Николь Келби - Розовый костюм

– Вот почему мне сразу следовало заказать себе виски, – сказал он. – Видишь ли, вчера Мэгги Куинн заглянула ко мне за свиным гуляшом и как бы между прочим сообщила, что твой мистер Чарльз хочет вместе с тобой создать собственный магазин и относится к тебе «совершенно по-отечески». Так она сказала. Обычно такие шаги предпринимают люди женатые.

– Женатые?

Он поднял руку, призывая Кейт к молчанию.

– И когда я это услышал, я вдруг подумал: «А ведь я ее потерял».

– У Мэгги Куинн слишком длинный язык!

– Так я потерял тебя, Кейт?

– А я разве твоя вещь, чтобы ты мог меня потерять?

– Мне показалось, что нам надо бы это выяснить.

– Тебе так показалось? Значит, для себя ты все уже решил? Вот просто так взял и решил? И теперь тебе вдруг понадобилось что-то выяснить?

– Я думал, ты обрадуешься.

– Чему же именно?

– Ну, ты же понимаешь… У тебя никого. У меня никого. И моложе мы не становимся…

И тут Кейт почувствовала растерянность и злость, а вовсе не гордость – именно так впоследствии она определила свое состояние. Ни капли тщеславия и уж тем более гордости она не испытывала.

– Значит, ты меня просто пожалел?

– Да нет, я…

– А тебе никогда не приходило в голову, что мне, возможно, нравится жить так, как я живу? Потому что я ни в чем не должна отчитываться перед мужем. И, представь себе, я живу просто прекрасно. Даже замечательно.

Позднее Кейт во всем винила пиво. Ну не привыкла она столько пить! Хотя вообще-то кому какое дело, почему она все это выложила Патрику? Зачем столь блистательно лгала, козыряя массой вымышленных подробностей?

– Только представь себе: супруга Президента, Белый дом. И я болтаю с самой Первой леди, с Ее Элегантностью, запросто, как с обычной девчонкой! Да мы порой и на часы забываем посмотреть! – Кейт врала так вдохновенно, что не узнавала собственного голоса. – Мы ведь с ней давно знакомы. Я уже сто лет для нее шью.

Когда она, наконец, иссякла, Патрик Харрис спокойно сказал:

– Пойдем, я провожу тебя домой.

– Да, это, пожалуй, будет лучше всего, – согласилась Кейт.

Он, разумеется, все понял. В «Chez Ninon» каждый знал свое место – в этом отношении Хозяйки были очень строги. Да от Пег он наверняка не раз слышал, чем на самом деле занимается Кейт. Так что вышло очень глупо. Зря она вздумала врать.

Однако и сами Хозяйки порой не пренебрегали подобными выдумками – рассказывали совершенно невероятные истории насчет своих друзей из «Синей книги», но никто, похоже, ни разу не усомнился, насколько правдива та или иная история. Так почему бы, собственно, и Кейт немного не приукрасить действительность? Ну да, я приврала, хотелось ей сказать, но ведь я никому ничего плохого не сделала, правда?

Однако в Инвуде подобное вранье воспринималось совсем иначе, чем в верхней части города.

– Извини, – сказала она и посмотрела на Патрика.

На глаза ему свешивалась густая прядь рано поседевших волос, и Кейт было трудно понять, о чем он сейчас думает, однако она так остро чувствовала его разочарование, словно испытывала его сама.

Когда они выбрались из паба, шел уже второй час ночи. На улице было довольно прохладно, и Патрик обнял Кейт за плечи. Она сразу почувствовала, что он весь дрожит, и очень надеялась, что это просто от холода.

Возле магазина он остановился и сказал:

– Я только за курткой сбегаю, хорошо?

Кейт кивнула и, сама себе удивляясь, почему-то последовала за ним и даже поднялась по лестнице на второй этаж, уверяя себя, что просто не хочет одна ждать его на темной улице. Мало ли что может случиться. Ее могут заметить люди, а потом, естественно, начнут языком чесать. Им только дай повод. Но, рассуждая так, Кейт отлично понимала, что пошла следом за Патриком вовсе не по этой причине. Понимал это и он.

Оба не проронили ни слова, поднимаясь по темной лестнице. Запах хлорки и крови уже почти не ощущался. На всякий случай Кейт крепко держалась за перила, хотя пьяной себя уже совсем не чувствовала. Наконец Патрик отпер дверь, и из квартиры на лестничную площадку хлынул поток мягкого света. Кейт не решалась войти, и Патрик повернулся и протянул руку, надеясь, что это поможет ей переступить порог.

Но Кейт продолжала стоять на площадке, глядя через открытую дверь в квартиру, которая выглядела так, словно Пег только что вышла оттуда, чтобы пробежаться по магазинам. А ведь она умерла уже два месяца назад. Ее белый свитер, аккуратно свернутый, как всегда, лежал на спинке кресла-качалки. Рядом стоял ее аккордеон. Кейт никогда еще не видела такого печального, такого опустелого жилища.

