Александр Шелудяков - ЮГАНА
У старого парусного цыгана Федора Романовича Решетникова есть излюбленное место – пристань районного поселка. Любит он сидеть у здания речного вокзала на завалинке, обшитой тесом, и посматривать на толчею пассажиров, слушать разговоры проезжего люда; любит встречать и провожать пароходы, прислушиваться к причальным и отправным гудкам, которые отдаются в душе цыгана зовущей музыкой. Бывает, что тот или другой старожил Медвежьего Мыса, завернув на пристань по своим надобностям и встретив парусного цыгана, поклонится, а потом спросит: «Ждешь, Романович, нынче кого или на «вахту» пришел?» Ответ у старика всегда один: «Сижу на мели и некому взять меня на буксир».
– Федюшенька, роднуля моя, вон ты где посиживаешь и тоскуешь, – певуче проговорила Агаша и, осмотревшись зорко по сторонам, вкрадчиво сказала:
– Иткар Князев гостюет у меня…
– Илюша Кучумов? – спросил удивленно Федор Романович.
– Он самый.
– Хорошей породы человек. Знавал я его отца и мать.
– Во-во! И я про то же думаю! – хлопнув в ладоши, радостно сказала Агаша.
– Сказывай, моя белоснежная цыганочка Агаша, потом думать будем.
– Иткар страшно грамотный! Из Москвы даже большие ученые приезжали к нему за советом, где искать нефть.
– Голова – корабль, душа – парус, – тихо сказал старик.
– К чему, Федюша, эта присказка?
– К тому, моя кровинушка, что Иткар нужный нам человек…
– Так-так, Федюша, он высоко и глубоко научен русской грамоте, но и свою остяцкую понимает. Все тамги-письмена древние и нынешние знает как молитвы.
– А не опасно ему, Агаша, крестик давать напоказ? Не может ли он единолично поднять золотой клад из тайника Миши Беркуля. Разыщет и отдаст в государственный закром…
– Ой нет, Федюшенька!
Пассажирский пароход, только что отчаливший от пристани, сделал разворот по располневшей Оби, направился в сторону нефтебазы – на заправку. Старик, улыбаясь, восторженно смотрел на двухпалубного красавца:
– Агаша, государыня ты моя, полюбуйся: богатырь винтовой! Это тебе не колесная купеческая галера.
3Мариана разрумянилась от выпитого «наперстка» водки. Иткар наблюдал за движением рук девушки, и его поражали плавность движений и точность.
– Вот как получается… Мамуся оставила нас, а вам со мной, наверное, скучно, – сказала смущенно девушка. Наступила неловкая пауза.
– Мэя, а картошку вы чистите? – вдруг спросил Иткар, лишь бы нарушить затянувшееся молчание.
– Чищу, конечно, чисто, но только кожуру снимаю ножом толстовато, – ответила Мариана, поправив при этом узел пышных белокурых волос на затылке.
– Мэя, вам хочется знать: какое у меня лицо, сколько мне лет? – спросил Иткар и готов был подняться со стула, чтобы подойти к девушке и дать свое лицо на ощупь чутким пальцам. Но первые же слова Марианы приковали его к стулу.
– Я знаю, Иткар Васильевич, ваше лицо: оно чуть скуловатое, глаза темно-голубые, а нос…. Понимаете, перегородка ноздрей немного повреждена, видимо в детстве, возможно, в драке с мальчишками. Волосы у вас… Как бы это сказать понятнее… черно-серебристые они у вас…
– Мэя, откуда вы можете знать об этом? Нос у меня действительно чуть поврежден, но никто никогда этого не замечал. Да и я сам давно про это забыл. Нет, Мэя, ты вовсе не слепая, – удивленно говорил Иткар Князев, а сам не спускал глаз с лица девушки. – Будем, Мэя, лучше говорить друг другу «ты»… Хорошо?
– Ты, Иткар, чуть-чуть говоришь в нос, но это может заметить только человек с очень тонким слухом. Мне трудно это объяснить тебе, Иткар, понимаешь, голос человека отражает его портрет и многое другое, что словами невозможно обрисовать, а только можно чувствовать. Голос имеет свои невидимые краски. В вашем голосе ваш характер, портрет. Я все это говорю непонятно, путано?
– Нет-нет, Мэя, я понимаю тебя. Но такое приходится мне слышать впервые, – облокотившись на стол и положив голову на руки, ответил Иткар Князев.
Девушка вдруг открыла перед Иткаром загадочный мир. Оказывается, даже не видя человека, по голосу можно обрисовать его портрет и угадать цвет волос.
Мариана рассказала Иткару, что окончила музыкальную школу и хочет устроиться в детский садик учить малышей музыке. И сегодня с утра ходила узнавать насчет работы. Но в районном отделе культуры пока ничего определенного не сказали. Возможно, сомневаются: получится ли из слепой девушки музыкальный воспитатель. Иткар слушал девушку внимательно, а в мыслях был один вопрос, который он боялся задавать: «Где и когда ослепла Мариана?»
