Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна
По перрону бегу вприпрыжку. Из проходной вытекает приятный запах горячего хлеба. Текут слюнки. Вахтер пропустил меня, и сердце сразу перестало дрожать. Сегодня добрый дядя. Клянчить не пришлось. Проскакиваю узким темным коридором в буфет.
Чужих взрослых сюда не пускают, а детям можно. На вид буфетчица — грубая «бой-баба», а все-таки с понятием, потому что женщина. Знает, что мы издалека сюда приходим. Обычно рабочие в очереди детей не трогают. Но иногда случаются неприятности. На прошлой неделе здесь нас человек десять собралось. И на беду скандальная тетка появилась. Все молчали, а эта завелась:
— Отстояла у станка ночную смену, да еще из-за этих пацанов домой поздно доберусь. А у меня хозяйство, огород, дети.
— У всех дети, — добродушно заметил мужчина в замасленной фуфайке.
Женщина распалилась еще больше:
— Помолчал бы. Ты же спать сейчас завалишься. А твоя жена, небось, как и я, вторую смену ишачить будет на кухне.
— Охолонь. За что боролись, на то и напоролись, — усмехнулся тот, что в фуфайке.
— Не трогай женщину. Видишь, неймется ей. Может, не здорова. Ведь они, особо если есть малые дети, в три смены вкалывают: на работе, по хозяйству, да еще ночью с грудными дитями, — вступился старик.
Мужчины замолчали. Женщина тоже затихла. То ли спокойный голос защитника, то ли его здравые мысли и сочувствие осадили в ней бунтарство, как дрожжевое тесто холод...
Я ни во что не вмешиваюсь. Не имею права оставлять семью без хлеба.
Народу еще мало, человек тридцать. Видно со смены основной поток не пошел. Сзади меня встал пожилой человек. Слава богу, один подошел. Я теперь вроде бы чья-то дочь. А когда сразу много детей подходит, то рабочие начинают сердито выяснять родство. Внимательно разглядываю продавщицу. Какое у нее сегодня настроение? Боюсь, чтобы кто-нибудь неосторожным словом не спугнул, не испортил его. Буфетчица прекрасно знает всех рабочих и, когда ее разозлят, вышибает пришлых. Прислушиваюсь к разговорам людей, со страхом ловлю резкие нотки. Вздрагиваю, если они относятся к продавцу. На мое счастье или несчастье, передо мной две женщины с нашей улицы. Они преданно заглядывают продавщице в лицо, называют Марией Ивановной и суетливо раскрывают авоськи, путаясь в ячейках. Продавщица огромного роста, широкоплечая, с крупным каменным лицом надменно глядит на всех властным, чуть пренебрежительным взглядом. Движения ее ручищ размеренные, четкие. Фразы она бросает редко и резко. Некоторые рабочие просят взвесить хлеба чуть больше нормы. Она дает на свое усмотрение. Подходит моя очередь. «Пять человек», — говорю я тихо, еле доставая лицом до высокого прилавка.
Мария Ивановна ловко бросает на весы буханки и довески и в мгновение ока сбрасывает их рядом с весами. Я, стоя на цыпочках, тут же подхватываю и бросаю хлеб в авоську, которую заранее удобно повесила на руку и растопыренные пальцы. Добрый старик помогает мне. Он тоже не хочет, чтобы буфетчица сбилась с ритма и испортила всем настроение. Я робко гляжу на «главного» человека и прошу еще. Буфетчица еле заметным движением глаз отказывает. Но видно жалость шевельнулась в ней, и она громко говорит: «Сегодня хлеба мало, даю только по норме».
Я благодарно киваю ей и бегу домой. Слава богу, удачно. Пять большущих буханок и пять разных довесков. И как она довески отмеряет? Глаз-ватерпас! Ей весы, видно, только для проформы нужны. Иду, довольная собой, уминаю теплый, пахучий кусок хлеба. Правда, когда жуешь, он делается липким и вязким, как пластилин, и вкус совсем не тот, что у бабушкиного хлеба. Да ладно! Без хлеба и один день прожить трудно.
