Елена Грушковская - Ничейная земля
— Как там Колосников? — послышался шёпот у меня за спиной. — Волнуется, наверно.
— Хоть бы Васька всё не испортил!
— У меня на всякий случай колбаса есть.
— Так надо было её Колосникову дать!..
Я обернулся и приложил палец к губам:
— Ребята, тише.
Мой взгляд случайно скользнул по задним рядам, и мне показалось, что у самых дверей, прислонившись плечом к косяку, примостился Мишка: его жутковатое лицо невозможно было спутать ни с одним существующим на свете лицом. Я вернулся взглядом к дверям и убедился, что там действительно стоял Мишка — правда, смотрел он не на меня, а на сцену. Как он узнал об "Осеннем бале" и зачем сюда пробрался, я не знал, и мне стало не по себе. Тем временем третьеклассницы исполнили танец осенних листьев, после чего наконец настал момент, которого мы с таким нетерпением ждали.
— А сейчас выступит Женя Колосников из пятого "Б" класса с котом Василием!
На сцене появился Женя в чёрной жилетке, чёрных брюках, белой рубашке и в галстуке-бабочке, а рядом с ним важно вышагивал пушистый рыжий котище — упитанный красавец с белой грудкой и белыми лапками. Такого здоровенного котяру язык не поворачивался назвать Васькой — только Василием, да ещё и отчество какое-нибудь хотелось прибавить. На нём тоже была чёрная жилеточка и точно такой же галстук-бабочка, как у его хозяина. Отвесив зрителям поклон, Женя стал готовить необходимый для выступления реквизит: положил в стороне роликовую доску, выкатил маленькую тележку и мяч, а также установил деревянную перекладину на подставках. Он был собран и серьёзен, а кот внимательно следил за действиями хозяина, насторожив уши. Напрасно мы волновались: Василий выполнил все трюки технически безупречно, хотя и с некоторой ленцой и снисходительной вальяжностью, словно он был всемирно известной звездой цирка, бог весть как попавшей на нашу провинциальную сцену. Несмотря на свою дородную комплекцию, Василий был в отличной физической форме, и для него не составило труда пробежать по перекладине с проворством мышки и удерживаться на мяче, переступая по нему лапами. Фокус с "собачьими" командами имел большой успех: все смеялись и аплодировали, и Василий принёс "апорт" — плюшевого мышонка — на бис. Нет, наш номер выглядел совсем не убого, подумалось мне, и я от души присоединился к аплодисментам.
Но под конец случилось то, чего никто не ожидал: нашёлся какой-то негодник, которому пришло в голову чем-то бросить в четвероногого артиста — как выяснилось потом, это был яблочный огрызок. Я полагаю, это было кем-то сделано не потому, что не понравился номер — несомненно, Василий понравился всем без исключения; скорее всего, у этого бессмысленного поступка были исключительно хулиганские побуждения. Василий, моментально забыв всю свою солидность и вальяжность, рыжей пушистой молнией взлетел на кулису и повис на ней, цепляясь за ткань когтями. Кто-то в зале засмеялся, а нам было не до смеха: Василий начал карабкаться выше, а там была осветительная аппаратура и провода. Напрасно встревоженный и расстроенный Женя звал: "Вась, Вась, Вась!" — Василий не знал, как спуститься, а может быть, просто не хотел. Весь мой класс высыпал на сцену и присоединился к уговорам, но артист Василий в своей жилетке и галстуке превратился в обычного испуганного кота Ваську.
— У него голова закружилась!
— Он сорвётся!
— Васенька, слезай, не бойся! Никто тебя не обидит!
В зале ещё раздавались смешки, но они становились всё реже: вскоре все поняли, что ситуация серьёзная.
— Нужно спустить кулису вниз, — предложил кто-то.
— А как её спустить-то?
Пока нашли тросы, закреплявшие перекладину, на которой держалась кулиса, пока спускали всю эту конструкцию, прошло минут десять. Как только кулису спустили, Василий спрыгнул и рванул в зал — только засверкали его белые лапы.
— Закройте дверь! — догадался кто-то.
Ещё минут десять кот метался по залу под креслами, и как его ни ловили, всё было тщетно. Я спросил у своих ребят:
— У кого там колбаса?
Меня поняли без дальнейших объяснений. Мы попросили всех присутствующих замереть и не разговаривать, а Женя пошёл по залу с кусочком колбасы, подзывая:
— Вася! Вася! Кис-кис-кис… А у меня колбаска есть. Хочешь колбаски?
