Наталья Копсова - Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов
Вон вечно счастливые от пребывания во всей полноте своих жизней, вечно веселые и оживленные человеческие дети с величайшим усердием возводят неподалеку от меня и прямо у самой кромки воды свои сказочные песочные замки. Смешно, что даже взрослые дяди и тети таким же образом часто выстраивают свои жизни; в итоге получается точно такой же песочный дворец и тоже у самой волны жизненного прибоя – точно так же вскоре не останется никакого следа. Большинству из нас совсем не хочется всю жизнь идти долгой, трудной дорогой развития и служения людям и жизни. Нам гораздо легче и приятнее бездумно скакать на зеленом лужке собственного эгоизма и эгоцентризма, поросшем одуванчиками извлечения материальных выгод из всего сущего, бездумности и пошлого безразличия ко всему остальному, кроме себя и своих собственных так называемых кровных интересов. И подобен червяку бывает человек: червю, живущему внутри загнивающего лука и поэтому думающему, что весь мир так горек и так мал, как размер той луковицы, в которой ему «повезло» родиться. Но однажды он вдруг прогрызает наружную оболочку своей гнилой луковицы, бросает взгляд наружу и, потрясенный, вскрикивает: «Я-то думал, весь мир – как тот горький лук, в котором я родился. Но теперь-то я вижу, как огромен и как прекрасен весь наш бесконечно блистающий мир». Правда, он может прогрызть, а может и не прогрызть – большинство так и остается при своем, даже не подозревая о чем-то большем и лучшем. Каждому человеку все время кажется, что он заслуживает чего-то большего и лучшего, а особенно тому, который вовсе ничем не заслуживает даже того, что уже имеет. Как полно это относится ко мне самой, и вот наконец-то я осознанно стараюсь стать хоть чуть-чуть благодарной сияющему дивной прелестью и мудростью миру.
Ах, никак не могу сейчас вспомнить, кому же из многочисленных философов принадлежат подобные высказывания; видно, солнцепек слегка расплавил мои мозги. Ах да, как-то там поживает моя дорогая скамеечка, на которой я прожила зимой болезненную, отчаянную, длиною в вечность ночь? На той самой легендарной лавочке самозабвенно обнималась-миловалась парочка влюбленных мулатов, а, может статься, просто успевших так здорово загореть с применением суперэффективных кремов для загара обычных норвежских влюбленных. Вот так-то!
Думаю, что если бы мне удалось прожить свою жизнь еще раз, то я бы, наверное, совершила все те же ошибки, зато гораздо-гораздо быстрее!
Ах, все же как зазывно, как сказочно синеет вода вдали, а по ней скользит стайка парусов, раздуваемых озорным игривым бризом. До чего же заманчиво блистает морская вода теми самыми цветными стеклышками «секретов», в которые в далеком моем детстве девочки прятали пестрые нитки, блестящие обертки от конфет, заветные монетки, лепестки цветов, а потом загадывали сокровенное желание и верили, что все непременно исполнится. Пора, пора идти купаться в море в самый первый раз в этом году!
Я резвенько вскочила с махрового полотенца и стала осторожно входить в леденящие кожу волны, бр-р… холодно. Заходить в воду, наверное, так же, как рождаться на свет: поначалу всегда обжигающе холодно, некомфортно и неприятно, а зато потом – какое истинное блаженство, какая изумительная радость свободно кувыркаться в теплых, словно парное молоко, прозрачных струях.
Волнистые переливы прохладного света заскользили по моим золотистым рукам – я плыла… Когда купаешься – чувствуешь, как с души прочь в небо улетают все дотоле казавшиеся неподъемными ментальные камни и булыжники. В расслабленном умиротворении доплыла я до ближайшего буйка и, держась за него обеими руками и блаженно покачиваясь на ласковых ладонях вечности, чуть было не задремала. Над моей бедовой головушкой упоительно сияло чистое, золотисто-голубое марево небес, видно, именно сегодня все без исключения ангелы небесные собрались вместе и улыбались, глядя на плескающееся, резвящееся, жарящееся на солнышке человечество. Надо заметить, что и само человечество на норвежском пляже в основной массе своей было белотелым, златовласым и синеглазым, то есть именно таким, какими всегда изображаются ангелы на живописных полотнах. Из пенных морских кружев я выходила еще медленнее, чем входила: одна нога ступала на камешки, другая на бородатые, но как мох мягкие морские водоросли – так я продлила себе первую в году встречу с морем.
Наконец мое мохнатое, ярко синее в желтых кругах полотенце коснулось мокрой, блестящей и прохладной кожи. Я подумала, что никакой массаж на свете все-таки не может сравниться с умильной ласковостью добрых морских волн; они – словно поцелуй милого смеющегося ребенка, как тихий шепот нежной матери, как лукавые легкие касания пушистого сибирского котенка. Вдруг в мою голову, вероятно перепутав ее по каким-нибудь мистическим причинам со светлой головой Николая, полился неудержимый и ясный поток стихов.