Дорога назад всегда короче. К тому же небо уже серое. Снег отсвечивает белым, а не голубым. Подхожу к огородам первой улицы села. Вдруг со всех ближайших дворов ко мне ринулись собаки разных мастей. Я замерла, зная, что нельзя бежать от собак. Свора окружила меня и с громким лаем заплясала вокруг. Тут поняла, что хлеб им нужен, а не я. В ужасе прижала драгоценные буханки к груди. А собаки наглели и уже во весь рост подскакивали. Их острые зубы клацали у моего лица. Что делать? Вытащила самый маленький довесок, разломила пополам и бросила, как могла, дальше. Свора отпрянула, и я побежала вперед. Но не успела сделать и нескольких шагов, как собаки вернулись. Я швырнула большой кусок, потому что тяжелый дальше летит. На этот раз успела добежать до середины огорода. Собаки становились все злее, и уже хватали зубами за шаровары и пальто, а одна оторвала хлястик на рукаве. Со страху я заорала, что было сил, но мой крик не подействовал. Так, бросая довески, я добежала до крайней хаты. На мой крик с палкой и огромным тесаком в руках выбежал мужчина в трусах и валенках. Он разогнал собак и подошел ко мне. Я сидела на снегу и плакала. На коленях у меня лежала авоська с хлебом. Часть верхней буханки обслюнявлена собаками. Дядя Ваня (отец моей одноклассницы) поставил меня на ноги, тесаком обрезал буханку, завязал авоську и побежал к себе в хату. Я не смогла его поблагодарить, потому что еще не оправилась от испуга. Только дома заговорила.
Рассказала бабушке про собак. Она подобрала мне хорошую палку. Всю зиму с нею проходила.
Весной заводским не стало хватать хлеба. Тогда они все дружно вышли из цехов и встали в очередь. На следующий день вышел указ: хлеб развозить по цехам.
ВОЖАТАЯ
Нравится мне учиться в новой школе. Все ребята живут одной семьей. Пионеры помогают октябрятам, комсомольцы — пионерам. Бывшие выпускники Анны Васильевны каждый день с нами занимаются: одни утром зарядку проводят, другие уроки проверяют на перемене, третьи после школьных занятий помогают готовить домашние задания или учат лепить, рисовать, вырезать. Еще играют с нами в мяч, городки, настольные игры. Занятия с шефами добровольные. Но, если ученик еще не имеет определенных интересов, шефы заинтересовывают, приучают и даже приказывают непослушным ребятам. Но такое бывает очень редко, потому что никому не хочется выглядеть непутевым. Иногда заходят старшеклассники. Мы говорим им «вы» и при них не шалим в классе. Но самая главная среди шефов — наша классная вожатая Рита. Она уже девятиклассница и поэтому отвечает за все, что происходит в классе перед Анной Васильевной. Особенно много времени Рита тратит на подготовку к праздникам: разучивает с нами песни, танцы, стихи поэтов разных республик. Мы уже знаем, что к каждому празднику нужно придумывать новый монтаж. Песни должны быть про родину, партию и природу. Танцы учим старинные и современные.
Мне очень нравится ходить на выступления старшеклассников. Они много поют, стихи ребята читают юмористические или с критикой, а девушки очень красиво рассказывают нежные, трагичные, про любовь.
К седьмому ноября девочки нашего класса готовят краковяк, польку-бабочку, и молдовеняску, а мальчики — гопак. Песни выбрали всем классом: украинскую шуточную и болгарскую про птичек. Для ребят главное, чтобы пирамиды не вычеркнули из списка и матросский танец. Они уже исполняли его в прошлом году, но Анна Васильевна разрешила, потому что не двое, а все двенадцать ребят теперь будут танцевать.
Я с удовольствием участвую в пирамидах старшеклассников, потому что, как самая маленькая и худенькая, всегда стою на самом верху. Старшеклассники до сих пор подразнивают меня, вспоминая, как чуть не рухнуло все «строение», когда в сельском клубе я запуталась в складках верхней части занавеса. Я же не виновата, что потолки в клубе ниже, чем в школьном зале!
Танцевать у меня не получается, но я стараюсь. Даже по дороге домой повторяю разного рода танцевальные шаги и па. Завтра для танца «Березки» будем шить с Ритой наметочными стежками сарафаны из старых маминых платьев. А ребята готовят учительнице сюрприз. Вовка придумал или подглядел где-то поведение пьяницы и так точно изобразил его перед классом, что мы все полегли на парты от смеха. Пьяный лежал в луже с включенным патефоном и дрыгал ногами под музыку. Рита тоже смеялась, а потом сказала, что не видит в сцене ничего поучительного, и дала задание попытаться сочинить воспитательный сюжет. Ребята согласились. Очень уж им хочется занять на празднике первое место за самостоятельность и фантазию!
