Ирина Волчок - Главный приз
Катерина замерла, не донеся стакан до рта, секунду молча смотрела на мужа, на глазах наливаясь свирепым возмущением, и вдруг с размаху грохнула стакан на стол и, мешая русские и английские слова, почти обрадованно закричала:
— Я?! Это я должна была помнить о твоей бумаге? Почему всегда обо всем должна помнить я?! Почему ты сам о ней не вспомнил?
Она перевела дух, и в возникшей паузе Алан безмятежно заметил:
— Я помнил. Но забыл.
— Как это ты меня не забыл, я удивляюсь, — с новыми силами взвилась Катерина.
Юлия, на секунду оторвавшись от рукоделия и сняв наперсток, сунула пальцы в рот и свистнула. Короткий, пронзительный, совершенно разбойничий свист. Катерина поперхнулась, втянула голову в плечи и стала медленно поворачиваться в сторону Юлии. Алан дернулся, зажмурился, потом приоткрыл один глаз и с подчеркнутым испугом уставился на Юлию. Та немного помолчала, переводя спокойный взгляд с Алана на Катерину, невинно хлопнула ресницами и тихо сказала:
— У меня бумага есть. Такая подойдет?
Она, как фокусник, вынула откуда-то из-за спины альбом для рисования, вырвала из него несколько первых листов и спрятала их под подушку, а альбом положила Катерине на колени. Воткнула палец в наперсток и опять склонилась над вышивкой.
Виктор не выдержал и засмеялся, наблюдая реакцию Катьки и Алана, а потом и они засмеялись, заговорили одновременно о необходимости взять на вооружение новый прием усмирения строптивых, еще о каких-то глупостях, а Юлия сидела совершенно спокойная и серьезная, даже, кажется, печальная, а Виктору нестерпимо захотелось, чтобы она хотя бы улыбнулась.
— А вы не дрессировщиком работаете? — спросил он.
— И дрессировщиком тоже, — не сразу ответила она и подняла на него черные мрачные глаза.
Оказывается, не такие уж и черные. Очень темные, как черный кофе. Но вокруг зрачка тоненький золотой ободок — будто оправа вокруг агата. Красивые глаза.
И оказывается, не такие уж мрачные. Может быть, и не слишком веселые, но Виктору казалось, что в темной глубине ее глаз на миг мелькнула понимающая и слегка насмешливая улыбка. Мало. Он хотел, чтобы она улыбнулась так, как улыбалась недавно, когда говорила о маленькой девочке. Он хотел, чтобы она засмеялась. Интересно, умеет она смеяться?
И весь остаток дня он из кожи лез, пытаясь ее рассмешить. Что-что, а уж рассмешить он умел кого угодно. Даже Катька с Аланом, вполне привычные к его трепу, и те хохотали не переставая.
А Юлия не смеялась. Правда, улыбалась иногда, иногда поглядывала на него с одобрением, иногда вставляла реплики, от которых и он хохотал, но сама — ни разу не засмеялась.
Какая странная девочка…
Глава 6
Какая странная компания. Нет, вообще-то они все хорошие, наверное. Но все равно странные, особенно когда все вместе. Виктор был прав: Катерина и Алан — земля и небо. Но и брат с сестрой совершенно не похожи друг на друга. Ни внешностью, ни характером, ни голосом, ни повадками… И оба — психиатры. Ну и ну! Какой из Виктора психиатр? Из него конферансье получился бы. Массовик-затейник. Хотя, возможно, больному ребенку не повредит, если врач будет такой веселый. Но уж из Катерины какой может быть психиатр — это вообще представить нельзя. Она же или кричит, или хохочет. Юлия была уверена, что при случае Катерина вполне была способна, например, вцепиться мужу в волосы. А с пациентом как бы она?..
Самый симпатичный из них — это, конечно, Алан. Невысокий, чуть полноватый, спокойный, сдержанный, но очень доброжелательный и веселый. Спокойно-веселый, скажем так. Вот из него психиатр получился бы. Он мгновенно вызывает доверие и симпатию. Он уютный и теплый. Он совершенно не похож на художника, во всяком случае, ни на одного из тех, кого Юлия знала. Правда, она прежде не видела ни одного английского художника, да еще норвежского происхождения, да еще с американским гражданством. Все-таки очень странная компания.
