Александр Беатов - Время дня: ночь
В это раннее воскресное утро город ещё спал. Лишь редкие пассажиры куда-то неспешно держали свой путь. Поезд подъехал не сразу; редко стуча колёсами на рельсовых стыках, он вынырнул из туннеля, остановился и лениво раскрыл свои двери. И лишь пол минуты спустя репродукторы объявили: "Станция Площадь Ногина". Наступила тишина. Лишь через другие пол минуты прозвучало: "Осторожно: — двери закрываются! Следующая станция — "Кировская"… И поезд медленно поехал, вползая в туннель, повизгивая ребордами колёс.
Саша вытащил из сумки молитвенник. Он ехал к отцу Алексею на исповедь, и следовало приготовиться к ней: прочитать "Молитвенное Правило".
Православный молитвослов, польского издания, что он держал сейчас в руках, подарила ему мать отца Алексея, скончавшаяся этой осенью. Ветхая больная старуха, она в последнее время жила в деревенском доме, рядом с церковью, где служил её сын, и, подобно старице Елизавете, не пропускала ни единой службы. В молитвослове было такое количество опечаток, что, казалось, было невозможно им пользоваться. Однако, Саша, вооружившись чёрной шариковой ручкой, все их выправил, и молитвослову — инвалиду были не только отпущены все грехи, но и возвращена жизнь, и теперь он помогал своему хозяину.
Как-то раз, читая молитвослов в полном народом вагоне метро, Саша решил не остерегаться. И вскоре краем глаза увидел, что какой-то парень, с типичной физиономией комсомольца, заглядывает в его книгу. Саша, тем не менее, решил не придавать этому значения, постарался сосредоточиться на молитвах. Но парень неожиданно обратился к нему:
— Скажи: это ты как читаешь: с чисто познавательной точки зрения, да?
— Нет! — ответил Саша дерзко. — С точки зрения чисто религиозной!
В тот момент двери открылись. Была Сашина станция — и он вышел из вагона, оставляя недоумка в смятении…
Теперь же, тоже не успев прочесть до конца одну из молитв, Саша покинул поезд, направился к выходу. На вокзале было людно. Он миновал табло, под которым когда-то навсегда потерял Ольгу, взял в кассовом автомате билет на загородный поезд, отправлявшийся в 06:50, поспешил на перрон.
Та же позёмка мела по асфальту, загоняя снег во все щели, углы, тупики, медленно и целеустремлённо наметая-таки сугробы.
Из-за отсутствия ветра, в вагоне, казалось, было теплее. Из сумки, заметно похудевшей после того, как Саша отдал Вишневскому пакет с трусами, он снова вытащил молитвослов, продолжил чтение, не замечая уже того, как вагон стал наполняться пассажирами, как поезд тронулся, стал набирать скорость, унося его из городских будней за пределы рутины, тоски, отчаяния, несбывшихся надежд, страха, непонимания, варварства, хулиганства, цинизма, невежества, жестокости, — всего-всего, с чем он успел столкнуться за эту неделю, обо что его душа испачкалась, отяжелела, огрубела, сделалась бесчувственной и… грешной…
Поезд стучит колёсами… Как повернётся язык признаться? Но исповедаться нужно… Иначе, не будет прощения… Не будет облегчения… А с тяжестью на сердце невозможно чувствовать Бога… И молитва превращается в лицемерие…
"Владыко, Господи Иисусе Христе, Боже наш, Источниче жизни и бессмертия, всея твари видимыя и невидимыя Создателю, безначальныго Отца соприсносущный Сыне и собезначальный, премногия ради благости в последния дни в плоть оболкийся и распныйся, и погребыйся за ны неблагородныя и злонравныя, и Твоею Кровию обновивый растлевшее грехом естество наше. Сам, Безсмертный Царю, приими и мое грешнаго покаяние, и приклони ухо Твое мне, и услыши глаголы моя. Согреших бо, Господи, согреших на небо и пред Тобою, и несмь достоин воззрети ся высоту славы Твоея: прогневах бо Твою благость, Твоя заповеди преступив и не послушав Твоих повелений. Но Ты, Господи, незлобив сый, долготерпелив же и многомилостив, не предал еси мя погибнути со беззаконьми моими, моего всячески ожидая обращения. Ты бо рекл еси, Человеколюбче, пророком Твоим: яко хотением не хощу смерти грешника, но еже обратися и живу быти. Не хощеши бо, Владыко, создание Твоею руку погубити, ниже благоволиши о погибели человечестей, но хощеши всем спастися и в разум истины приити. Тем же и аз, аще и недостоин есмь небесе и земли и сея привременныя жизни, всего себя повинув греху и сластем поработив, и Твой осквернив образ: но творение и создание Твое быв, не отчаяваю своего спасения, окаянный, на Твое же безмерное благоутробие дерзая, прихожду. Приими убо и мене, Человеколюбче Господи, якоже блудницу, яко разбойника, яко мытаря и яко блудного; и возьми мое тяжкое бремя грехов, грех вземляй мира и немощи человеческия исцеляяй, труждающися и обремененныя к Себе призываяй и упокоеваяй, не пришедый призвати праведныя, но грешныя на покаяние; и очисти мя от всякия скверны плоти и духа, и научи мя совершати святыню во страсе Твоем: яко да чистым сведением совести моея, святынь Твоих часть приемля, соединюся святому Телу Твоему и Крови и имею Тебе во мне живуща и пребывающа, со Отцем и Святым Твоим Духом. Ей, Господи Иисусе Христе, Боже мой, и да не в суд ми будет причастие Пречистых и Животворящих Таин Твоих, ниже да немощен буду душею же и телом, от еже недостойне тем причащатися; но даждь ми, даже до конечного моего издыхания, неосужденно восприимати часть святынь Твоих, в Духа Святаго общение, в напутие живота вечного и во благоприятен ответ на страшнем судище Твоем; яко да и аз со всеми избранными Твоими общник буду нетленных Твоих благ, яже уготовал еси любящим Тя, Господи, в них же препрославлен еси во веки. Аминь."