Я была вынуждена быстро бросить полотенце и судорожно откопать в сумочке фломастер и клочок бумажки в виде старого и давно не нужного банковского отчета за март, где все равно все мои финансовые итоги практически сводились к нулям, чтобы успеть записать ритмические строфы.
Я в этом мире, как дитя,порой себя не понимаюи часто голову ломаю,над этой истиной грустя.Мне не дано взрослеть, стареть:Я избежала этой кары,и не дано мне умереть.Я никогда не стану старой.
А следом некие религиозные вирши целиком заполонили мою красиво подстриженную голову. Бывает и так, надо же, а!
Знаю, я у Господа – любимое дитя.Никому в обиду он не даст меня.Строго наблюдает, бережно хранит,За дитя страдает, за дитя скорбит.Время ветром мчится,Боль опять пройдет,Жизнь восстановится,Крылья обретет.Под крылами ГосподаВесело живу.Под крылами ГосподаВек свой провожу.Ничего не страшно,Прошлого не жаль.Знаю, не напрасноВ сердце есть печаль.Век за веком длится,Мчится день за днем,Под твоей десницей,
Под твоим крылом.Радость в сердце льется.Жизнь полна чудес:Солнце улыбается,Льется свет с небес.Нежностью искрится иПолно волшебства,С таинством вершитсяЧудо Рождества.Вновь рождаюсь новойВолей твоей всей:К небу устремленной,Проще, веселей.И с любовью в сердцеК миру – БожествуСказку милосердияСердцем узнаю.
Конечно же, это не Колин талант, но все же! Довольная творческим порывом, я улеглась на любимое полотенце, передвинула с макушки на глаза очки с модными ныне ярко-оранжевыми и круглыми, как апельсины, стеклами, полюбовалась на супероптимистичный оранжевый мир вокруг, смежила усталые веки и… заснула неожиданно для себя самой.
Наверное, в современное время лишь в Норвегии можно жить круглый год где-нибудь в горах, засыпать под шум близлежащего водопада, пить свежую родниковую воду, резвиться в альпийских лугах, нырять в кристально чистые, беспредельно глубокие, холодные озера, руками ловить красивых форелей и лососей, забыть о хворях, шуме, суете и никто тебя не потревожит вовеки.
Когда же я открыла вновь свои голубые глаза, то обнаружила, что вечереет. Черные и молчаливые, как тени, силуэты чаек и альбатросов описывали широкие круги на фоне пламенеющих алым цветом облаков. Умиротворенная, прозрачная тишина плавно опускалась на море и природу, а все живое вокруг в такт ей начинало готовиться к предночному спокойствию. Сиреневые в наступающих сумерках листья и травы сулили всему неземной покой. Половина неба еще продолжала оставаться лазоревой, но неуклонно превращалась в нежно-розовое, а затем сиреневое прямо на моих глазах. Сам островок Кальвойя (или Телячий остров в переводе) словно бы тонул в золотисто-оранжевых отсветах прощального солнца, а вместе с ним тонула и я. Из золотого вечер медленно, но верно превращался в лиловый, и в волшебную трепетную спираль сгущались удивительные лилово-сиреневые сумерки. Даже удивительно, до чего же изумительные и одухотворенные светотени существуют в мире и почему это люди так редко обращают на них внимание!
Я неспешно оделась и, наслаждаясь чудесной, полной тишины и спокойствия красотой мироздания, неторопливо пошла по высокому правому берегу. С одной его стороны за высокими, ровными, как свечечки, соснами по-прежнему играло-переливалось иногда пенное, иногда прозрачное до слезы море, а с другой зазывал-манил в свою гущу маленький чистенький перелесок, в самой потаенной глубине которого прятался насыпной курган – древний могильник викингов, а чуть дальше – еще один небольшой секретный заливчик с пляжиком, уже лет тридцать как облюбованный нудистами. И впервые за много лет я поймала себя на том, что сегодня, совсем как в детстве, замечаю веселую кружевную тень от нежных колыханий молодой листвы; вижу, как изящно покачиваются, подобно девочкам-подросткам, тоненькие, довольные самой возможностью бытия травинки-былинки; всей душой любуюсь прощальными россыпями последних солнечных бликов по водной глади; мысленно приветствую бегущих навстречу жизнерадостных собачек – истинных копий своих хозяев. Словно бы и не было в моей жизни последних двадцати лет, и я вновь девочка-подросток, возвращающаяся с купания по узкой лесной тропке, чутко внимающая всему на свете живому, всему живому радующаяся. Легко и беззаботно ступая босыми ступнями по еще теплому песку, по длинной песчаной косе вдоль вечно влекущего, игриво плещущегося моря уходила я с так ставшего милым моему сердцу пляжа, и моя длинная, прозрачная тень шлейфом средневековой принцессы торжественно тянулась вслед.