И уж очень они все… благополучные. Может быть, Валерия назвала бы их крутыми. Юлии казалось, что крутые — это не совсем то. Совсем не то. Крутые ехали в этом же вагоне. Пили шампанское и какую-то импортную дрянь, ходили по вагону в разноцветных шортах и майках, разговаривали друг с другом гнусавыми тягучими голосами исключительно о новых машинах, о каких-то сделках и процентах… Какие такие сделки могли заключать эти мальчики и девочки, все время старающиеся встать на цыпочки, чтобы быть хоть чуть-чуть выше соседа, — так откровенно, так по-детски, что Юлия, несмотря на раздражение, испытывала чуть ли не сочувствие. Нет, ее компания — совсем другие люди. Надо же, она считает их уже своей компанией. А почему бы и нет? Она им, кажется, тоже не противна…
И все-таки до чего же они благополучны! Наверное, она и вправду отвыкла от того, что Валерия назвала бы «приличным обществом». Хотя при чем тут Валерия? Они действительно могли называться приличным обществом. Потому что они и были приличным обществом…
Самое приличное общество — это, конечно, мама Нина, папа, Маша-младшая… Баба Настя еще… Еще подружка Аня, доктор Олег… Павел Игнашин, наверное. Ну, может быть, еще человек пять-шесть из тех, кого она знала.
Все они другие. То есть все они разные, все они не похожи друг на друга, но все они — ее. А эти — чужие. Просто другая порода. Вот интересно, понравились бы ее попутчики маме Нине? Алан точно понравился бы. А Катерину она для начала выпорола бы мокрым полотенцем.
— Вы о чем думаете?
До чего ж этот Виктор все-таки любопытный. То «где я вас видел», то «о чем думаете»…
— О вас.
— Обо мне?
Виктор смотрел с такой откровенной надеждой, что Юлия даже насторожилась.
— И о вас тоже, — сказала она. — А вообще — о вас троих.
— Вот как… И что же вы о нас думаете?
— Я думаю, понравились бы вы маме Нине или нет.
— Маме? Я понравлюсь, — уверенно заявил Алан и перевернул лист альбома, собираясь делать новый набросок. — Джулия! Смотри немножко на меня. Две минуты. Я рисую глаза.
Юлия кивнула и, глядя на Алана, невольно улыбнулась.
— Да. Алан обязательно понравился бы.
— А я? — ревниво спросил Виктор.
— А Кэти? — спросил Алан в тот же момент.
— Все понравились бы, наверное. Мама Нина хорошая. Ей всегда все нравятся.
Виктор тихо засмеялся, и Юлия вопросительно глянула на него.
— Да нет, я так… — Он повертел головой и потер ладонью макушку. — Просто уж очень интересно вы формулируете. Получается: мама до того хорошая, что даже мы ей понравились бы.
Юлия ощутила внезапную и совершенно необъяснимую вспышку сильнейшего раздражения. Помолчала, стараясь подавить это раздражение, и тихо сказала:
— Наверное, я не очень удачно сформулировала. Вы, безусловно, сформулировали гораздо удачнее.
В купе повисло неловкое напряженное молчание, потом Алан мягко спросил:
— Ты очень любишь свою мать, да?
Юлия непонимающе глянула на него и вдруг ляпнула:
— Нет. Мама Нина — не моя мать. Мама Нина — мама моего мужа.
Господи, что хоть она несет? Они могут понять так, что свою мать она не любит, и что…
Впрочем, наплевать. Просто попутчики.
— Катерина уже три часа спит, — подчеркнуто озабоченно сказала она. — Может быть, стоит ее разбудить? А то что она ночью делать будет?
— Ночью тоже будет спать, — заверил Алан. — Она может всегда спать — ночь, день, еще ночь, еще день. Когда отпуск. Когда работа — может не спать.
— Пойду-ка я ее подниму. — Виктор полез мимо Алана, на ходу вынул альбом из его рук и глянул на рисунок. — Слабо тебе, дизайнер. Суть не ухватил.
— Молчи лучше, — добродушно буркнул Алан и отобрал у него альбом. — Лучше молчи, а то хуже будет.
Виктор вошел в соседнее купе и удивился — Катька вовсе не спала, она валялась на своей полке с журналом в руках, а на столике громоздилось еще полдюжины журналов. Она бросила на брата холодный, надменный взгляд, подняла одну бровь и язвительно поинтересовалась:
— Ну? И чего это ты вдруг приперся? Неужели соскучился?
— Юлия беспокоится. — Виктор сел напротив нее и с интересом стал разглядывать сестру. — Мы думали, ты спишь. Юлия сказала, что зря. Что ночью спать не будешь.
— Ах, это Юлия беспокоится! — Катька на глазах закипала. — Родной брат не беспокоится! Собственный муж не беспокоится! И почему это Юлия беспокоится?
— Не знаю. Наверное, потому, что учительница. Привыкла, наверное, о детях беспокоиться.
— Ага, учительница… Как же.
Катька поднялась, отбросила журнал и принялась искать косметичку.
— Ты заметил, как она одета?
— А как она одета? — удивился Виктор. — Что-нибудь не так? Я не обратил внимания.
— А я обратила. — Катька воткнулась в зеркало и стала пристально рассматривать свое лицо. — У нее один халат стоит больше, чем три моих вечерних платья. Ты таких учительниц видел?