Поезд подъезжает к станции. За окнами всё ещё темно. "Правило" до конца так и не дочитано. Однако, надо выходить…
Оказавшись на перроне, Саша спешит к автобусу, который, будто живой, знает сам, что нужно подождать опаздывающих прихожан, что он должен привести к самой церкви. А может быть то не автобус, а водитель, сердобольный и неиспорченный советской пропагандой, у которого, может быть, мать или бабка ходит в ту же церковь…
Людей набирается довольно много. Среди них уже встречаются знакомые лица прихожан отца… Но каждый погружен в своё… Сейчас, перед исповедью, не хочется ни с кем разговаривать. И зная это, никто не спешит узнавать друг друга.
Пока автобус доезжает до шоссе, быстро светает. Саша выходит на одну остановку раньше. Он знает, как срезать путь: наискось, через деревню, мимо "домика", мимо магазина — прямо к церкви. Почему-то, несмотря на всю его "доброту", автобус у церкви не останавливается: кто-то "впереди-смотрящий" всё продумал заранее, и от остановки до церкви требуется идти минут десять. И хотя Сашке получается идти дольше, по гипотенузе, зато он уже идёт по ней, пока другие ещё едут, и потом будут ещё идти по шоссе, гуськом, друг за другом. Зато он идёт один с той скоростью, с какой хочет идти; зато не нужно вступать в разговоры, терять молитвенного настроя… И хотя у других путь короче — он всё равно их обгонит. Ведь до исповеди остаётся всего два часа! А столько людей встанет в очередь к Отцу! Кто хочет успеть — выходи раньше из-дому. Иначе едва успеешь к Евхаристическому Канону.
Засунув руки в карманы куртки, юноша быстро шагает по тропе, едва проступающей из свежего снега, сдуваемого то и дело порывами ветра. Какая-то фигура двигается следом за ним. Кто это? Кто-то из прихожан, такой же догадливый, как он? Возможно… Но это не имеет сейчас никакого значения. Он идёт быстро, и человек едва успевает за ним, отстаёт, но иногда почти догоняет…
И вот Саша пересекает, наконец, шоссе, видит позади себя вереницу тех, кто вышел из автобуса остановкой позже него, подходит к церкви, поднимается на паперть…
В церкви читают "Часы"… Потрескивают свечи… И в правом приделе, где будет исповедь, выстроилась очередь, человек из пятнадцати. Все, в основном — москвичи. Местные подойдут позже. Их батюшка пропустит без очереди. У них проблемы — другие, простые и короткие… А москвичи сгрудились, ревностно поглядывают друг на друга: "Кто сколько отнимет времени у моего отца? И как много останется мне от его благодати?"..
Местные, старухи или женщины без возраста, несколько мужчин, постепенно заполняют храм. Кто-то покупает свечку, передаёт, и все повторяют одно: "К Празднику" или: "Божией Матери", или просто: "Угоднику". И люди трогают тебя слегка по плечу, повторяют то же напутствие, передают свечу вперёд, к иконам, к Алтарю, провожают её взглядом, будто то была их собственная свечка…. Кто-то усиленно крестится, бьёт поклоны… То местные… Москвичи эту традицию потеряли; перенимают с трудом; стоят столбом, лишь изредка крестятся, будто поневоле. Кто-то прикладывается к иконе "Праздника", что расположена в центре Храма. Вот, кто-то входит сзади, останавливается за Сашкиной спиной. И он догадывается, что это тот, кто следовал за ним. Сашино лицо отходит от холода, он вытаскивает из сумки молитвенник, засовывает в неё шапку, чтобы освободить руки, продолжает чтение "Правила", что прервал в электричке.
