Чарльз Буковски - Хлеб с ветчиной
— Ну, начинай, — сказал чей-то голос. — Говори что-нибудь!
Голос был сердитый. Я не ожидал услышать здесь что-либо подобное. Я думал, у Бога достаточно времени. Я испугался и решил врать.
— Хорошо, — начал я. — Я… ударил своего отца. Я… проклял мать… Я украл деньги из ее сумочки и потратил их на шоколадные батончики. Я выпустил воздух из мяча Чака. Я заглядывал под платье одной девочке. Я ударил мать и съел свою козявку. Наверно, это все… Ах да, сегодня я окрестил собаку.
— Ты окрестил собаку? — переспросил голос.
Я понял — это конец. Смертный грех. Дальше продолжать не имело смысла. Я встал, чтобы удалиться. Не помню, посоветовал мне голос прочитать какую-нибудь молитву или он так ничего и не сказал на прощанье. Я отодвинул занавеску — на скамейке меня поджидал Фрэнк. Мы вышли из церкви и снова оказались на улице.
— Я чувствую очищение, — сказал Фрэнк. — А ты?
— Нет.
Больше я не исповедовался. Эта процедура была похлеще даже утренней мессы.
18
Фрэнк обожал аэропланы. Он давал мне почитать много разной макулатуры о Первой мировой войне. Лучшими летчиками считались Летающие Тузы. Их воздушные схватки — собачьи бои — были грандиозны, в небе кружились огромные клубки из «спадов» и «фоккеров». Я читал все истории о воздушных боях. Мне не нравилось только то, что немцы всегда проигрывали. В остальном это было здорово.
Я любил приходить к Франку за журналами. У его матери были красивые ноги, и она всегда надевала туфли на высоком каблуке. Я наблюдал за ней, когда она сидела в кресле, забросив ногу на ногу и высоко задрав юбку. Отец Франка сидел в кресле напротив, и оба они всегда были пьяные. Отец Фрэнка во время Первой мировой войны был летчиком и потерпел аварию. У него в одной руке вместо кости была проволока. Он получал пенсию и тоже мне очень нравился. Когда мы приходили в его дом, он всегда спрашивал нас:
— Ну, как дела, ребята? Что новенького?
И вот однажды мы узнали об авиационном шоу. Зрелище было организовано с размахом. Фрэнк достал карту, и мы решили добираться до места представления автостопом. Честно говоря, я думал, что мы, скорее всего, не попадем на это представление, но Фрэнк сказал, что мы будем там. Его отец дал нам деньги.
Мы вышли на бульвар вместе с нашей картой и остановили машину. Водитель согласился немного подвезти нас. Это был уже пожилой мужчина с мокрыми губами, которые он постоянно облизывал. На нем была старая клетчатая рубашка, застегнутая наглухо. Галстука он не носил. И еще у него были странные лохматые брови, которые свисали ему прямо на глаза.
— Меня зовут Дэниел, — сказал он.
За нас ответил Фрэнк:
— Это Генри, а я — Фрэнк.
Дэниел помолчал, потом вытянул сигарету «Лаки Страйк» и прикурил.
— У вас есть родители, ребята?
— Да, — ответил Фрэнк.
— Да, — повторил я.
Сигарета у Дэниела была уже вся мокрая. Он остановил машину на светофоре и заговорил:
— Я вчера был на пляже, там легавые заловили под пирсом двух парней. Один отсасывал у другого. Их повязали и повезли в каталажку. Какое дело легавым, кто у кого отсасывает? Меня это просто бесит.
Загорелся зеленый, и Дэниел поехал дальше.
— Не кажется ли вам, что это свинство? Один парень отсасывает у другого, а их хватают и волокут в тюрьму!
Мы промолчали.
— Нет, ну как вы думаете, — не унимался Дэниел, — имеют ребята право брать друг у друга за щеку?
— Наверное, да, — сказал Фрэнк.
— Ага, — подтвердил я.
— А вы куда, ребята, направляетесь? — заинтересовался Дэниел.
— На авиационное шоу, — ответил Фрэнк.
— О, авиа-цирк! Я тоже люблю авиацию! Вот что я скажу вам, ребята, вы возьмете меня с собой, а я довезу вас прямо до места. Как?
Мы молчали.
— Ну что, договорились?
— Договорились, — отозвался Фрэнк.
Отец Фрэнка дал нам денег и на билеты, и на проезд, но мы рассчитывали сэкономить на автостопе.
— Ребята, а может, мы лучше съездим покупаться? — предложил Дэниел.
— Нет, — отказался Фрэнк, — мы хотим посмотреть шоу.
— Да купаться веселее. Поиграем в догонялки. Я знаю одно местечко, где никого не бывает. Не бойтесь, это не под пирсом.
— Мы хотим посмотреть авиа-шоу, — не сдавался Фрэнк.
— Хорошо, — отступился Дэниел, — едем смотреть авиа-шоу.
Дэниел подъехал к месту проведения шоу и остановился на стоянке. Мы вылезли из машины, и пока Дэниел возился с ключами, Фрэнк сказал:
— БЕЖИМ!
Мы бросились к проходным воротам. Дэниел заорал нам вслед:
— ЭЙ ВЫ, НЕГОДЯИ! ВЕРНИТЕСЬ! ВЕРНИТЕСЬ, Я ВАМ ГОВОРЮ!
Мы продолжали бежать.
— Черт, — сказал Фрэнк, — этот козел настоящий придурок!
Мы были почти у цели.