И тут Патрик ее поцеловал. Поцеловал страстно.

Она ответила на его поцелуй – смущенно и целомудренно.

Вышло очень неловко. Они еще немного постояли на лестничной площадке, наполовину освещенные падавшим из раскрытой двери светом, не зная, что им делать дальше.

– Мы с тобой как падшие ангелы, – сказал Патрик. – Так, наверное, сказал бы мой любимый поэт. Ангелы, которые недостаточно мудры, чтобы их спасать, но и недостаточно мудры, чтобы начать творить зло и быть изгнанными навеки.

Он наклонился и хотел снова ее поцеловать, но она успела чуть-чуть повернуть голову в сторону.

Все произошло как-то чересчур быстро. Мы же просто друзья, уверяла себя Кейт, прекрасно понимая, что это не совсем правда – и, возможно, никогда не было правдой. Больше всего ей хотелось снова прильнуть к его груди, хотелось, чтобы он еще раз так ее поцеловал – просто чтобы уж наверняка почувствовать то, что, как ей показалось, она только что почувствовала: не дружеское расположение, а жаркую любовную страсть. Но она уже упустила миг – и Патрик, поправив галстук, чуть отступил назад и сказал:

– Ну что ж, тогда до завтра?

– Да, до завтра.

Уже спускаясь по лестнице, Кейт услышала, как Патрик Харрис тихонько напевает: «Боже, спаси нашу милостивую королеву. Да здравствует наша благородная королева…»

Голос его звучал скорее печально, чем насмешливо или жестоко, и все же эти слова показались Кейт очень странными в подобный момент. Королева правила всеми и каждым. Бедная Ирландия. Бедные мы.

Кейт следовало бы рассердиться. «Вот она, свободная Ирландия!» – сказал бы ее отец.

Она остановилась на самой нижней ступеньке лестницы, потом сделала еще шаг и положила руку на ручку двери. Губы ее еще чувствовали тепло его поцелуя. И она колебалась. Потом обернулась и посмотрела на Патрика. Он по-прежнему стоял на лестничной площадке и пел, глядя на нее. Электрический светильник, точно купленное в магазине солнце, ярко высвечивал его силуэт, оставляя в тени и смягчая черты его лица.

«Боже, храни королеву…» – пропел Патрик, и голос его чуть дрогнул. Совсем чуть-чуть. Но у Кейт перехватило дыхание.

А потом он вошел в квартиру и закрыл за собой дверь. Кейт было слышно, как он, скрипя половицами, пересек комнату и остановился у кресла Пег, где на спинке, точно уснувший призрак, уютно устроился ее маленький белый свитер.

Кейт вышла прямо в холодную ночь Инвуда, чувствуя себя очень одинокой и страстно мечтая почувствовать горячий, опьяняющий запах дыма от торфяных брикетов, увидеть мягкий свет звезд, скрытый прозрачной дымкой влажного морского воздуха – воздуха родины, которая сейчас казалась ей недостижимой, как сон.

Глава 6

Цвет «шокинг» – ядовито-розовый, который называют еще «цветом фуксии» – это изобретение Эльзы Скиапарелли и, по сути дела, символ ее мышления. Шокировать окружающих – вот истинное проявление снобизма тех лет…

И снова наступила пятница, и за всю неделю Кейт ни разу не виделась с Патриком. Заканчивался очередной день в «Chez Ninon». Руки и волосы Кейт были буквально насквозь пропитаны запахом шелка-сырца – весьма специфической и довольно противной смесью запахов сушеной шелковицы, морской воды, горячего воздуха и гниения. Целый день она возилась с «перьями» для нового вечернего платья миссис Астор, делая их из какого-то редкостного сорта шелка-сырца.

– Платье должно быть в «перьях» сверху донизу, – сообщил мистер Чарльз. – Мисс Нона на этом настаивает.

Воплощение в жизнь этого совершенно невозможного дизайна полностью поглотило и время, и мысли Кейт, но она была этому даже рада. За весь день она практически ни разу даже не вспомнила о Патрике. Ткань переливалась, как влажный жемчуг, и казалась какой-то ненастоящей. Чтобы удостовериться, что шелк все-таки настоящий, Кейт поднесла к одной из ниток горящую спичку. Натуральный шелк горит очень медленно. Этот именно так и горел. Но Кейт все было мало, и она решила проверить весь рулон с точки зрения его «голоса». У натурального шелка особый «голос» – точнее, весьма характерный шелест, когда трешь один кусок о другой. Такой шелк словно поет. И ткань действительно пела. Шелестела, как мягкие крылья. Шелк, безусловно, был натуральный – и работа с ним Кейт совершенно измучила.