Хаймито Додерер - Избранное
— Смотри! — вырвалось у Родриго, и он указал вдаль, поверх противоположного берега озера.
Там лес подымался по склону, становившемуся чем выше, тем отвесней; судя по всему, за ним начиналась целая гряда новых возвышений, Деревья там будто взбирались вверх по гребню, уступ за уступом, — темный хвойный лес. Там и сям из него выдавались вверх лысые утесы.
— Наконец-то мы сможем оглядеться кругом, наконец-то поднимемся из этих глубин! — воскликнул Говен. Гнетущая тяжесть последних дней, все, что до сих пор утаивалось и подавлялось, теперь выплеснулось у него наружу, как и у его господина. Они повернули лошадей и поспешили назад, на дорогу, чтобы ускорить марш по направлению к холмам. Слуги тоже обрадовались принесенной вести. Лошадей сразу пустили рысцой.
Вечером они уже расположились на ночлег у подножия первых холмов, на опушке хвойного леса. Сеньор Руй потирал руки у костра. Он словно переменился, был возбужден.
— Об озере, — вдруг обратился он к Говену, — шпильман мне тоже говорил. Потому-то я в последние дни все норовил ехать сквозь чащу, забирал в сторону — боялся пропустить озеро. Ведь дорога-то вела в другом направлении. Я это знал. Знал также и про холмы, и про зубчатые утесы, которые мы видели.
Говен молчал. А господин становился все говорливей.
— Выходит, он не врал, этот странный человек, — сказал Родриго. И вдруг начал рассказывать о шпильмане разные подробности, будто только сейчас о них вспомнил. Рассказал, к примеру, что у того был колчан, украшенный всевозможными рисунками, каждый из которых изображал какое-нибудь пережитое приключение. А внутренняя сторона лука была покрыта таинственными знаками, причем в каждом знаке заключалось столько смысла, что его хватило бы на иную книгу, а все вместе составляло целую науку.
На этом сеньор Руй умолк и отступил чуть в сторону от костра, в глубокую, мягкую тень между стволами.
— Спойте нам что-нибудь, сеньор Говен, — попросил один из стремянных.
— Да! — послышался голос Руя из глубины поляны. — Спой, Говен! Спой песню шпильмана! — Глаза его вдруг расширились и засверкали темным блеском в отсветах костра.
Паж вынул лютню из сумки, настроил ее и запел:
Как даль благотворнаСердцам опаленным!Поляны в лесу — изумрудный ковер.
Всех молний чудеснейКлинок мой! И песню, о радость,Пропой мне! О тайна лесная,Уста мне целуй, завораживай взор!
Вешние ветры, осени листья,Версты и годы, рыцаря рок!Глянь — в отдаленье замки, селеньяСпят в стороне от дорог.
Сраженья, скитаньяИ утренней ранью призывные звукиЗвонкого рога.Как дышится в мире легко и широко!И вновь в отдаленье рощи, селеньяСпят в стороне от дорог.
Последнюю строфу подхватил и сеньор Руй.
Не успела смолкнуть песня, как в ответ ей откуда-то из лесных далей отозвался странный звук. То был глухой и низкий гул, будто дрогнула и заходила земля.
Говен вскочил.
Оба стремянных застыли в оцепенении. На их побледневших лицах плясали блики костра.
Наконец один собрался с духом и сказал:
— Это было почти как рог сеньора Роланда в Ронсевале!
Все промолчали.
— О шпильман! — в волнении прошептал сеньор Руй.
В эту ночь никто спокойно не спал, а тот, кто сидел на страже, в любой момент мог рассчитывать на короткую беседу шепотом.
Встали и отправились в путь рано. Дорога, становившаяся все податливей из-за покрывавшей ее бурой хвои, вела по склонам холмов и медленно поднималась вверх. Сеньор и паж, в нетерпеливом желании поскорее осмотреться окрест обогнали стремянных и, убедившись, что дорога по-прежнему никуда не сворачивает, забрали влево, в пока еще равномерно поднимавшийся вдоль склона лес. Тут лес снова шел смешанный, и потому дорога была более плотной и удобной, но частые заросли затрудняли езду. Destrier сеньора Родриго — а теперь он ехал на нем, и в полном снаряжении, — выступал ровно и споро, даже когда подъем стал круче; и так же уверенно держался Божо. Однако через некоторое время оба всадника вынуждены были спешиться и повести лошадей в поводу: склон стал совсем крутым. Меж деревьями начали попадаться поросшие мхом скалы, груды щебня и одиночные валуны.
