Сергей Морозов - Великий полдень
О требованиях, которые выставили террористы, и о том, кого они представляют в теленовостях не сообщалось. Зато сообщалось о заявлениях лидеров России, под эгидой которой к настоящему моменту были объединены практически все партии и движения. Лидеры, только что собравшиеся в наспех задекорированных стенах Шатрового Дворца, чтобы отпраздновать триумф Папы, объявили, что единодушно клеймят позором террористов, которые посмели нанести подлый удар в столь судьбоносный для державы момент, когда к власти, наконец, пришел достойный из достойнейших, и что, вообще, народ не переживет, если, не дай Бог, и на этот раз лишится своего правителя…
Этот высокопарный бред я, конечно, пропускал мимо ушей. Я напряженно ждал еще каких подробностей о случившемся. И такая информация вскоре поступила.
Как выяснялось, террористам удалось блокировать под землей не только Папу и Маму, но, судя по всему, им удалось еще и каким то образом выкрасть и захватить в заложники сына Папы — то есть Косточку. Насколько я понял, Косточку они держали в здании Концерна. Было ли в их планах требование выкупа или же они собирались прикрываться мальчиком на случай штурма здания анти террористической группой?
Эта новость ужаснула меня. Если они решили разобраться с Папой, то причем тут ребенок? Впрочем, мое негодование было по меньшей мере наивно. Когда этих гадов останавливали подобные соображения? Беременные женщины, грудные младенцы, немощные старики, — это просто смешно, когда на кон поставлены деньги и власть… Я вскочил, чтобы бежать в Пансион. Я вспомнил о дяде Володе. Какой удар для нашего чудака! Ведь Косточка, как и все дети, был для него все равно что родной сын. Не помня себя я бежал по саду и вдруг едва не налетел на самого дядю Володю. Я изумился. Он был не один — он держал за руку моего Александра.
— Боже мой, Серж, — воскликнул дядя Володя, — я так и думал, так и думал…
— Они похитили Косточку! — крикнул я.
— Чепуха, — сказал он.
Неужели он еще не был в курсе новостей?
— Эти… гады, террористы…
Дядя Володя в отчаянии махнул рукой.
— Дело гораздо сложнее, Серж.
— Что значит — сложнее?
— Ничего сложного, папочка, — вдруг вмешался Александр. — Просто теперь Косточка стал самым главным. Наступил Великий Полдень. Вот и все.
— Господи, — пробормотал я, переводя взгляд на сына.
Я все понял. Никаких террористов не было в помине. Ну конечно. Просто наступил Великий Полдень. Косточка стал главным. Дети против родителей. Они все таки это устроили. Сын захватил отца. Дети достойны своих родителей. Я затрясся от беззвучного смеха. Я все понял.
Это действительно было забавно. Забавно и страшно. Наш могущественный триумфатор Папа оказался в заложниках у собственного сыночка! Вот уж действительно позор на весь мир! Папа с его адским самолюбием теперь сгрызет собственную печенку от такого унижения. Жалкий, пойманный, как крыса в ловушку, наш всевластный Папа. Я даже испытал к нему что то вроде сочувствия.
Что же получается, теперь, пожалуй, Косточка потребует, чтобы его называли «Папой». Новый Папа потребует себе Москву, Альгу… Потребует все!
— Что с тобой, Серж? — воскликнул дядя Володя, кладя мне ладони на плечи.
Но я сбросил его ладони. Мне уже не было смешно. Я смотрел на Александра. Только теперь до меня дошло, что во всем, что случилось, самое непосредственное участие принимал и мой сын. Косточка был его кумиром, его лучшим другом. Вот это было по настоящему отвратительно и ужасно. Но я чувствовал, что это еще только начало. То, что должно произойти, будет еще ужаснее! Я действительно слишком многого не знал и не замечал…
Я заглянул в чистые голубые глаза Александра. Он смотрел на меня с таким невозмутимым спокойствием, что мне захотелось схватить его за плечи и потрясти.
— Ты ведь в курсе всего, что происходит. Правда, Александр? — спросил я, беря мальчика за руки.
Сын как воды в рот набрал.
— Ну конечно, он в курсе всего! — продолжал я, поворачиваясь к дяде Володе, на лице которого были написаны ужас и страдание.
Дядя Володя снова попробовал положить мне руку на плечо, но я снова ее сбросил.
— Мы должны это прекратить, ты понимаешь? — горячо заговорил я, притягивая к себе сына. — Ты должен нам сейчас же рассказать все, что тебе известно, Александр!
— Серж, дело гораздо сложнее… — повторил дядя Володя.
— Сейчас он нам все расскажет, и мы прекратим этот кошмар! — настаивал я. Кровь ударила мне в голову. — Конечно, он все расскажет.
— Нет, Серж! Прошу тебя…
Но я уже набросился на Александра.
— Ты мой сын, слышишь! — бессвязно восклицал я. — Откуда у тебя это? Зачем? Зачем?!
