Наталья Лайдинен - Израиль без обрезания. Роман-путеводитель
– Да что ты вечно о мирском! Мы в святом месте! – прикрикнула Рита. – Вставайте в очередь!
Я фотографировала людей, которые опаляли иерусалимские свечи от благодатного огня, а потом гасили их специальным колпачком.
– А когда первый раз увидели благодатный огонь? – спросила я.
– Первым свидетелем был апостол Петр, он увидел чудесное сияние над пеленами Христа… Подождите! Нельзя свечи так поджигать – по нескольку сразу! – остановил Риту Шмуль, когда та попыталась опалить разом несколько свечей. – Нужно каждую вязанку отдельно, и только со светлыми мыслями. Особенно если в подарок. Нужно думать о том человеке!
Для меня Шмуль сам специально опалил одну иерусалимскую свечу.
– Когда будет на душе нехорошо, грустно или плохо, доставай из нее по одной свечке и жги дома. Может, меня вспомнишь…
Я была очень тронута. Мы вышли из храма дожидаться наших спутников на улице, пока те пытались воссоединиться с заблудшей Тамарой Ивановной.
– Видишь это? – привлек мое внимание Шмуль к глубокой темной трещине на воротах храма. – Говорят, однажды священники решили брать плату за вход в храм на Пасху, когда благодатный огонь сходит. Тысячи людей не смогли войти и остались у ворот. И тогда благодатный огонь снизошел не внутри храма, а снаружи и опалил ворота. С тех пор вход в храм стал снова бесплатным, а напоминание вот – осталось.
– А что ты вообще думаешь о благодатном огне? Ты же здравый человек… Я слышала много разных мнений!
– В Израиле много чудес, не стоит сразу ничего отвергать, – задумчиво сказал Шмуль. – Я знаю только одно, что я из интереса несколько раз был тут на Пасху, видел, как люди ждут этого чуда. Предварительно помещение обыскивается полицейскими и мусульманами. Потом во всем храме гасят огни. На середине ложа Живоносного Гроба ставится лампада, наполненная маслом. С ней рядом кладутся тридцать три свечи – по числу лет земной жизни Христа. Внутри остаются православный патриарх и представитель Армянской церкви. Идет молитва. Вход в часовню запечатывается большим куском воска. Человеку очень часто нужны доказательства, чтобы верить. Благодатный огонь – весьма сильное доказательство. Он действительно приходит из ниоткуда и не жжет руки в первые минуты, на себе проверял. Говорят, год, когда он не придет, станет последним годом человеческого бытия.
– У нас мама пропала! – вылетела из храма и фурией накинулась на нас Рита. – Мы ее нигде найти не можем!
– Ну, подождем еще, – спокойно ответил Шмуль. – Вы можете идти перекусить в ливанское кафе напротив, а я тут еще подежурю. Там очень вкусный фалафель, рекомендую.
– Спасибо, Шмулик! Жрать ужасно хочется! – расцвела Рита и увлекла туда своих мужчин.
– А я пойду, пожалуй, пофотографирую… Скоро закат, тени становятся длинными. На стенах Старого города они должны смотреться изумительно!
– Я тебе сам хотел это предложить! – сказал Шмуль. – У нас еще были лавки и магазины по плану. Вряд ли тебе это интересно. Поброди по Еврейскому кварталу, дойди до могилы царя Давида… Только не лезь в Восточный Иерусалим, пожалуйста!
– Где встречаемся?
– Там же, у Львиных ворот. В восемь вечера. Не заплутаешь? В принципе тут все рядом… На холме Памяти Иерусалима расположился самый печальный музей Израиля – «Яд Вашем» – мемориал холокоста, можешь прогуляться туда, если хочешь. Тогда погибли шесть миллионов евреев. В музее есть уникальный детский комплекс. Не забыты и те, кто спасал евреев в те страшные годы, вдоль аллеи, ведущей к парку, в память о них посажены деревья. Но эта экскурсия – не для слабонервных! Я бы отправлял туда всех, кто высказывает сомнения в реальности холокоста!
– Нет, я думаю, не пойду туда сейчас, погуляю по окрестностям! Позвоню в случае чего. – Я записала мобильный номер Шмуля.
– Ты мне что, с московского номера звонить будешь? – испугался он. – Не звони! Это же для тебя так дорого будет. Купи местный, это гораздо дешевле!
Я рассмеялась, подхватила фотоаппарат и пошла бродить по Вечному городу.
* * *Снимки в тот вечер получились действительно удивительные. Я снимала религиозно сосредоточенных молодых людей на фоне йешив, уже знакомых мне хабадников с портретами седовласого ребе, православных паломников, места раскопок, руины храмов крестоносцев, узкие улочки и шумные базарные уголки. Нигде в мире я не видела подобной эклектики!
