видно ни одного огонька, что, однако, ни о чем не говорило: в пятом часу утра, естественно, все спали. Пришлось зажечь несколько свечей и вернуться к чтению.
Поль проснулся, когда уже рассвело: он уснул за книгой и теперь дрожал от холода. Бедняга зевнул и потянулся: его суставы наотрез отказывались сгибаться. Все батареи были ледяными. Убедившись в этом, он побежал к колонке: огонек горел, но термометр стоял на отметке ноль градусов. Поль открыл вентиль водопровода: 3, 4, 4 с половиной… Стрелка перевалила за красную черту. Из маленького патрубка, выведенного из дома наружу, начал сливаться избыток воды. Колонка зарычала, пламя колыхнулось, словно наконец решило разлиться по горелкам, но вместо этого потухло совсем.
Поль решил сварить себе кофе. Найдя банку, полную немолотых зерен, он вспомнил, что кофемолка испортилась в последний его приезд, и решил разогреть молоко в маленьком ковшике. В этот момент ему пришла в голову более привлекательная идея: он поставил ковшик на мраморный стол и взял с полки неглубокий глиняный горшок и кастрюлю. Газовые горелки зажглись сразу: по крайней мере, плита оказалась исправной. Поль почистил креветки и сварил их. Потом поставил горшок на огонь, растопил там масло, взял ветчину, порезал ее крупными кубиками и положил в горшок вместе с зеленым перцем, который предварительно мелко-мелко порезал. Несколько минут он помешивал все это в горшке, а затем добавил немного муки. Спустя еще некоторое время Поль добавил туда креветок, воду, помидоры, разрезанные на четыре части, лук и толченный вместе с петрушкой чеснок. Когда все это начало кипеть, он добавил рис, соль, чабрец, молотый красный перец, соевый соус и уксус. Потом накрыл горшок крышкой и убавил огонь. На протяжении получаса Поль внимательно следил, чтобы блюдо потихоньку кипело.
И тут в дверь позвонили: какой-то паренек явился от хозяина бара, чтобы починить колонку. Поль показал ему не только этот агрегат, но и все остальные устройства, которые ждали ремонта, включая батареи. Однако он слишком увлекся своими объяснениями. Это стало ему совершенно ясно, когда до его носа донесся предательский запах. Поль пошел на кухню и попытался выложить джамбалайю на блюдо, но она пристала ко дну горшка, а то немногое, что оказалось на блюде, было совершенно несъедобной кашей.
Он поставил ковшик с молоком на огонь, но в этот момент паренек позвал его и объяснил, что батарею испортить довольно трудно, если, конечно, не пытаться откручивать вентиль в противоположную сторону. На кухню Поль вернулся слишком поздно: молоко уже вскипело и убежало из ковшика, залив горелку. Он вяло выпил несколько глотков молока прямо из горлышка бутылки. Потом положил в тостер два ломтя хлеба, которые там обуглились.
Поль спрятался в туалете с твердым намерением не выходить оттуда, пока все приборы в радиусе одного километра от него не будут починены. Он дернул за цепочку — она разорвалась на три части. Его взгляд упал на зеркало: оттуда на него смотрел испуганный и небритый домовой. Поль взял электробритву и едва не совершил самой ужасной ошибки в своей жизни. Но вовремя посмотрел на маленькую машинку в своей руке и бросил ее в биде — перед ним блеснули ее страшные клыки.
За дверью туалета его уже ждал паренек. Они вдвоем убедились, что все приборы работают безукоризненно: колонка отопления, батареи, кофемолка, холодильник, тостер и электробритва. Цепочку от бачка парень временно — пока не будет куплена новая — заменил веревкой. Поль расплатился. Мастер ушел.
Побрившись, Поль сел за пишущую машинку. Его одолевала ярость: накануне он всю дорогу сюда мечтал, как приедет и немедленно сядет писать. Однако же с самого своего приезда он только и делал, что сражался с разными штуковинами, и не смог написать ни единой строчки. Понадеявшись на свою — неважнецкую, как оказалось, — память, Поль не записал ни одной мысли из тех, которые созрели в его голове по дороге сюда. И с тех пор как он вошел в дом, ему не удалось восстановить ни единого образа: в голове было пусто, все идеи исчезли. Теперь батареи работали на сто процентов, наполняя воздух излишней духотой. Поль закурил и начал нажимать на клавиши машинки, не сразу осознав, что именно хочет описать: всю эту вереницу мелких неприятностей, которые омрачали его существование на протяжении последних двадцати часов. Строчки лились сами собой: «…Поездка на этот раз оказалась утомительнее, чем обычно, словно всем вдруг захотелось постоянно создавать ему ненужные проблемы…» Поль остановился: за окном ослепительно светило солнце. На лбу у него выступили капли пота. Он снял с себя свитер, пошел на веранду и выключил колонку, уверенный в том, что этот жест не приведет к необратимым последствиям. Вернувшись к столу, Поль еще раз перечитал написанное: «…он снова попробовал включить колонку. Он нажал на кнопку до упора, повернул ее вправо и отпустил…» Теперь ему было совершенно ясно, что, чем больше строчек он напечатает, тем увереннее будет себя чувствовать. Надо будет описать все: с момента выезда из города и до прихода паренька; нет, лучше даже и все, что случилось потом, — дойти до этого самого момента, когда он, полностью наладив жизнь в доме, садился за пишущую машинку и находил способ выйти из тупика. Только освободившись от этого груза, он сможет начать писать то произведение, ради которого уединился здесь; и все идеи, которые во время поездки бурлили у него в голове, снова возникнут в идеальном порядке. Безо всякого труда он заполнит плотными кусками текста листы бумаги из правой стопки, а когда допишет последнюю страницу, то пойдет в городок и купит бутылку «Алельи» к великолепной джамбалайе, которую приготовит, чтобы отпраздновать победу. Вдруг одна из клавиш его «Оливетти» подскочила вверх в акробатическом прыжке. В считаные секунды пишущая машинка развалилась: от нее осталась только горка винтиков, планок и пружин.