– Я тебе, Иткар, забыла сказать. Судя по крепким рукам и шершавой ладони, местами сильно мозолистой, тебе приходится иметь дело с тяжелой физической работой…
Иткар Князев сдержанно улыбнулся, когда Мариана, сложив губы трубочкой, вытянула их, и на лице ее было написано: «Ну, подскажите, какая у вас профессия?»
– Я действительно, Мэя, занимаюсь физической работой. В наших таежных дебрях профессию нефтегеолога к умственной работе не отнесешь…
– Ой, Иткар Васильевич, тебе нужно, наверное, идти, а я разговорами занимаю…
– Нет-нет, Мэя! Мне очень приятно быть с тобой рядом, – сказал Иткар с добротой и отцовской лаской в голосе.
– А теперь, Иткар, разреши мне коснуться пальцами твоего лица, – в голосе Мэй было извинение.
– Да, конечно, Мэя…
Он подошел к девушке, встал на колени, взял руку и приблизил к своему лицу. Чуткие девичьи пальцы коснулись затылка, поднялись вверх, будто теплый, неторопливый ветерок пробежал по волосам Иткара и скользнул по лбу, а потом по бровям, носу, щекам, подбородку и наконец замер на миг у груди, там, где пуговица скрещивает ворот рубахи. И тут вдруг что-то с Иткаром случилось: он осторожно взял девичью руку, приблизил к губам…
– Спасибо, – шепотом произнесла Мариана, почувствовав на ладошке тепло мужских губ. – Тебе, Иткар Васильевич, чуть больше тридцати лет, – рука девушки торопливо и неохотно выплеснулась из его ладони.
– Хитришь, Мэя. Мне сорок семь лет.
– А мне в этом году исполнилось девятнадцать. Старуха уже, пошел двадцатый, а там и на тридцатый перевалит… Ты, Иткар Васильевич, очень добрый человек, – тихо произнесла последние два слова Мариана и улыбнулась, – а все добрые, умные мужчины выглядят всегда молодо. Ну а злые, завистливые люди очень быстро стареют, становятся плаксивыми, свирепыми.
– Пожалуй, ты во многом права, – сказал Иткар, расстегнув воротник рубашки. Ему было жарко, к груди подкатывалось доброе, небывалое еще тепло.
– Хорошо, мой добрый рыцарь Иткар. Так что я насчет возраста почти не ошиблась…
Иткар Князев поведал девушке о своих предках на юганской земле по отцовской линии, когда они пришли на приобские земли с древней Новгородчины.
– Кэри?! – повторила Мариана женское имя, которое произнес Иткар.
– Ее звали Кэри, правильнее сказать – Кэр. По-русски – значит женщина, рожденная из огня, – так звали родоначальницу сибирского рода Иткаров Князевых.
– Расскажи мне, Иткар, о Кэри, – попросила девушка, и на лице ее застыло ожидание, а губы, полуоткрывшись, замерли.
– Кэри похоронена на береговом холме реки Вас-Юган. Ее могила рядом с могилой Умбарса, – сказал Иткар и добавил после небольшого молчания: – Когда-нибудь расскажу подробнее.
– Ой, Иткар, расскажи сейчас, прошу… Поведай и о других своих родственниках… – прижав руку к груди, умоляюще смотрела девушка на Иткара невидящими глазами.
– Был такой обычай в Кайтёсе – обмениваться новорожденными детьми. Повелось это с глубокой древности. Для того чтобы породниться с людьми дальних и ближних племен, избежать междоусобиц, войн, а также избавить свое племя от хилых детей, воспитывали детей вчуже. В верховье Вас-Югана впадает таежная река Игол-Тым. Там, в сказочных кедровниках, жило очень маленькое племя Югов. Вождем югов был Орогон, Крылатый Олень. Русские люди Кайтёса еще тысячу лет назад породнились с югами. Моего деда в малолетстве отдали на воспитание Орогону, а его дочь грудным младенцем взял на воспитание отец моего деда. Ее звали Зарни-Ань, Золотая Девушка. В те далекие годы случилось большое несчастье. Племя Югов кочевало в дальний верховой урман Ягыл-Яха на промысел белки. Детей начала косить оспа. Не щадила болезнь и взрослых. Мой дед и еще несколько человек из племени Югов выжили. Но оспа оставила на их теле, лице свой след…
– Иткар, ты по национальности юг? – удивленно спросила Мариана. – Но я слышала от мамуси…
– Нет, Мэя, я не юг. Я не русский и не хант. Я – многокровок, карым. Дед мой воспитывался в семье Орогона, вождя племени Югов. А дед был русский, уроженец Кайтёса. Когда деду исполнилось шестнадцать лет, то его женили на Зарни-Ань, было ей тогда четырнадцать лет. – Иткар умолк. Он вытащил из кармана пачку с сигаретами, спички и, посмотрев на Мариану, нерешительно спросил: – Я покурю у открытого окна?
