Вадим Чирков - Кукурузные человечки
Кубик обращался сейчас ко всему человечеству, а человечесство в лице Славика и Нинки, внимало ему.
-Мы обрастаем страшными волосами, - выступал он, - которые делают нас похожими на первобытных людей, - ради чего? Только для того, признаюсь я вам, как на духу, чтобы скрыть за усами и бородой слюнтяя, кисляя, размазню, недотепу и растяпу, оголтелого романтика... И что получается? А ничего! Потому что стоит нам, заросшим, как лесные разбойники, начать сочинять очередную, так любимую нами романтическую сказку,- я имею в виду не только сегодняшний закат, - как появляется ясноглазый младнец - вроде тебя или Нинон - и, не испугавшись бороды, одним словом разрушить идиллию. Говорит правду, от которой нас корчит. В этом, в окатывании нас холодной водой, - примета времени. Что ж - вперед, ясноглазые! Бородатые слюнтяи - прочь! Ваши романтические пейзажи - всего лишь дань прошлому, из которого вы не можете вытащить ноги. Мир стал жестким, как чертеж, а мы все еще ищем в нем оттенки...
-Они натворили что, да? - раздался голос позади Кубика, и Нинка вскочила и спрыгнула с крыльца.
-Мамка пришла! - завопила она и повисла на материной шее. - Мамка!
-Здравствуйте, Аня, - сказал, вставая, Кубик. - На этот раз они не натворили, а сотворили. Они по-новому разгадали старую загадку. Мы все вас заждались.
Нинкина мама - усталое лицо, коричневые до локтя руки - присела на нижнюю ступеньку.
-Наталья из декрета вернулась, вот меня и отпустили на денек. Дочь, говорю, без меня растет, я ее неделями не вижу, только, может, на свадьбу вырвусь... Ну, как вы тут живете?
-Так вы завтра дома? Матушка-голубушка-Аннушка-доярушка! - запел Кубик. - Я знаю все: стирка, уборка, отдохнуть надо, на дочь-ненаглядышку насмотреться. - но не откажите в просьбе!
-Еще что-то делать надо?
-Дело невелико будет. - Художник взглядывался в лицо Анны. - Нужно вам будет посидеть с дочерью на лугу, ни о чем, кроме травы, не думая.
-Ой да что вы! - замахала руками Анна. - Да я завтра на минуту не присяду! Какой луг! Какая трава!
Нинка сидела, уткнувшись в материно плечо.
-Ма, - сказала она, - он тебя нарисовать хочет. Это я ему сказала, чтобы нарисовал.
-Зачем меня рисовать, что я - артистка какая? Потом как-нибудь.
Кубик все так же смотрел на лицо Нинкиной мамы.
-Артистка, артистка... - уговаривал он, - все женщины артистки... А "потом", Аннушка-доярушка, не будет. Луг вон, я слыхал, запахать хотят. У Натальи ребенок заболеет или еще что-то случится, а там, глядишь, и зима. А я хочу - пока август, пока луг, пока молода, пока в глазах синь проглядывает...
-Какая уж там молодость, какая синь, - вздохнула Анна, - цельными сутками только коров и вижу...
Глаза, заметил Славик, у Нинкиной мамы были такие же, как у дочери, - то серые, то голубые, как лесные колокольчики. Но чаще всего серые.
-А когда на луг-то пойдем?- согласилась она. - Я ведь и голову должна помыть, и платье приготовить.
-Платье нужно попроще, - распорядился Кубик. - Не на бал пойдем - в траве сидеть, на речку глядеть.
Анна с дочерью, обнявшись, ушли.
-Ну, - сказал Кубик, ударяя правым кулаком в ладонь, - завтра я дам ему бой!
-Кому? - удивился Славик.
-Той бездари, тому лентяю, что сидит во мне. Я ему покажу, тугодуму!
Бабушка позвала внука ужинать.
После ужина Славик поспешил в огород. Его встретил голос Вьюры, который, видимо, нес дежурство на своей кукурузине.
-Наши в корабле. Ночью он видим. Мы решили, что завтра нужно осмотреть хоть один ваш город.
Но снизу раздался еще голос:
-Славик, привет! - Это был Питя. - Мы выполняем программу полета. Вьюра сказал тебе, куда мы летим? Что в ваших городах самое интересное?
-Самое? - переспросил Славик. - Самое - это... наверно... (Что может быть интересно для пришельцев? Ну что? Что?..) - Зоопарк, - решился он. - Цирк. Ну еще архитектура... Высотки... Людей полно... Машины...
-А что такое зоопарк? - ухватился за слово Питя.
Славик рассказал.
-Ух ты! - сказал малыш.
-Хорошо бы посмотреть, - вставил Вьюра. - Но как мы покажемся там днем?
-Можно ночью! - быстро нашел ответ Питя. - Идея! Грипа! - крикнул он в темноту. - Мы должны побывать в зоопарке, там собраны все звери Земли!
Встретиться снова договорились только на послезавтра. Завтра утром корабль возьмет курс на город.