— Я ДОСТАНУ ВАС, СОСУНКИ! — неслось нам вслед.
Мы расплатились и заскочили за ограждение. Представление еще не началось, но толпа собралась уже огромная.
— Давай спрячемся под трибуной, там он нас не найдет, — предложил Фрэнк.
Трибуна была временная и наскоро сбита из досок, мы нырнули под нее. Там уже находилось двое парней. Им было лет по 13–14, года на 3–4 постарше нас. Они стояли посередине возвышающихся скамеек и смотрели вверх.
— На что это они смотрят? — спросил я.
— Пойдем, глянем, — сказал Фрэнк.
Мы двинулись к парням, но один из них заметил нас и заорал:
— Эй вы, молокососы, валите отсюда!
— А что вы там разглядываете? — спросил Фрэнк.
— Я же сказал, пошли отсюда, педики!
— Да ладно тебе, Марти, пусть посмотрят! — вступился второй.
Мы подошли к ним поближе и задрали головы.
— Ну, и что? — спросил я.
— Блядь, ты чего, не видишь ее? — удивился Марти.
— Кого?
— Пизду.
— Пизду? Где?
— Да вон же она! Смотри сюда, — и он показал мне.
Там наверху сидела женщина, подол ее юбки задрался, трусов на ней не было и через щель между досками можно было видеть ее влагалище.
— Теперь видишь?
— Ага, я вижу, — опередил меня Фрэнк, — волосатая.
— Все правильно, — улыбнулся Марти, — а теперь, ребята, мотайте отсюда и держите языки за зубами.
— Ну, можно нам еще посмотреть, — заканючил Фрэнк. — Мы просто посмотрим еще разок и все.
— Ладно, но только недолго.
Мы стояли, задрав головы, и смотрели на волосатое чудо.
— Я вижу ее, — сказал я.
— Да, настоящая пизда, — отозвался Фрэнк.
— Точно, самая настоящая, — вторил я.
— Ага, — подтвердил парень, который позволил нам подойти, — самая что ни есть подлинная.
— Я ее на всю жизнь запомню, — заявил я.
— Ну, все, ребята, хватит, вам пора уходить, — обломал Марти.
— Зачем? — не отступал Фрэнк. — Почему мы не можем смотреть с вами?
— Потому что, — ответил парень, — я кое-что хочу сделать. Давайте, проваливайте! Мы пошли прочь.
— Интересно, что он собирается сделать? — спросил я.
— Не знаю, — ответил Фрэнк, — может, хочет запустить в нее камнем.
Мы вылезли из-под трибуны и осмотрелись — нет ли поблизости Дэниела. Его нигде не было.
— Наверное, он ушел, — предположил я.
— Да, такой мудак, как он, не может любить аэропланы, — заверил Фрэнк.
Мы забрались на трибуну и стали ожидать начала представления. Я искал взглядом ту женщину.
— Интересно, которая из них? — спросил я Фрэнка.
— Бесполезно, — отмахнулся Фрэнк, — отсюда ты ее никогда не узнаешь.
И вот шоу началось. Летчик на «фоккере» исполнял фигуры высшего пилотажа. Это было здорово. Он делал мертвую петлю, крутил бочку, опрокидывался в отвесное пике, проносился над самой землей, выполнял переворот Иммельмана. Но самый эффектный его трюк заключался в следующем: две красные косынки закрепляли на шестах, примерно в шести футах от земли. Фоккер снижался, заваливаясь на одно крыло, на конце которого был приделан крюк. Этим крюком он сдирал с шеста косынку, затем разворачивался, заваливался на другое крыло и вторым крюком срывал другую косынку.
Потом аэропланы делали на небе надписи — это казалось скучным. Гонки на воздушных шарах вообще были глупыми. Но вот, наконец, они показали что-то стоящее — гонки на низкой высоте по периметру, который определяли четыре столба. Аэропланы должны были двенадцать раз облететь вокруг обозначенной опорами площади. Пилота автоматически дисквалифицировали, если он подымался выше столбов. Гоночные самолеты стояли на земле и разогревали двигатели. Все они были разной конструкции. У одного был тонкий длинный фюзеляж и маленькие крылья, другой, наоборот — толстый и круглый, почти как футбольный мяч, а у третьего совсем не было фюзеляжа — одно большое крыло. В общем каждый был по-своему оригинален и своеобразно раскрашен. Победителю доставался приз в сто долларов. Пилоты разогревали двигатели своих аппаратов, и все были в предвкушении волнительного зрелища. Наконец, моторы взревели так, будто хотели вырваться из нутра аэропланов, судья опустил флаг, и машины пошли на взлет. В гонках участвовало шесть самолетов, и места по периметру для всех было мало. Одни летчики заняли предельно низкую высоту, другие — предельно высокую, остальные оказались между ними. Несколько смельчаков сделали первый поворот вокруг столба прямо на взлете, другие повернули еще на земле, что показалось нам жульничеством. Зрелище было замечательным и жутким. И тут у одного самолета отвалилось крыло, он ударился о землю, подпрыгнул, двигатель выстрелил снопом пламени и дыма, самолет снова рухнул на землю и перевернулся. К нему помчались скорая помощь и пожарка. Другие самолеты продолжали гонку. У следующего аппарата взорвался двигатель. Он закачался и ринулся вниз, будто что-то обронил, ударился о землю и развалился на части. Но странная вещь! Капюшон кабины откинулся, из нее выбрался пилот и стал поджидать спешащую к нему скорую помощь. Он помахал трибунам, и толпа бешено зааплодировала. Это было чудесно.
