Чарльз Буковски - Хлеб с ветчиной
И вдруг произошла трагедия. Два самолета зацепились крыльями, когда совершали поворот вокруг столба. Они закружились в воздухе, рухнули на землю и загорелись. И снова скорая помощь и пожарка ринулись на место катастрофы. Мы видели, как обоих летчиков извлекли из-под полыхающих обломков и положили на носилки. Печальное зрелище — два отчаянных смельчака, и оба, вероятно, останутся калеками или умрут.
Но оставшиеся два аэроплана — № 5 и № 2 — продолжали бой за приз. № 5 — самолет с длинным тонким фюзеляжем и маленькими крыльями — летал намного быстрее № 2, который смахивал на футбольный мяч. Правда, № 2 сокращал отставание на поворотах, закладывая их чуть круче, но это мало помогало, № 5 лидировал.
— Самолет номер пять, — объявил комментатор, — впереди на два круга, и ему осталось преодолеть всего два круга.
Все шло к тому, что приз достанется пятому номеру. Но… он врезался в столб. Вместо того чтобы облететь, он просто протаранил его и устремился к земле. Машина неумолимо теряла высоту, все ниже и ниже, хотя двигатель работал на полных оборотах, и вот колеса ударились о поле, самолет высоко подпрыгнул, перевернулся, плюхнулся на землю и пробороздил длинную полосу. И снова у скорой помощи и пожарной машины было много работы.
Второй номер облетел оставшиеся три столба, затем сделал поворот над рухнувшим соперником и приземлился. Он выиграл главный приз. Из самолета вылез жирный парень, точно такой же, как его аэроплан. А я ожидал увидеть красивого крепкого молодца. Толстяку просто повезло. Ему почти не аплодировали.
В финале представления были соревнования парашютистов. На поле был нарисован круг — большая мишень. И тот, кто приземлится ближе всех к центру, тот и победил. Мне показалось это неинтересным — мало шума и почти никакого действия. Просто прыгают и целятся в круг.
— Это не очень интересно, — сказал я Франку.
— Очень, — возразил он.
С каждым прыжком участники подбирались все ближе и ближе к центру мишени. И вдруг толпа заохала и заахала.
— Смотри! — воскликнул Фрэнк.
У одного участника парашют раскрылся только частично. В куполе почти не было воздуха. Парашютист падал быстрее, чем остальные. Видно было, как он брыкается и работает руками, пытаясь распутать свой парашют.
— О, черт возьми, — прошептал Фрэнк.
Парень продолжал падать все ниже и ниже, и мы могли видеть его все лучше и лучше. Он продолжал дергать за стропы, надеясь заполнить купол воздухом, но ничего не получалось. И вот он ударился о землю, слегка подскочил и затем затих. Сверху его накрыл запутавшийся парашют.
Соревнования прекратили.
Мы выходили с ноля, прячась в толпе — опасались нарваться на Дэниела.
— Давай не поедем автостопом, — предложил я Фрэнку.
— Давай, — согласился приятель.
Покидая шоу, я точно не знал, что меня взволновало больше — гонки на аэропланах, прыжок с нераскрывшимся парашютом или же пизда.
19
В пятом классе я чувствовал себя чуточку лучше. Одноклассники относились ко мне менее враждебно, да и сам я подрос и физически окреп. Правда, в свою игру они меня по-прежнему не брали, но и угрожать и издеваться прекратили. Дэвид и его печальная скрипка ушли из моей жизни навсегда. Его семья переехала в другое место. Теперь я ходил домой один. Частенько за мной по пятам таскалась парочка парней. Самым опасным среди них был Джуан — чернокожий парень с медной цепью вместо пояса. Все девчонки боялись его, да и многие ребята тоже. Но к активным действиям они не переходили. Просто шли чуть позади меня, и Джуан курил свои сигареты. Один он никогда не преследовал меня. Я заходил в дом, а они оставались на улице. Джуан докуривал сигарету, болтая со своими приятелями, а я следил за ними из-за занавески. В конце концов, они уходили. Я боялся их, я хотел, чтобы они оставили меня в покое, но, с другой стороны, мне было плевать на них. Джуан вызывал у меня презрение. Мне вообще никто не нравился в нашей школе. Меня бесили их повадки, разговоры, даже внешний вид отвращал. Я думаю, они знали это и в ответ ненавидели меня. Дома было примерно то же самое — мне не нравились мои родители, я ненавидел их жизнь. По-прежнему я ощущал вокруг себя стерильно белое и совершенно пустое пространство, а внутри себя, в животе, легкую тошноту.
Миссис Фритаг была нашим учителем английского языка и литературы. На первом занятии она у каждого спросила, как его зовут.
— Я хочу все о вас знать, — завила она.
Она всегда улыбалась.
