Юрий Куранов - Тепло родного очага
Борис Васильевич тоже был учитель. Они даже учились в одном институте, только Татьяна на математическом, а Боб — на филологическом факультете. Боб был очень спортивным парнем, и когда Таня впервые увидела его в спортзале, то глаз не могла оторвать от его ловкой, мускулистой и осанистой фигуры. Особенно хороши были у Боба плечи, что называется — литые. Сама же Таня занималась художественной гимнастикой и тоже была девочкой «не последний сорт». На нее заглядывались, можно сказать, все. Даже преподаватели, из тех, кто помоложе. Но с Бобом была беда. Он был женат. Когда он успел жениться — еще до поступления в институт, — никто не знал. Но жена часто навещала его, привозя из деревни то копченое сало, то самодельную свиную или говяжью тушенку. Тогда Боб не ночевал в общежитии, а ночевал у родителей жены, которые жили здесь, в районном центре. Почему жена Боба жила в деревне, сказать трудно. Татьяна думала, что жила она там от жадности. Дело в том, что родители ее в район переехали недавно и оставили молодым хороший деревенский дом. Вот этот дом и не хотела, видимо, оставить жена Боба, а наивно полагала, что муж окончит институт и вернется в село. Между тем, видно было по всему, в село возвращаться Боб не собирался. Но человек он был аккуратный и вида особенного не подавал на это, сам потихоньку заводя крепкие дружеские связи с людьми повлиятельней, особенно в районе и в лучшей городской школе, куда он метил устроиться завучем. Татьяна это знала хорошо, потому что уже около года случайно и не случайно с Бобом сталкивалась. Ей было приятно, что Боб нравится многим студенткам, но ей между тем отдает предпочтение. За девочками он, парень боевой и немного разбалованный, приволокнуться случая не упускал, но на его месте любой вел бы себя так же. И Татьяна, которой Боб все больше нравился, старалась в своих отношениях с ним не повторять ошибку деревенской и такой неразумной жены Боба. Та, бедняжка, жутко его ревновала и не скрывала этого, она ревновала его к городу, к институту, к учебе, к девушкам, к спорту и все время требовала, чтобы он как можно чаще писал ей и как можно обстоятельней. Так что Боб даже пошучивал порой: «Пишу очередной отчет жене». И Таня, знавшая, что простое завлекательство никогда не приносит долговременного результата, решила действовать мудрее. Она чувствовала, что мужчина ценит в женщине совсем не то, что он может получить от любой смазливой побегушки. Мужчине нужно внушить, что с тобою ему не просто хорошо, а ему с тобою еще и выгодно, и удобно, и безмятежно. Никакими словами убедить мужчину в этом нельзя. Убеждать нужно делом.
Чем больше всего дорожит энергичный, уверенный в себе мужчина? Отнюдь не какими-то простыми выгодами, он более всего дорожит свободой действий, отсутствием мелочной опеки, придирок, упреков и наставлений. Все это, решила Татьяна, Боб и должен получить от нее. Ведь, собственно говоря, никакими назиданиями и принуждениями настоящего-то мужчину не удержишь, а ненастоящий — кому он нужен?
Чтобы «не дразнить гусей», как любил выразиться Боб, в общежитии они не давали повода для разговоров, а встречались на стороне. Бобу очень важно было, чтобы его пребывание в статусе кандидата в партию прошло без сучка и задоринки. Боб и Татьяна встречались в областном центре, причем приезжали туда на разных автобусах. Боб приезжал пораньше и устраивался в гостинице, где администратором работал один из его бывших тренеров по гимнастике, с которым Боб поддерживал старую дружбу. Боб вообще любил и умел поддерживать нужные связи. И делал это весьма деликатно.
Самого опасного из всего, чего боялся Боб, не произошло. Перед разводом долго и обстоятельно он все объяснил своей первой жене, а делать это умел. Вообще у Боба был железный закон: как бы ни был тебе неприятен человек, каким бы ни был он тебе врагом — никаких скандалов; только ты один должен знать, что он тебе враг. Боб все очень ласково и так разумно объяснил своей деревенской супруге, что она даже не заплакала, а просто была растеряна, потрясена и подавлена. Вот за это время ее растерянности он развелся и женился на Татьяне.
Тогда Татьяна была, что называется, «кровь с молоком», играла «польку-бабочку» на пианино. А Боб писая стихи. Он вообще любил писать стихи и читать их, даже заучивать и читать наизусть. За все время их знакомства, а потом и совместной жизни Татьяна помнит только один случай растерянности в поведении мужа, и связан он был со стихами. Тогда они построили дачу, собственно, даже и не дачу, а так, летний домик в поселке, где строились наиболее видные и достойные граждане города. Один из работников районной газеты, когда ему предложили в этом поселке участок, почему-то долго не вносил необходимую сумму, не такую уж, кстати, большую. И Боб потихоньку-потихоньку эту сумму внес, так что ротозею неумелому было потом не на что и обижаться. Тогда Боб уже работал в управлении культуры.