Тут перед ними возникла плоская расщелина, поднимавшаяся вдоль нависшей извилистой гряды невысоких скал, по краю которой корни растущих на ее гребне деревьев местами повисали в пустоте, искривленные, будто сползающие змеи. Травы и лишайники, цветы и папоротники росли повсюду на уступах, пробивались из трещин в скалах. Сеньор Руй и Говен медленно продвигались вперед по этой вымытой горными потоками расщелине между скалами по одну сторону и отвесной стеной черной земли — по другую. Каждый вел свою лошадь за уздечку. Настой духоты и зноя заполнял этот узкий ров, при каждом шаге облако пыли отделялось от осыпей известняка у подножия скалы, и шарканье ноги или копыта звучало странно глухо в плотной и густой тишине. Вдруг расщелина кончилась. Впереди показалась плоская вершина, на которой не росло никаких деревьев, только альпийские травы. Сеньор Руй и Говен снова сели в седло и быстро проехали по последнему, отлого поднимающемуся скату до почти ровного плато.
Вид отсюда открывался поистине великолепный. Насколько хватал глаз, вокруг под темными волнами хвойного леса, мшистой пеленой затянувшего дальние вершины, или под более светлым серо-зеленым покровом лиственных пород перекатывались холмы. А в той стороне, откуда они ехали и где море древесных крон ровным потоком сбегало к самому небосклону, все как будто покоилось в сиянии нежных, высветленных тонов. На противоположном же конце, у начала горной гряды, там и сям поднимался над деревьями одинокий конус нагой скалы, торчал, будто зуб, утес, а по следующему холму тянулся длинный зубчатый гребень. Ели карабкались по лесистым хребтам, забегая одна перед другой, а над теменью их ветвей наслаивалась даль бледного неба, принадлежавшего уже самым дальним горам.
Оба всадника пребывали на вершине в полном безмолвии.
Справа внизу они могли различить сквозь стволы взбегающую вверх полоску дороги — много ближе к ним, чем они предполагали; и теперь они увидели, что вершины, на которой они находились, можно было достичь гораздо более удобным путем: чтобы отсюда снова попасть на дорогу, за это время тоже успевавшую набрать высоту, нужно было лишь пересечь неглубокую ложбину, где деревья стояли уже реже, и снова подняться вверх.
Только начали они обмениваться этими наблюдениями, переводя взор то в одну, то в другую сторону, как сеньор Руй, издав короткое восклицание, поднял руку, указывая на скалистый гребень, тянувшийся по хребту ближайшего холма. Стоило вглядеться попристальней, и можно было видеть, что зубцы кое-где шевелятся.
И тут, под бездонной синевой неба, в этой прозрачной и плотной тишине, на мгновение у них остановилось и сердце, и дыхание.
Меж тем часть хребта, на который они смотрели, переместилась еще заметней, и теперь уже ясно можно было отличить, что там было скалой, а что — живым существом.
И еще отчетливей стало видно вот что: некая округлость поднялась над камнем, чуждая его угловатым формам, и сразу же превратилась в дугу, под которой просматривалась даль, а потом над горой поднялась, длиной добрых футов в пятьдесят, змеиная шея зверя, медленно покачалась на фоне голубого неба, будто ощупывая небосвод, а потом вдруг снова втянулась назад. Затем там, на гребне скалы или прямо за ним, зашевелилось что-то вытянутое продолговатое, лавиной покатились в лес камни, с гулким грохотом ударяя о нагроможденный внизу щебень и время от времени глухо стукаясь о стволы; легко можно было различить звуки от этих ударов. Между тем — как бывает, когда ползет змея в траве, — справа от горного гребня вздрогнули, шевельнулись и потом резко закачались верхушки деревьев, и в тот миг, когда уже явственно послышался треск ломаемых стволов, сеньор Руй и Говен впервые увидели длинную спину змея, с ее гигантским зубчатым гребнем, который, подобно высокой церковной кровле, плыл меж древесных крон. Лошади давно уже выражали крайнее смятение.
— На дорогу! — крикнул сеньор Руй и дал шпоры коню.
Они поскакали галопом по травяному ковру и потом вниз через лес. Когда храпящие и взбрыкивающие кони вынесли их на дорогу, они увидели далеко внизу приближающихся слуг с вьючными лошадьми. Но уже не было времени их дожидаться. Слева, с вершины горы, стремительно нарастал шум леса, будто его хлестала буря, и уже то отчетливо, то глухо слышно было, как трещат, ломаются и падают деревья.
Божо и destrier чуть ли не вставали на дыбы.