— Все вы, я надеюсь, имеете отцов, и будет интересно узнать, чем они занимаются. Мы начнем по порядку мест, прямо по рядам. Итак, Мария, чем занимается твой отец?
— Он садовник.
— О, это прекрасно! Дальше, номер два… Эндрю, а твой отец чем занимается?
Это было ужасно. Все отцы нашего квартала были безработные. Моего отца тоже уволили с молокозавода. Отец Джини целыми днями просиживал на веранде. Никто не мог никуда пристроиться, кроме отца Чака, его взяли на мясокомбинат, и теперь он водил красный автомобиль с названием компании на бортах.
— Мой отец пожарный, — поведал нам номер два.
— О, это интересно, — отреагировала миссис Фритаг. — Теперь место номер три.
— Мой отец адвокат.
— Номер четыре.
— Мой отец, это… он полицейский…
А что сказать мне? Ведь, возможно, что только отцы нашего квартала не имели работу. Я слышал про какой-то черный вторник и биржевой крах. Но ведь, возможно, что только в нашем квартале этой фондовой бирже пришел конец.
— Восемнадцатое место.
— Мой отец киноактер…
— Девятнадцатое…
— Мой отец скрипач…
— Двадцатое…
— Мой отец работает в цирке…
— Двадцать первое…
— Он водитель автобуса…
— Двадцать второе…
— Оперный певец…
— Двадцать третье…
Двадцать третьим был я.
— Мой отец зубной врач, — сказал я.
Миссис Фритаг прошла через весь класс и остановилась возле места за номером тридцать три.
— Мой отец безработный, — сказал тридцать третий.
«Вот говно, — подумал я. — Стоило мне ломать над этим голову?»
Однажды миссис Фритаг дала нам задание.
— Наш выдающийся президент Герберт Гувер прибывает с визитом в Лос-Анджелес и в субботу произнесет речь. Я хочу, чтобы вы все послушали президента. И еще я хочу, чтоб вы написали сочинение о своих чувствах и переживаниях по поводу увиденного и о том, что вы думаете о речи президента Гувера.
Суббота? Нет, шансов на то, чтобы пойти на встречу с президентом, у меня не было. Я должен был подстригать газон. Мне надлежало охотиться за волосками. (Я никак не мог избавиться от них.) Почти каждую субботу я был бит ремнем для правки бритв, потому что мой отец отыскивал на газоне волоски. (Кроме этого, он пару раз порол меня в течение недели за то, что я что-то не успевал сделать или делал неправильно.) Даже не стоило и думать о том, как я заявлю своему отцу, что должен идти смотреть и слушать президента Гувера.
Итак, я никуда не пошел. В ту субботу я взял несколько листов бумаги и сел писать сочинение о том, как я видел нашего президента.
Открытый лимузин президента, сопровождаемый потоком транспарантов, въехал на стадион. Один автомобиль, набитый секретными агентами, катился чутъ впереди и два автомобиля сзади. Нашего президента охраняли смелые ребята с пистолетами. Толпа поднялась с трибун, когда лимузин президента въехал на арену. Никогда еще ничего подобного не происходило на этом стадионе. Это был наш президент. Он махал нам, и мы ликовали. Играл оркестр. Морские чайки восторженно кружили над нашими головами, как будто и они знали, что это наш президент. На голубом небосводе аэропланы выводили слова: «Благополучие не за горами». Президент встал в своем лимузине, и тут же, как по велению неведомой воли, тучи раздались, и солнечный луч осветил его лицо. Это означало, что и Бог знал, кто перед ним. И вот правительственный кортеж остановился, и наш, великий президент, в окружении секретных агентов, направился к кафедре, утыканной микрофонами. Но как только он встал напротив микрофонов, с небес спустилась птица и села на кафедру прямо рядом с ним. Президент отогнал птицу и рассмеялся, и мы рассмеялись вместе с ним. Наконец, президент начал свою речь, и народ слушал его, затаив дыхание. Я не мог спокойно слушать президента, потому что сидел рядом с машиной для изготовления воздушной кукурузы, и она издавала слишком много шума, обжаривая зерна. Но все же мне думается, он говорил, что проблемы в Манчжурии не такие у ж серьезные, и что у нас в стране скоро все образуется, и мы не должны волноваться, а должны верить в Америку. Скоро для всех будет работа. Каждый зубной врач будет обеспечен больным зубом, будет хватать пожаров, чтобы пожарные могли тушить их. Снова откроются заводы и фабрики. Дружественные нам страны Южной Америки начнут выплачивать свои долги. Скоро мы все сможем засыпать мирным сном на сытый желудок и с благостным сердцем. Бог и наша великая страна будут окружать нас любовью и защищать от дьявола и социалистов. Они помогут нам пробудиться от нашего нынешнего национального кошмара навсегда…