Фея и Фей
На луг шли впятером: Кубик, Анна в новом цветастом сарафане, Нинка. Славик и коза. Впереди шагал Славик, за ним художник с козой через плечо и этюдником на веревке (тьфу! оговорился, нужно наоборот), а сзади, все еще обнявшись, делили узкую тропинку Пантелеевы. Третья Пантелеева, Евдокимовна, вышла их проводить, что-то вспомнила, закричала, но никто останавливаться не захотел и, чтобы она не беспокоилась, помахали ей руками.
Когда они проходили по огороду, Славик заметил, что запахи на нем сменяют друг друга, как экспонаты на выставке. Отдохнув за ночь от солнца и ветра, благоухает утром каждый куст, каждый лист. И все - по-своему. Вот дает о себе знать картошка, вот - помидоры, а уж огурцы!.. Даже просто земля, оказывается, утром тоже пахнет - просто землей, но так, что раздуваются ноздри. Потом пахнуло травой-лебедой, травой-полынью, травой-донником, травой-пижмой, чьи цветы похожи на маленькие желтые таблетки, уложенные кружочком.
Луг был скатертью-самобранкой, расстеленной для шмелей, пчел, жуков, бабочек и прочей летающей живности, которую здесь не перечислить. Но жука бронзовку мы должны назвать, потому что цвет его крыльев удивителен: они зеленые с бронзовым отливом, такого цвета не найдешь больше нигде. Жука бронзовку все увидели на кусте шиповника.
-Что за прелесть! - Художник осторожно снял жука с листа и положил на ладонь. Жук сразу же притворился мертвым. - Прямо драгоценный камень!
-Или как елочная игрушка, - сказал Славик.
Нинка поднялась на цыпочки и залянула в ладонь Кубика. Что-то тоже хотела сказать, но не придумала и тронула жука пальчиком. Жук тут же перестал притворяться, перевернулся и пополз по ладони. Все следили за ним. Он прошелся по указательному пальцу, поднял зеленые надкрылья, достал из-под них мягкие крылышки, зафырчал ими, нагнал обороты и взлетел.
-Ты, Нинон, прямо фея, - сказал художник. - Притронулась - и жук ожил. Ты, наверно, фея жуков. А ну покажи еще какое-нибудь чудо.
-Сейчас не хочу, - чуть подумав, ответила Нинка. То, что ее назвали феей, ей понравилось, а то, что она способна на чудо, Нинка, похоже, знала и раньше. - Потом, - пообещала фея. - Пошли дальше, уже вся трава от росы повысохла.
-Ох, отнимаете вы у меня время! - пожаловалась Анна. - Я к этому часу сколько бы уже дел перевернула!
-Мы не отнимаем, Аня, мы, наоборот, прибавляем, - возразил Кубик. - Вы вот луга в этом году наверняка еще не видели - так что смотрите, дышите, радуйтесь - зимой будет что вспоминать.
Через луг к речке змеилась тропочка, коза хватла траву слева и справа и все норовила остановиться.
Но остановились все только у самой речки, где начинались кусты ивняка и песок. Нинкина мама была в сарафане, обнажившем белые-белые - незагорелые - плечи и руки. А кисти рук были такими загорелыми, будто доярка Анна надела зачем-то коричневые перчатки.
Нинка и Славик разделись до трусов и повалились на песок. Здесь, под невысоким глинистым обрывчиком был небольшой родник, тоненький чистый ручеек. Кубик размотал на Манькиной шее длинную веревку и привязал ее конец к старой иве на берегу. Коза немедленно отправилась к траве.
-А мы с Аней - назад, на луг, - сказал художник. - Тут недалеко будем, если соскучитесь, приходите.
Славик и Нинка лежали, перед их глазами был песок.. Сзади чуть шумела, шелестела и поплескивала река, впереди позванивал ручеек, на иве посвистывала птица. Ива была похожа на стог сена, а птичий свист - на иголки в нем.
-Вот, - неизвестно чему подводя итог, сказал Славик.
-Чего вот-то? - откликнулась Нинка.
-Ничего. Просто "вот", и все
-Я думала, ты что-то рассказать хочешь, - разочаровалась Нинка. - Я знаешь про что больше всего слушать люблю?
-Про что?
-Про всякие тайны. Слушаю - а по спине мурашки. И сразу пить хочется. Я, когда тайна, знаешь сколько воды могу выпить? Ведро! Бегаю и пью, бегаю и пью... А ты тайны любишь?
-Кто их не любит!
-А у тебя, - Нина перешла на шепот, - какая-нибудь тайна есть?
-У меня?
-У тебя, у кого ж еще!
-Как у всех, так и у меня.
-Раскажи, Славка, а? - Нинка к нему придвинулась. - Расскажи, а? Я тебе тоже тайну открою...
Славик был в затруднении. Рассказать о человечках, живущих в кукурузе, ему до смерти хотелось, но он знал, что этого делать нельзя. Нинка, разволновавшись, выпьет всю речку до дна и все равно разнесет его тайну по белу свету. На бабушкин огород кинется вся деревня, и что будет дальше - неизвестно. Во всяокм случае, ничего хорошего.
Рассказать Кубику - другое дело. Но, может, тоже нельзя? Он взрослый, а кукурузные человечки удрали от родителей, - вдруг художник потребует,чтобы они вернулись домой? Нет, лучше помалкивать.