Я не видел непосредственно самого момента поимки: Женя забрался куда-то далеко между креслами, продолжая ласково звать Василия, а через несколько секунд уже держал беглеца в объятиях, счастливый, а Василий озирался по сторонам круглыми глазами, распушив свой хвостище. По залу прошелестел вздох облегчения. Отнесённый Женей в укромный уголок, Василий набросился на колбасу: после пережитого им стресса у него разыгрался аппетит.
Несмотря на этот досадный инцидент, номер с котом получил третье призовое место, и Жене Колосникову вручили книгу и набор цветных ручек. После того, как были вручены награды, директор вышел на сцену, подобрал огрызок двумя пальцами и сказал:
— Я предлагаю тому, кто бросил это на сцену, самому признаться. Иначе вторая часть "Осеннего бала" будет отменена, и все пойдут по домам.
Виновника происшествия выдали его же соседи, которые видели, как был брошен огрызок. Хулиганом оказался ученик шестого "Б" Антон Климов. Он учился в немецкой группе, поэтому лично я с ним не был знаком, но заочно мне было известно, что он слыл отъявленным безобразником: я частенько слышал, как его одноклассники, "англичане", обсуждали на переменах перед моими уроками очередную его выходку. То и дело мне доводилось услышать, что Климов разбил окно, пролил на кого-то воду, подрался, матерился, притащил в класс дохлую кошку, поджёг занавеску, съел мел в классе или исписал подготовленную к контрольной работе доску ругательствами. Однажды он даже бросил грязную тряпку в учительницу географии, и за этот инцидент его долго "прорабатывали" в кабинете директора, а потом в школу были вызваны его родители — словом, создать шум вокруг своей персоны этот мальчишка умел, как никто другой.
— Так, значит, завтра у нас с тобой будет разговор, — сказал Пётр Вячеславович. — Сегодня мне некогда, а завтра перед уроками зайдёшь в мой кабинет.
Антошке это было уже не впервой, поэтому перспектива разговора в кабинете директора мало его страшила. Как максимум, его ждала только очередная нотация — и не более того, а к нотациям он привык, как к дождю, мочившему его непутёвую голову. Поэтому, когда все стали покидать зал, он, как ни в чём не бывало, помчался к выходу — бесцеремонно, одним из первых. Но первым выйти ему было не суждено.
Я видел, как у самых дверей Мишка положил руку ему на плечо. Уже один внешний вид Мишки сбил с хулиганистого мальчишки всё его нахальство. Воистину, если бы Антошка задал ему вопрос: "Кто вы?", Мишке впору было ответить, как в каком-нибудь американском фильме: "Я твой самый страшный ночной кошмар". Вряд ли сорванец когда-нибудь думал о грядущем возмездии за все проделки, совершённые им, а если и задумывался, то и представить себе не мог такого поистине страшного мстителя. Как бы то ни было, я видел, как Мишка увёл его с собой, причём Антошка пошёл с ним покорно, испуганный и присмиревший.
Вторую часть "Осеннего бала" пришлось немного сократить из-за неожиданного происшествия с котом, отнявшего довольно много времени. В пятых классах это была развлекательно-познавательная викторина, сценарий которой был уже полностью подготовлен Валерией Алексеевной, классной руководительницей пятого "А", а поэтому мне пришлось только принять его. Кое-какие конкурсы пришлось исключить, но всё равно эта часть "Осеннего бала" тоже прошла интересно для ребят. Разошлись мы только в восемь.
Перед уходом я зашёл в туалет. Из соседней кабинки доносились негромкие всхлипы, и я спросил:
— Кто там плачет? Что случилось?
Мне никто не ответил, и я сам открыл дверцу. Там на корточках сидел Антон Климов, прислонившись спиной к стенке кабинки, вздрагивая от всхлипов и дымя сигаретой. Первым делом я отобрал у него сигареты, а потом спросил:
— Ну, что случилось? Чего ты здесь сидишь?
Он вскочил и хотел убежать, но я преградил ему дорогу.
— Антон, скажи мне, что случилось. Может, я смогу тебе как-нибудь помочь?
Он шмыгнул покрасневшим от слёз носом и буркнул:
— Не сможете. Мне, может, жить осталось всего ничего…
— С чего ты взял?
— Мне этот урод сказал…
"Мишка", — понял я. А вслух спросил:
— Что он тебе сказал?
— Он сказал, что я уже не жилец… Что он встретит меня на улице и… и я пожалею, что родился на свет! Он много всего сказал… Видели бы вы, какой он страхолюдный!
Я вздохнул.
— Иди домой, Антон. Всё уже кончилось, все расходятся.
Он сверкнул в полумраке глазами.
— Я тут ещё посижу… Всю ночь-то он сторожить не будет, спать уйдёт.
— Ты тут ночевать намерен? — усмехнулся я. — Дома ведь беспокоиться будут. Да и школу на ночь закроют. До утра не выйдешь.
