Марк Леви - Первый день
— Ладно, услуга за услугу. Предположим, я все сделаю для того, чтобы убедить комитет в преимуществах нашего проекта. Но как я докажу, что ваша подопечная сумеет добыть для нас важные сведения, притом что все наши усилия до сих пор не увенчались успехом?
Айвори понял, что придется сделать то, чего ему совсем не хотелось: дать собеседнику еще немного информации — иначе его не убедить.
— Все вы считали, что предмет, коим вы обладаете, — единственный в своем роде. И вдруг появляется второй. Если они, как вы их инстинктивно назвали, «родственники», то нет никаких оснований полагать, что их только два.
— Вы намекаете на то, что…
— Что родственников в этой семье может оказаться много? Я всегда так думал. Я также думал, что, чем больше мы получим возможностей найти другие подобные образцы, тем больше у нас будет шансов понять, что же на самом деле у нас в руках. То, что хранится у вас в сейфе, — только один из фрагментов, соберите недостающие кусочки, и вы увидите, что реальность чревата такими последствиями, коих вы и представить себе не могли.
— И вы предлагаете взвалить все бремя ответственности на женщину, которую сами назвали неуправляемой?
— Не будем преувеличивать. Забудьте про ее характер, нам нужны ее знания и способности.
— Айвори, мне все это не нравится. Дело закрыто давным-давно, и лучше к нему не возвращаться. Мы и так уже потратили кучу денег неведомо на что.
— Вот тут вы ошибаетесь! Мы потратили приличные деньги на то, чтобы никто ни о чем не узнал, — это не одно и то же. Сколько еще времени вы сумеете хранить тайну этого предмета, если кто-нибудь другой сумеет разгадать его суть?
— При условии, что такое произойдет!
— И вы намерены рисковать?
— Не знаю, Айвори. Я составлю отчет, они его обсудят и примут решение, и мы с вами встретимся в ближайшие дни.
— У вас есть время до понедельника.
Айвори попрощался со своим собеседником и встал из-за стола. Перед тем как уйти, он наклонился к Парижу и шепнул ему на ухо:
— Передайте им от меня привет, скажите, что это последняя услуга, которую я им оказываю, и выразите мою искреннюю неприязнь сами знаете кому.
— Непременно.
Кент
— Эдриен, хочу кое в чем вам признаться.
— Час уже поздний, Уолтер, да и вы совсем пьяны.
— Вот-вот, сейчас или никогда.
— Предупреждаю вас: что бы вы ни хотели мне поведать, лучше воздержитесь. Сегодня вы в таком состоянии, что завтра пожалеете о сказанном.
— Нет. Помолчите и выслушайте меня. Иначе я собьюсь. Я влюбился, вот.
— В принципе это хорошая новость. Тогда к чему этот серьезный тон?
— Потому что главное заинтересованное лицо об этом не знает.
— Да, это все усложняет. А о ком идет речь?
— Мне бы не хотелось говорить.
— Как хотите.
— Речь идет о мисс Дженкинс.
— О секретаре, принимающем посетителей у нас в Академии?
— О ней самой. Вот уже четыре года, как я по ней с ума схожу.
— И она ни о чем не догадывается?
— Даже при всей ее опасной женской интуиции, думаю, подозрения у нее возникли раз или два, не больше. Надеюсь, я достаточно хорошо все скрываю. По крайней мере, достаточно хорошо для того, чтобы проходить ъшмо ее стола каждый день и не краснеть, осознавая, как я смешон.
— Целых четыре года, Уолтер?
— Сорок восемь месяцев, я точно подсчитал, я даже праздновал годовщину за несколько дней до того, как вы вернулись из вашей чилийской командировки. Не расстраивайтесь, праздника я не устраивал.
— Но почему вы ей не сказали?
— Потому что я трус, Эдриен, — продолжал Уолтер, икнув. — Ужасный трус. Хотите, я скажу вам, что самое волнующее в этой истории?
— Нет, не уверен, что хочу это слышать!
— Так вот, все это время я храню ей верность.
— Ничего себе!
— Теперь вы понимаете всю нелепость ситуации. Женатые мужчины, которым повезло жить с теми, кого они любят, ищут способ обмануть своих жен, а я верен женщине, которая даже не знает, что я питаю к ней слабость. И пожалуйста, не повторяйте свое «ничего себе»!
— Я и не собирался. А почему бы ей все не рассказать? Прошло уже столько времени. Чем вы рискуете?
— Чтобы все испортить? Вы ненормальный! Если она мне откажет, я уже не смогу думать о ней, как прежде. Поглядывать на нее тайком, как сейчас, будет верхом неприличия. Что вы на меня так смотрите, Эдриен?
