Мария Чурсина - Тысяча забытых звёзд
Успокоительные! Всё, что ей на самом деле нужно — перестать маяться ерундой и приступить уже к работе. Альбина закончит анализировать отпечатки сущностей на хрустальных стёклах — и опубликует очередную статью, а Влада так и останется с горой не разобранных плёнок и целым диском недописанных кусков диссертации.
Она совершенно точно не сумасшедшая — ведь нельзя допустить, что пять лет специалитета и ещё два года соискательства — её собственная выдумка. Можно придумать подвал с кафельным полом, но нельзя — всю жизнь от начала до конца. Этим утром были шумные студенты, степенный Максим Игоревич и Альбина с грудой хрустальных стёкол. Они-то уж точно ей не померещились.
Влада остановилась у пешеходного перехода, чтобы перевести дыхание. С той стороны дороги на неё глазело здание института, облепленное строительными лесами. Одно крыло стало нежно-зелёного цвета. Второе докрасить не успели, и бросили до весны.
Она выдохнула и забыла вдохнуть. Здание по ту сторону дороги было облезшим и старым. То, что она принимала за строительные леса, давно переломалось и кое-где рухнуло. За высоким глухим забором был спрятан первый этаж, но выше она видела — окна зияли чёрными дырами.
Влада потопталась на месте, потом всё-таки перешла дорогу. Взвизгнувший тормозами чёрный джип злобно просигналил. Влада замерла у глухого забора.
«Внимание, опасность обрушения», — большие красные буквы на потемневших досках. Под ногами хрустел лёд: здесь его, кажется, и не пытались убирать, крутые наледи не давали подойти ближе.
— Девушка, не стойте там! Кирпич ещё на голову свалится, — крикнула сердобольная женщина с другой стороны улицы.
Влада дёрнулась — но тут же снова обернулась к институту. «Аварийное состояние. Опасность обрушения».
Она развернулась и пошла, понятия не имея, куда направляется. Мимо пустой автобусной остановки, мимо наглухо закрытого цветочного ларька. За институтом дорога тянулась через сквер и выходила к большой автомобильной развязке. Влада бесцельно шла от перехода к переходу. То тут, то там её подхватывала суетливая толпа и несла за собой. Переходы и развязки тем и хороши, что имеют направление.
На улицах продавали зимние яблоки. «Выращено без спецметодов», — красовалась табличка на каждом лотке. И, хоть все понимали, что враньё, и что без спецметодов яблок зимой не вырастишь, всё равно покупали.
Влада очнулась возле длинного двухэтажного здания из красного кирпича. Оно пряталось за скелетами деревьев, так что с развязки было почти не заметно и не портило облик большого города.
Она помедлила и пошла — по крошащимся листьям и хрустящему льду — к дыре обрушенных дверей. Если верить табличке у входа, здесь когда-то располагался архив, но сейчас внутри были листья, и лёд, и небо в провалах крыши.
Влада забралась подальше, нашла лестницу вниз. Подвальные двери оказались заперты на висячий замок, но и на лестнице было достаточно темно. На последних ступеньках она опустилась на корточки.
В сумке лежал перочинный нож — короткое чистое лезвие поймало солнечный луч. Он так привычно и удобно лёг в руку, что ей сделалось лучше, ведь должно же оставаться в мире что-то привычное.
Она разрезала замёрзшую ладонь наискось. Кровь едва выступила из пореза, но для вызова и этого было достаточно. Влада закрыла глаза и позвала. Она повторяла и повторяла заученные слова, пока во рту не сделалось горько.
Дом молчал. Он молчал мёртво, как только может пустой дом, далёкий от людей. Сунулся в окна пушистый от снежинок ветер, побродил по комнатам и тут же вылетел. Дом не издавал ни звука. Но хуже того — Влада сама ничего не ощущала, протягивая невидимые руки к покосившимся дверям и глухим коридорам. Затекали уставшие ноги.
Часы бессовестно врали: они показывали, что истёкло минут двадцать, хотя в доме она пробыла часов пять, не меньше, и очнулась на ступеньках, дрожа от холода.
Влада выбралась на людную улицу, купила в автомате горячий чай и остановилась в стороне, пытаясь согреться и собраться с мыслями.
Возможно, в этом доме на самом деле нет сущности, хотя и странно: идеальное же место. Возможно, это исключение из правил. Нужно найти верный вариант — место, где она бывала раньше, где сущности знают её и выйдут по первому же зову. Тогда…
И что тогда? Она сможет что-то доказать психотерапевту? Доказать всему миру, что не сошла с ума?
Идти никуда не хотелось. Залпом допив чай, Влада села в автобус и поехала домой. Где-то в сумке лежали перчатки. Неплохо было бы надеть их, чтобы не пугать людей вокруг изрезанными руками, но ей было так безразлично.