В Еврейском квартале я прошла по улице Кардо и забрела к четырем древним синагогам, построенным сефардами в XVI веке. Как рассказывала табличка, именно здесь Иоханан бен Заккай, величайший знаток талмудического учения своего времени, в последний раз молился перед уходом из Святого города, осажденного римлянами. Здесь же на протяжении веков посвящался в сан главный раввин сефардов, носивший титул Ришон Лецион.
Мне очень захотелось наконец доподлинно выяснить, кто же такие сефарды. Даже спустя много лет моя идиотская история с Витей Пфердом не давала мне покоя. Около синагоги я приметила троих мужчин в кипах, беседующих по-русски.
– Извините за дурацкий вопрос, – спросила их я. – Вы не подскажете, кто такие сефарды? А то хожу, мучаюсь…
– Исторически сефарды это евреи, которые жили в Португалии и Испании, но были изгнаны оттуда в конце XV века, – объяснил мне один из них. – После этого они расселились в Африке, особенно в Марокко, а также двинулись в Европу. В Израиле сефардами часто называют евреев, которые имеют не ашкеназское, то есть не восточноевропейское, происхождение.
– Но какое-то превосходство у сефардов над всеми остальными евреями есть?
– Да что ты городишь, конечно, нет никакого! – расхохотались, переглянувшись, мои собеседники. – В Израиле лучше быть ашкенази. Именно ашкенази занимают большинство важных государственных постов, владеют крупным бизнесом. Сефардов тут даже шпыняют немножко. А что?
– Да так, старая история. Спасибо!
– К тому же что-то я сомневаюсь, чтобы в России сейчас оставались сефарды. Как фамилия-то у твоей истории?
– Пферд. Он говорил, его фамилия восходит к древнеарамейскому и представляет собой аббревиатуру…
Мужики снова расхохотались. Они перекинулись между собой на иврите, и их потряс новый приступ хохота.
– Да никакой твой Пферд не сефард, а конь педальный, успокойся! Болтун он просто, как многие евреи. Пферд – ну совсем не древнеарамейская фамилия. А сефарды не говорили на арамейском. У них был особый язык – ладино назывался. Сейчас на нем не говорят уже. Засохшая ветка.
– Да, я всегда думала, что Витя мастер сказки рассказывать.
– Ну и плюнь на него! Другие будут! – пошутили мужики. – Лучше в синагогу войди. Там очень красиво!
Я последовала их совету. На душе отчего-то полегчало. Даже стало смешно.
Войдя внутрь, я с удивлением отметила, что знаменитые синагоги – всего лишь скромных размеров молельни. Особое впечатление произвела на меня синагога имени рабби Иоханана бен Заккая. Ее стена у амвона была украшена росписью по иерусалимским мотивам в голубых и золотых тонах. Оттуда же вели двери к остальным синагогам.
Дальше по улице Мишмарот а’Шхуна я вышла к красивейшей древней синагоге. Рядом с ней бродила группа школьников с надписями на футболках «В Израиль – по праву рождения», с которыми экскурсовод разговаривал по-русски. Я прислушалась.
– В 1267 году эта синагога была основана в честь знаменитого рабби Моше Бен-Нахмана, Маймонида, выходца из Испании. Рамбам – аббревиатура его имени. Если подняться от нее по ступенькам, нам откроется синагога Хурва, построенная в XIX веке, на месте более древней синагоги. Если мы пойдем дальше, по улице Тиферет Исраэль, мы увидим арочный пролет – все, что осталось от синагоги Нисана Бека…
Я пошла дальше и от руин упомянутой синагоги свернула на улицу с названием Караимская. Сняв обувь, я зашла, точнее, спустилась в древнюю караимскую синагогу, которая находится ниже уровня земли. На меня сразу нахлынули воспоминания: я вспомнила, как случайно побывала в ка раимских кенассах во время отдыха в Евпатории пару лет назад.
Тогда все почему-то ездили на машинах в Крым – ностальгия по советским временам, наверное. И мы со знакомыми журналистками на двух машинах взяли – и поехали! За сутки с ветерком и остановками дорулили до Евпатории. Чтобы спрятаться от жары, бродя по отреставрированному Малому Иерусалиму, мы забурились в караимский музей, там же была кенасса. Мне запомнились мраморные плиты с вязью на иврите, старинные могилы и скамейки под виноградными лозами. Тогда это было развлечение, ничего серьезного… Большую часть времени вообще в караимском кафе просидели, где все восхищались лепешками и бульоном с крошечными пельменями. Я даже толком не поняла тогда, кто они такие – крымские караимы.
Внутри пожилая пара негромко говорила по-русски. Я прислушалась.
– Я тебе уже рассказывал, караимские евреи – особенные, нас можно назвать хранителями веры, – говорил мужчина. – Мы свободны от позднейших толкований и украшательств религии. Мы отрицаем Талмуд и Мишну, признаем только письменную Тору. Мы – истинные люди Писания, хотя несведущие нас часто называют сектой в иудаизме. Это в корне неправильно.