Мальчик смотрел на меня, как мне показалось с вызывающим равнодушием, и это меня доконало. Я видел в его глазах тупое: «Ты ничего не понимаешь, папочка!» Но я то понимал, понимал!
— Ты называл нас рабами, но рабы — это вы, вы! — горячился я, выходя из себя. — Так нельзя! Вы сумасшедшие! Ты должен нам все рассказать, иначе я не знаю что будет! — Но я видел, — все напрасно, он ничего не расскажет.
Мне показалось, что Александр усмехнулся, и в ту же секунду я не сдержался и ударил его по щеке. Сильно. Точно также, как недавно ударила его Наташа.
Дядя Володя набросился на меня и неловко обхватил руками.
— Господи, ты с ума сошел, Серж!
— Что ж, пусть теперь он ненавидит меня! Пусть тоже мечтает убить меня! — задыхаясь, бормотал я. — Прекрасно! Если он желает моей смерти, значит, я это заслужил!
— Успокойся, — продолжал глупо тискать меня дядя Володя, — он вовсе не желает твоей смерти.
— Да отцепись ты от меня, пожалуйста, Володенька! — проворчал я почти без сил, чуть не падая в обморок.
Сердце колотилось, а в груди была такая тяжесть, что не только не было сил держать висящего на мне дядю Володю — впору самому на кого-нибудь опереться. Дядя Володя понял, в чем дело, отстал от меня и даже подхватил под руку.
— Понимаешь, — запинаясь от волнения, начал объяснять он, — Папа распорядился, чтобы Александра проводили в охотничий флигель. Косточка потребовал, чтобы его допустили к оборудованию спецсвязи, стратегической компьютерной сети. Это первое требование Косточки… Папа решил ему уступить.
— Вы все сошли с ума! — прошептал я, отталкивая его.
— И еще Папа хочет поговорить с тобой, Серж!
— Со мной? Зачем?
— Не знаю… Но ты, пожалуйста, поговори с ним. Наверное, у него есть какой то план.
— Ни за что! — наотрез отказался я. — Я не собираюсь участвовать ни в каких его планах. И сына не позволю втягивать. Сейчас же заберу Александра, и мы с уедем!
— Тише, Серж! Тише! — взмолился дядя Володя, показывая куда — то глазами.
— Да что такое, черт возьми! — воскликнул я.
Я проследил взгляд дяди Володи. На некотором отдалении между деревьями виднелись какие то фигуры. Человек пять. Прищурившись, я пригляделся и узнал их. Господи, там были они, братья разбойники Парфен и Ерема. И с ними долговязый Петрушка. Вот так компания! А также еще какие то двое — в полувоенных комбинезонах, обвешанные оружием — спецназовцы, что ли.
Петрушка по приятельски помахал мне рукой, хотя мы с ним в жизни не приятельствовали.
— Мое почтение, господин Архитектор! — кивнул мне Ерема.
— Папу надо слушаться, уважаемый, — промычал Парфен.
— Пожалуйста, Серж, не возражай, — шепнул мне дядя Володя. — Иначе тебя просто уволокут куда-нибудь. Прошу тебя, успокойся! Ты действительно многого не знаешь.
Пятеро между деревьями ждали. И смотрели на моего Александра. Не знаю, может быть мне это показалось, но они смотрели так, словно ждали его распоряжений. Они были готовы подчиняться моему сыну.
— Пойдем, Папочка, — как ни в чем не бывало сказал Александр.
Ужас! Мальчику по прежнему казалось, что все это игра.
— Хорошо, — кивнул я, — пошли.
По дороге к флигелю Папы дядя Володя поделился со мной соображениями насчет происходящего. Он рассказал мне и о том, о чем еще не могли знать телевизионщики. В конечном счете, телевидение, которое захлебывается от истерики, доказывая, что его никто не заставит лгать, будет все таки вещать только то, что требуется. У Папы с ними, конечно, полное взаимопонимание. Теперь, по крайней мере, я видел, что некоторые обстоятельства и мотивы захвата держаться в тайне и прикрываются ложью.
Косточка давно готовил Папе нечто наподобие ультиматума. Теперь, очевидно, настал момент его предъявить. Он и в самом деле собирается потребовать от Папы, едва получившего власть, чтобы тот публично отрекся от этой самой власти в пользу сына, а затем с соблюдением всех формальностей совершил процедуру передачи власти. Само собой, Москва должна быть отстроена заново и принадлежать детям. Конечно, это наивно и немыслимо, но Косточка будет требовать именно этого. Он идет к цели, которую они поставили себе в процессе игры и ни от кого не скрывали: провозгласить власть детей. Косточка также потребовал от Папы, чтобы тот согласился совершить нечто вроде публичного покаяния, повинился во всех прошлых интригах и заговорах, которые повлекли за собой столько жертв и привели ко многим несчастьям. Включая самые последние события, официально именовавшиеся кризисом. Все тайное должно было стать явным. Мальчик собирался провозгласить принцип абсолютной Правды, — принцип, который стал главным законом еще в воображаемом пространстве игры и между детьми, — и отныне должен был просиять над Москвой.