Ингрид Нолль - Даю тебе честное слово
Когда Харальда снова оставили наедине, он задумался – как нередко случалось – о своем сыне. Максу требовалось немало денег. Никто не знал толком, на что он их тратил. На наркотики? Не потому ли парень лишен жизненной мотивации, что он обитает в других мирах? С другой стороны, он неплохо ухаживал за стариком, к сожалению, даже слишком хорошо… Завтра Харальда обещали выпустить. Он решил, что непременно поблагодарит Макса и в виде исключения даже похвалит.
Чем подробнее Харальду удавалось восстановить картину рокового вечера, тем яснее он понимал, что старик обвел его вокруг пальца. Догадывался ли он о коварном намерении сына, когда менял рюмки? И не мог ли он заподозрить недоброе, когда узнал о несчастном случае с Кримхильдой, и связать это с коньяком, который накануне не стал пить? Теперь Харальду придется придумать что-нибудь новое.
9
Йенни с Максом вошли в комнату к больному: кровать была пуста, а сам старик как сквозь землю провалился.
– Боже мой! – воскликнул Макс. – У него опять не все дома. Черт знает, где он может прятаться!
В конце концов они нашли его в спальне, где старик лежал на полу перед родительской кроватью. Ролятор валялся рядом.
– Господин Кнобель, вы ничего себе не повредили? – спросила Йенни и попыталась поднять старика, схватив за предплечья.
Вместе с Максом это получилось быстрее. Они посадили старика на край кровати.
Старик ворчал что-то невнятное и, как им показалось, стыдился того, что произошло.
– Никогда больше так не делайте, – строго выговорила ему Йенни. – Если захотите в следующий раз походить, рядом должен быть кто-нибудь из нас!
– Но меня позвала Ильза! – шумел старик. – И не век же мне сидеть только на кровати или на унитазе! Я хотел вернуть розовое кресло! Макс, принеси его! А что, малышка ревела из-за меня?
– Нет, дедушка, не из-за тебя. Сестра Кримхильда умерла.
Йенни бросила на Макса полный упрека взгляд.
– Господь призвал ее к себе, – поправила девушка Макса.
Профессия научила ее говорить с подопечными о смерти очень осторожно, с большим почтением, а лучше вообще стараться избегать этой темы.
– Валькирии будет хорошо в Валгалле, – проговорил старик. – Отведите меня обратно на кровать!
По всей видимости, дедушка ничего себе не сломал. Мягкий ковер на полу послужил своего рода амортизатором. Но что он искал в комнате сына – сказать не захотел или не мог.
Позже, наедине с Максом, Йенни согласилась:
– Он, конечно, прав. Ему не помешает уютное кресло, только не слишком низкое, чтобы он мог самостоятельно с него подняться. До и после обеда ему с нашей помощью надо делать кружок по коридору и потом некоторое время находиться не в кровати.
– Я перевезу сюда вольтеровское кресло, – пообещал Макс. – Правда, не знаю, влезет ли оно в машину.
– Твой дедушка богат? – спросила Йенни.
– Не миллионер, если ты об этом. Но у него свой домик, хорошая пенсия и, разумеется, кое-какие накопившиеся сбережения, так как он жил экономно. Не хочешь снова сходить в кино?
Йенни хотела съесть пиццу, она всегда была голодна после напряженного рабочего дня.
Макс был прав. С тех пор как отца положили в больницу, мать больше не готовила еду и по вечерам где-то пропадала. Как и в первый раз, Макс должен был заехать за Йенни.
Петра здорово припозднилась после свидания с другом. Это и понятно: обидно было не воспользоваться последним свободным вечером, ведь уже завтра Харальда выписывали из больницы. Макс, по-видимому, был дома, так как его автомобиль стоял припаркованный около подъезда. Наверное, он давно спит.
Проголодавшаяся Петра полезла в холодильник и недосчиталась бутылки шампанского, которую приготовила для своего любовника, но забыла захватить. Может быть, ее стащил Макс? И вообще он мог устроить прием, когда никого не было.
Она на цыпочках спустилась в подвал и заглянула в замочную скважину. Сквозь маленькую дырочку Петра разглядела лишь, что в комнате горел свет. Внутри кто-то тихо разговаривал. Или это был телевизор? Петра напряженно пыталась вслушаться. Говорил женский голос:
– Макс, ты такой очаровательный!
Вот так-так! Дождались! Сын наконец стал взрослым! Окрыленная от радости, Петра взбежала наверх. Этот звонкий голосок показался ей знакомым, и она напрягла память, пытаясь угадать, что это могла быть за девушка. В воздухе витал едва ощутимый запах лаванды и ядрового мыла. Первый, допустим, остался от санитарок, но второй – этот запах тления, которым пропахло прежнее жилище старика, – был, как ей казалось, побежден. Больного мыли, купали, одевали в подгузники, причесывали, постригали ногти и переодевали в свежее белье. Возможно, даже слишком часто – стиральная машина трудилась через день.