Так вот, в первый вечер, когда они с друзьями собрались на только что отстроенной даче, Боб вытащил откуда-то небольшую книжку стихов, на суперобложке которой была нарисована птица, стрелою падающая вниз. «Я открыл прекрасного поэта, — сказал Боб торжественно, когда все разомлели, — Николай Рубцов, вологодский поэт». Боб раскрыл книжку и прочитал великолепные стихи:
Проснись с утра, со свежестью во взореНавстречу морю окна отвори!Взгляни туда, где в ветреном простореИграют волны в отблесках зари.
Это было начало стихотворения, и Боб тогда немного замешкался, сделал паузу. Потом читал дальше:
Пусть не заметишь в море перемены,Но ты поймешь, что празднично оно.Бурлит прибой под шапкой белой пены,Как дорогое красное вино!
А на скале у самого обрыва,Роняя в море призрачную тень,Так и застыл в восторге молчаливомНастороженный северный олень.
И Боб снова замер. Он сам был похож на застывшего оленя, крепкий, стройный и чуть коренастый. В сером ладном пиджаке с накладными карманами.
Боб читал еще и еще. Все были покорены и восхищены дотоле им неизвестным поэтом. И Боб все перелистывал, перелистывал книжку с птицей, стрелой летящей головою вниз. Но вдруг он запнулся. Пробежал какие-то стихи быстрыми зрачками, и лицо его из восторженного сделалось суровым и строгим. Он на мгновение задумался и вырвал из книги какой-то листок. Скомкал его и засунул в карман пиджака. Напоследок он прочел свои стихи, стихи о пользе раздвоенности, о том, что все в мире поделено надвое, у каждого явления есть оборотная сторона и что, может быть, даже бессмысленно и грешно требовать от человека и от жизни вообще единства и цельности. Последние две строчки этого знаменитого в кругу друзей стихотворения были таковы:
Те, кто не может жить раздвоенно,Нас за раздвоенность бранят!
Потом, недели через две, Татьяна, собирая Боба куда-то на заседание, принялась гладить его серый пиджак и нашла в кармане тот скомканный листок из книги стихов. Она разгладила его и прочла. Медленно, с удивлением и все нарастающей какой-то враждебностью, с сопротивлением прочла эти стихи целиком, не останавливаясь:
Я уеду из этой деревни…Будет льдом покрываться река,Будут ночью поскрипывать двери,Будет грязь на дворе глубока.
Мать придет и уснет без улыбки…И в затерянном сером краюВ эту ночь у берестяной зыбкиТы оплачешь измену мою.……
Так зачем же, прищурив ресницы,У глухого болотного пняСпелой клюквой, как добрую птицу,Ты с ладони кормила меня?
Мы с тобою как разные птицы,Что ж нам ждать на одном берегу?Может быть, я смогу возвратиться,Может быть, никогда не смогу…
Но однажды я вспомню про клюкву,Про любовь твою в сером краю —И пошлю вам чудесную куклу,Как последнюю сказку свою.
…Татьяна почти не слышала, как раздался звонок. Она только заметила, что ребята оживились. И отпустила их с урока. У нее перед глазами почему-то все время маячила розовая упитанная кукла, которая мигала и мигала пушистыми черными ресницами. Но в глазах у куклы блестели слезы.
Собирая свою сумку и портфель, Татьяна подумала о том, как не хочется возвращаться домой. Дома было пустынно. Боб вчера на пару дней уехал на своих «Жигулях» в область, там были у него какие-то дела. А детей у них пока что не было. Получилось так, что она все не рожала. То не решалась, то не донашивала, а теперь уже, видимо, поздно. Между тем в деревне у Боба остался мальчик. Жена его, говорят, так и живет одинокой. Никаких отношений с Бобом не поддерживает, даже отказалась от алиментов. За окнами густел снегопад. По ту сторону площади стояли на автобусной остановке несколько пассажиров. И подошел автобус, это был рейсовый загородный автобус, который ходил как раз до того поселка, в котором несколько лет назад Татьяна и Боб возвели себе дачу. Они, как маленькие юркие птички, крепили и склеивали это уютное гнездо в два невысоких этажа, то есть с крошечным и уютным мезонином. Там стояла дощатая постель Боба и деревянный стол, за которым он читал вечерами. А над всею постройкой на длинном шесте был устроен флагшток. Когда Боб приезжал на дачу, он поднимал вымпел — оторванный рукав от старой тельняшки: в юности Боб служил на флоте. Это было смешно, весело и так мило.