Дома она, не раздеваясь, прошла к компьютеру. Стемнело, и комнату через окно освещала красная эмблема супермаркета. Понемногу отогревая пальцы дыханием, она смотрела в экран. Невозможно медленно открылась папка с частями диссертации.
Она помнила, как писала её, и как выравнивала графики по левой стороне, и много раз пересчитывала статистику, чтобы не было пререканий с руководителем. Документы открылись. Продолжая дышать на пальцы, она смотрела на бессмысленно корчащиеся линии. Весь текст от абзаца к абзацу был полнейшей чушью, собранием слов, которые все вместе не имели никакого смысла, а по отдельности — рассыпались, как бисер между пальцев.
Влада закрыла документы, посидела ещё немного, собираясь с мыслями. Было что-то, что поможет ей. Было что-то — тонкая сосенка на крутом обрыве — за неё следовало уцепиться, чтобы не сойти с ума от отчаяния, одной, посреди чужого незнакомого города, в тёмной и холодной квартире.
Она подтянула к себе брошенную сумку. В дальнем кармашке лежал жёлтый квадрат бумаги — и вычурным почерком по нему тянулось название лекарства. В соседнем доме была аптека.
— Понимаете ли, Влада. — Он поднялся из-за журнала и вышел к стене, где висела белая доска. Алым маркером начертил изогнутую линию. — Так устроена наша психика: раздражение — реакция. Иногда раздражение бывает слишком сильным, и организм не может на него ответить, тогда и начинаются все эти фокусы сознания.
Влада, съёжившись, сидела на стуле перед ним. Она сама себе казалась маленькой и гадкой, как двоечница перед директором школы.
— Вы принимаете препарат?
— Да.
Виктор Юрьевич вернулся за стол. У него там были разбросаны бланки — много бланков, в каждом из которых он что-то подчёркивал и писал, и расписывался, и ставил печать. Влада опять не могла рассмотреть ни слова.
— А едите хоть что-нибудь?
— Я не могу.
— Нужно есть. Иначе придётся положить вас в клинику. В подвале больше не просыпались?
— Нет. — Она закрыла глаза. Как объяснить ему, что всю ночь она проспала как мёртвая, и проспала бы ещё столько же, лишь бы не возвращаться в реальный мир, где всё оказалось ложью.
— Хорошо. Понимаете ли, Влада, мир — это в самом деле то, что нам кажется. Ко мне приходят люди, мир которых мрачен и безысходен, они страдают, и я объясняю им, что их мир — всего лишь химические реакции в мозге. Исправьте свой мир, исправьте свой мир сами, вы ведь храбрый заяц. Вам нужно вернуться в реальность.
Он открыл верхний ящик стола, пошарил там. Зашелестела шоколадная обёртка. Влада принялась бороться с подступающей тошнотой.
— Я выпишу вам ещё один препарат. Его приём нельзя пропускать или бросать. Запомните? Ну а если потребуется контроль…
— Я запомню, — нервно оборвала его Влада. Не хотелось ещё одного упоминания клиники.
— Хорошо.
Она вышла из кабинета в душную пустоту коридора, купила в аптеке упаковку таблеток по рецепту и одну тут же проглотила. Должно же ей, в конце концов, сделаться лучше.
* * *Зарина трещала весь вечер: о новом поклоннике, о вредной начальнице и платье, которое присмотрела себе к праздникам. Давно они не собирались так — вчетвером, на старой кухне, под вой ветра за окном. В доме было натоплено, пахло травами.
Отца недавно выписали из больницы, и он сидел во главе стола, бледный, но довольный, хоть для виду и ворчал, что все обращают на него слишком много внимания. На стол мама поставила варёную курицу и сухое печенье — то, что разрешалось отцу, а ещё она опять допоздна была на работе, так что ничего не успела приготовить. Но даже скромный ужин никого не смутил. Зарина пообещала, что завтра съездит в районный центр и накупит гору вкуснятины в новом супермаркете. Ну а пока можно обойтись и курицей с печеньем.
Но когда закипел чайник, она не выдержала.
— Слушайте, ведь было же варенье.
Она заставила Кира спуститься в погреб и командовала сверху.
— Это какое-то странное. Это вообще помидоры, чего ты их вытащил. А это что? Сливовое, да? А что в нём плавает, гвоздика? Ну ладно, попробуем.
Не дожидаясь, пока Кир выберется из подпола, она утащила банку на кухню. Когда он пришёл, варенье уже разлили по вазочкам и заварили чай. Оно пряно пахло, текло искрящимися ниточками, а в ложку попадались звёзды аниса и стрелки гвоздики.
