Анатолий Лернер - Тремпиада
Но не огнедышащий Дракон — иное… чудо спускалось с небес… и оно летело стремительно… и полет этот никого не пугал… лишь завораживал… пугаться было невозможно!.. некого было пугаться!.. сражаться не с кем… потому что кроме тебя — никого!.. только ты и нездешняя тишина… и всё застыло… даже снег прекратил круженье…
А потом… сквозь мелкую дрожь стужи, через защитный войлок тумана, прорвалось воображение… оно бесцеремонно выволокло меня из сугроба… очистило от чар и немедленно вернуло всему смысл…
холодные мурашки пробежали по телу… сквозь толщу ватного марева далёким эхом прозвучали: то ли мысли, то ли слова Дракона…
— Сомнений быть не могло… он сам к себе спускается с небес… — так говорил Дракон…
и что же это будет за встреча?.. я глядел в зелёные зрачки своего Дракона… своей вещи… дымящейся пепельницы… и мысли овладевали мной…
— Что несет тебе эта встреча? — не унимался ящур, принимая форму боевой машины… и вопрос его отзывался во мне и переполнял все пространство… а я смотрел в его мутные глаза и угадывал что–то… угадывал то, что не произносилось им… что возникало в его зрачках… вслед за молниевой вспышкой кварца и Черной Меткой обсидиана…
— Впереди тебя поджидает неизведанное и смерть! — говорил Дракон… и этого оказалось довольно!.. этого было достаточно, чтобы я уже не мог, не хотел его слышать!.. я закрылся, защищаясь… и вторая половина фразы пролетела мимо… она не достигла своей цели… не вошла в мое сознание… а жаль… жаль!.. потому что Дракон произнёс очень, очень важные слова… конечно!.. если бы у меня хватило духу хотя бы выслушать… но у меня не было ни сил, ни желания… не понятно? тогда сами внемлите живому огнемёту… в крокодильей коже… и тогда… я не стал себя сдерживать… за внешним бунтарством, я видел свою и его покорность судьбе… и, в отчаянье, я ткнул в чудовище сигаретой…
— Впереди тебя ожидает новое рождение! — взвыл Дракон… но я не верил ему!.. я просто уже не слышал его!.. не слушал!.. с меня было довольно и того, что… эта скотина предрекала мне близкую смерть!..
и Дракон съежился… сдулся… сложился до размеров пепельницы… и его зелёный глаз закрылся…
…А по канатной лестнице уже спускается некто… и новая волна ощущений накрывает меня… и снова мои страхи… такие уже привычные… исчезают!.. а с ними — оставляют меня мысли, иллюзии, желания… просто… вернулось сознание…
Словно вышел ты из беспамятства.
И обрёл дар видения, а стало быть — прозрел.
И пришла ясность момента.
Я был самим собой… и я был всем… был тем… кто висит на переплетённых канатах паутины… и я заглядывал туда… по ту сторону паутины… по ту сторону реальности… по ту сторону бытия…
я и был пришельцем… и не было мне нигде покоя… мой вечный путь снова звал меня в дорогу… что–то тонкое, но настойчивое требовало смены пейзажа за окном… манила за собой тремпиада…
и канули эпохи… и забылись разделившие людей языки… и рухнули расчленившие их законы… и тянуло вслед за дымком… в заснеженный лес… туда, где было хорошо… где царство первозданной чистоты… олицетворял снег!.. где не могло быть места не только для страха… там не возникало и мысли о нём… здесь не было места и для самой мысли!.. мысли, как таковой… Всепоглощающая Чистота… задумай что–то… и тот час сбудется… да будет Свет!..
4. ВРЕМЯ СОБИРАТЬ КАМНИ
… подумав о том, как сложно удержать камертон всеобщей настройки, звучащий с горних высей… я понял что меня унесло… я точно знал, что попал в иной мир… на занятом иллюзиями троне, здесь воцарилась Мысль!..
— Условия необходимо создать, — говорила коронованная иллюзия.
И память услужливо подсовывала мне ситуации…
Вспомнился последний визит к иеромонаху Эринарху.
Едва он оправился от ночного вторжения полиции, как в утренних сумерках под его окнами возникли два левантийских приятеля.
— Вы на ослах? — спросил он.
— Конечно, дружище! — Обнимал его тот, которого звали Александром. — И для тебя ослицу прихватили… Только подкрепимся маленько… и осликам чего–нибудь…попить и хлебушка… — Суетился во дворе Александр, снимая с ослов поклажу.
— Я вас забыл познакомить, — кричал он со двора. — Ну… Вы уж, как–нибудь сами!