— Ничего. Я только думаю: а завтра, когда вы протрезвеете — это случится не ранее полудня, с учетом количества выпитого, — вы расскажете мне свою историю точно так же или по-другому?
— Я ничего не выдумываю, Эдриен, клянусь вам, я безумно влюблен в мисс Дженкинс. Но между нами такая дистанция, что ее можно сравнить с расстояниями в вашей Вселенной, где повсюду холмы, мешающие разглядеть, что находится с другой стороны. Мисс Дженкинс находится на маяке в Кристиансанде, — продолжал Уолтер, указывая пальцем на восток, — а я — несчастный кашалот, которого выбросило на английский берег! — воскликнул он, тыча кулаком в песок.
— Уолтер, я вполне понимаю то, что вы описываете, но расстояние, отделяющее ваш письменный стол от стола мисс Дженкинс, измеряется не в световых годах, а в ступеньках лестницы.
— А как же теория относительности? Вы думаете, она распространяется только на вашего приятеля Эйнштейна? Для меня каждая ступенька этой лестницы так же далека, как ваши галактики!
— Мне кажется, Уолтер, самое время пойти в гостиницу.
— Нет, продолжим нашу вечеринку, а вы — свои объяснения. Завтра я, наверное, уже ничего не вспомню, но это не важно. Мы отлично проведем время, и только это имеет значение.
Пьяный благодушный Уолтер был смешон, но мне было больно на него смотреть. Мне казалось, после Атакамы я знаю, что такое одиночество. Но могли я вообразить, как мучительно изо дня в день жить в разлуке € любимой женщиной, когда тебя отделяют дт нее всего три этажа, а ты не в силах признаться ей в своих чувствах!
— Уолтер, может, мне устроить ужин и пригласить на него мисс Дженкинс и вас?
— Нет, боюсь, прошло уже слишком много времени, и я не осмелюсь с ней заговорить. Впрочем, может, вы все-таки повторите свое предложение завтра днем? Лучше — ближе к вечеру.
Париж
Кейра опаздывала, она поспешно натянула джинсы, свитер, кое-как причесалась. Оставалось только найти связку ключей. Она мало спала в выходные, и тусклый свет дня не сумел взбодрить ее. Найти такси в Париже в утренние часы равносильно подвигу. Она прошла пешком до Севастопольского бульвара, оттуда дошагала до набережной Сены; всякий раз, стоя на переходе, она поглядывала на свое запястье: часы она забыла дома. Какая-то машина заехала на полосу для автобусов и затормозила рядом с Кейрой. Водитель наклонился, опустил стекло и окликнул ее по имени:
— Тебя подвезти?
— Макс, это ты?
— Я что, так изменился со вчерашнего дня?
— Нет, но я не ожидала тебя здесь встретить.
— Успокойся, я не слежу за тобой. В этом квартале довольно много типографий, моя находится на улице, что у тебя за спиной.
— Ты рядом с работой, так что я не хочу нарушать твои планы.
— А кто тебе сказал, что я еду туда, а не оттуда? Садись, а то я вижу автобус, он вот-вот подъедет и будет мне сигналить.
Кейра не заставила себя упрашивать, открыла дверцу и уселась рядом с Максом.
— Набережная Бранли, Музей искусств и цивилизаций. Водитель, поторопитесь, я опаздываю.
— Но хоть на один поцелуй я имею право?
Тут, как и предсказывал Макс, раздался такой оглушительный гудок, что они оба вздрогнули: к ним вплотную подъехал автобус. Макс тронулся с места и быстро перестроился в другой ряд. Они ехали в плотном цотоке машин, Кейра нетерпеливо постукивала ногой, то и дело посматривая на часы на приборной доске.
— Ты, похоже, действительно очень торопишься.
— Да, у меня назначена встреча за обедом… четверть часа назад.
— Если это мужчина, я уверен, он тебя подождет.
— Да, это мужчина, только не надо этих намеков, он вдвое старше тебя.
— Ты всегда предпочитала зрелых мужчин.
— Если бы это было так, мы бы с тобой не встречались.
— Один — ноль. Мяч в центре поля. Кто он?
— Один профессор.
— А что он преподает?
— Слушай, вот забавно! — удивленно заметила Кейра. — Я даже его не спросила.
— Не хочу показаться нескромным, но ты мчишься через весь город под дождем, чтобы пообедать с неким профессором, и даже не знаешь, что он преподает.
— Да какая разница, все равно он на пенсии.
— А почему вы решили вместе пообедать?
— Это долгая история. Смотри лучше на дорогу, и давай выбираться из пробки. Речь идет о кулоне, который подарил мне Гарри. Я долго думала, откуда взялся этот камень. Профессор считает, что он очень древний. Мы попытались установить его возраст, но у нас ничего не вышло.