Харальду до конца недели выписали бюллетень. За оставшиеся дни ему еще предстояло оклематься на дому. Он вышел из машины Красного Креста с легким чувством на душе. В очередной раз судьба была к нему благосклонна, и все, слава богу, обошлось – в больнице приняли его версию, мол, по ошибке принял слишком большую дозу. Его еще немного пошатывало, но он отказался от помощи водителя и самостоятельно поднялся в спальню. Было видно, что Петра постелила свежее белье. Окно в спальне было открыто, и через него в комнату заглядывало весеннее солнце. В выдвижном ящике ночного столика он не нашел ни одного своего лекарства – кто-то их забрал.
Из комнаты больного напротив долетел звучный смех. Похоже, старик за стенкой прекрасненько развлекался с какой-то женщиной. Собравшись с силами, Харальд направился в соседнюю комнату. Смех стих.
– Привет, – в один голос сказали Вилли и незнакомка.
– Как вас звать? – полюбопытствовал Харальд.
– Меня зовут Елена. Я заменила умершую коллегу.
Упоминание умершей коллеги вызвало у Харальда нехорошие предчувствия. И точно, вслед за санитаркой громко, как в рог, протрубил отец:
– Улюлю! Гримхильда пребывает в вечных охотничьих угодьях! Ну да ладно. De mortuis nil nisi bene – о мертвых либо хорошо, либо никак!
– Что с тобой, папа? – испугался Макс, который тоже зашел посмотреть, но держался тихо и задумчиво. – Ты белый как мел. Я могу чем-нибудь тебе помочь?
Харальд покачал головой и признался, что ему для начала нужно прилечь. Когда его оставили одного, на глазах выступили слезы. Он был убийцей санитарки, женщины моложе себя. И единственный, кого в этом надо было винить, был его отец. Тот самый, который испортил и его жизнь.
Максу тоже хотелось выть. Как чудесно складывался вчерашний вечер и как ужасно закончился, оставив до сих пор не ушедший осадок. Все началось с пиццы и большого кино, наконец, шампанское в постель и нежная любовная идиллия – о таком счастье еще несколько недель назад он и мечтать не смел. Это было так волшебно, словно цветущая яблоня, от Йенни исходил свежий аромат, как пахнет весенний день. Чистое блаженство длилось до того момента, пока Макс не увидел огромное дилетантское тату у нее на спине. Татуировка показалась ему отвратительной, но он не подал виду.
– Хищная птица! Орел? – он попробовал угадать вслух. – Два-три сильных взмаха и… Ты мечтательница и хочешь в небеса?
– Это не орел, – ответила она, – это сокол. Еще один грешок молодости. Я его обязательно выжгу лазером.
– Почему ты хочешь от него избавиться?
– Потому что он мне напоминает о моем бывшем друге Фалько, с которым я больше не хочу иметь никаких дел. Хорошо еще, что эту дурацкую птицу я вижу только в зеркале.
У Макса к горлу подкатил ком:
– Ты долго была с ним?
Йенни вдруг стала жесткой, отвернулась и схватила пачку сигарет.
– А ты никак ревнуешь? Так вот, послушай меня внимательно: ты не первый, с кем я лежу в постели, и ты сам, надеюсь, не наивный простачок. Поэтому кончай на меня давить.
Макс онемел от такой резкой отповеди. С этой стороны он Йенни еще не знал. Было очевидно, что он глубоко задел девушку. Он в самом деле собирался расспросить ее поподробнее об отношениях со своим заклятым врагом. Правда, в этом случае ему и самому пришлось бы все выложить начистоту. А к этому он пока не был готов – их дружба только-только завязывалась. Потом он отвез Йенни домой, и она на прощание подарила ему прочувствованный поцелуй. Она снова превратилась в ту мягкую жизнерадостную девушку, в которую он влюбился.
В остальном Макс был абсолютно счастливым человеком и даже радовался тому, что живет в катакомбах, так как Йенни просила по возможности не рассказывать об их отношениях ни родителям, ни кому бы то ни было еще.
Как жаль, что в эту ночь Максу не пришлось предаться блаженным воспоминаниям и фантазиям. В голову навязчиво лезли мысли об отношениях Йенни с Фалько. Утешало одно: у него пока не было доказательств, что речь шла об одном и том же мошеннике. Он попробовал рассчитать: Фалько был отцом одного паренька, за которым Макс ухаживал во время альтернативной службы. Кевину тогда было пятнадцать, значит, Фалько должно было быть не меньше тридцати пяти. По возрасту Йенни с Фалько вполне могли быть парой. От одной только мысли об этом союзе становилось настолько пакостно, что под утро Макса стошнило. Но не помогло. Однако пора было вставать и готовить завтрак.