— Сергий. — Гость протянул руку с гостинцем… пакетик травы…
— Рад! Спасибо!.. приятно и неожиданно. Особенно после сегодняшней хрустальной ночи…
— Ты знаешь, а я ведь читал твои труды… И честно признаюсь… — гость замялся. — А вот папа мой — твой поклонник…
— ну это он зря… хотя… приятно!.. благодарю.
— И папе было бы очень приятно, если бы ты подписал что–нибудь для него.
а потом гость пил… и они курили… и говорили, и готовились выступить на рассвете…
— Волшебные места! — восхищался Александр, восседая на своём осле…
— Да, — соглашался Сергий, уставший с дороги и вставленный по саму сахасрару!.. — мне нравится у вас в Сирии. Я даже подумываю, а не прикупить ли мне здесь землицы?
— Выкупи для меня Голанское плато… — Друзья дружно расхохотались.
— А вы удачно прибыли, друзья! — Веселился он. — Как раз у меня дело в Кфар — Нахуме к одному монаху. Хочу податься в монастырь… — смеясь говорил он о серьёзном своём решении….
— И не думай! — Поддал пятками своего осла Александр. — Зачем тебе это нужно? Это не твой путь, — совершенно серьезно отговаривал он приятеля. А тот смеялся!.. и смеялся его друг Санька!.. и друг друга Сергий тоже смеялся!.. и смеялась, помахивая хвостом, ослица Таки… и всем было легко и безоблачно на душе.
Я застал своего друга за необычным занятием: в саду, в подотканной сутане, монах ворочал камни. Отстёгнутый ковш бульдозера, в который он складывал камни, был наполовину полон.
— Время собирать камни? — Спросил я Эринарха, и мы оба рассмеялись, распахнув объятья навстречу друг другу.
— Брат, — всё еще улыбался я, глядя во внимательные глаза послушника… — я тоже грешен… и пришел к тебе… и вот почти стою пред тобою на коленях… и если мне дано будет снять с твоей души камень!.. со всем сердцем!.. а сейчас не откажи!.. я пришел к тебе с тяжёлой ношей… в моем сердце не меньше камней, чем в твоем ковше…
Я стал на одно колено и, переняв увесистый камень базальта, потащил его к бульдозерному отцепку.
— Да, — ухмыльнулся началу разговора Эринарх, — беседа намечается серьезная.
Не давая ему опомниться, следуя за логикой, понятной только мне… и еще, может быть, настигшим меня мыслям… я выпалил:
— …а ты знаешь, почему твои братья сегодня идут в молитвенные дома иудеев?!
Я вернулся от ковша и от взгляда, которым меня удостоил монастырский осёл… и сам ответил:
— Потому, что они ищут!.. ищут!.. там ищут, там… и приходят к тебе… и как брата просят: «помоги»… ведь не чужой… да тут уже и не важно, кто спасёт… свой или чужой… когда цепляешься за жизнь… с бедой бегут к тем, кто ближе!.. и друг — это тот, кто первый протянет руку!.. дающая рука уже не может оставаться чужой… ты по–прежнему остаешься мне братом… но всё больше друзей у меня там… должно быть, это правильно!.. наверное, так мир приобретает единство… и, того что я не найду у брата… я найду у друзей!.. ежедневная мистическая практика синагог сегодня мне ближе… понятней и — главное — доступней, брат…
Во рту пересохло. Ужасно хотелось пить. Эринарх жестом указал на флягу с ледяной водой. И пока пил, я наблюдал за тем, как монах проглотил горькую пилюлю. Я передал ему флягу… запить горечь… и произнес изменившимся голосом:
— Мне плохо, Эринарх!.. я чувствую, что обязан обратить свое внимание… нет! мой разум здесь становится бессильным… скажи, мне действительно нужно измениться?..
Послушник молчал.
— Мне нужно стать другим… — вздохнул я. — Дай мне техники! научи любить! покажи, как сделать своих любимых счастливыми!.. — требовал я невозможного у монаха, зная одно: мне требуется очищение…
Мне нужно было очиститься… но как?.. как очистить тело и душу? как очистить организм? Я просил монаха: научи, брат… покажи, что пост — это не сорок дней изнурительной голодовки и очищения кишечника… что пост — это напряженная духовная работа…
— Позволь трудиться в твоей обители… предоставь мне приют в пути… дай мне техники… ты же знаешь, Эринарх, я не боюсь физической работы…
— Извини, — односложно отказал монах… — мне нужно удалиться…
— Надеюсь, мы вернемся к этому разговору? — уже в спину ему прокричал я.
— Как будет угодно… — Эринарх учтиво поклонился на полуобороте… и направился к выходу из сада…
