Жорж Коншон - В конечном счете
Марк решил, что этот разговор не касается Брюннера.
— Я обедаю с Морелем не только по субботам, но и по понедельникам и вторникам, а иногда и по четвергам. Это я его информирую. Я сообщаю ему самые ценные сведения, которыми располагаю. Именно поэтому он и слывет хорошим специалистом. К тому же я пишу тексты всех его парламентских речей. И, быть может, вам будет любопытно узнать, что я присутствую на всех заседаниях Центрального Комитета партии в качестве эксперта по вопросам финансов…
— Бросьте, бросьте, — сказал господин Брюннер. — Чего вы лезете в бутылку? Мы же с вами прекрасно знаем, на что способны эти господа, чтобы вам повредить.
— Если вы это знаете, зачем вы читаете их гнусный листок? Почему вы считаете необходимым задавать мне эти вопросы?
— Я хотел лишь убедиться в том, что вы не встречались недавно с Морелем.
— Разве вы не понимаете, господин Брюннер, что именно в этом я вас и упрекаю.
Брюннер придал своему лицу самое добродушное выражение.
— Меня, Марк? — переспросил он мягко. — Меня?
— Это господин Женер поручил вам спросить меня о Мореле?
— Нет, это я вас спрашиваю. Видите ли, Марк, я хорошо все обдумал. Было бы очень глупо дать им возможность первым поднять этот щекотливый вопрос.
— Будьте спокойны: они этого не сделают.
— Я хотел бы быть в этом так же уверен, как и вы. Но не боитесь ли вы…
— Нет, не боюсь, напротив, я надеюсь на это.
— Вы с ума сошли!
— Я и сам так думал. Я так думал еще минут пять назад, но теперь я знаю, что не сошел с ума.
— Так, значит, вы хотите скандала? Я вас предупреждаю, что господин Женер не потерпит, чтобы вы валяли дурака.
— Мне это совершенно безразлично. Ведь меня, а не господина Женера обвиняют в передаче сведений Морелю.
— Но Женер и вы — это одно и то же.
— Нет.
— Целятся ведь в него. Кто вы такой? Что вы собой представляете?
— Ничего, — сказал Марк. — Это правда. Но можете ли вы понять, что иногда чувствуешь себя счастливым оттого, что ты никто, счастливым и свободным?..
Брюннер снисходительно улыбнулся.
— Пытаюсь себе это представить.
— Боюсь, что вы на это неспособны.
— По-вашему, видимо, я вообще мало на что способен. В сущности, вы никогда меня особенно не жаловали. Но это в конце концов не имеет значения. Вы меня плохо знаете… Очень плохо… Но я заклинаю вас…
В дверь постучали. Это был служитель, который сообщил, что заседание совета начинается, Марк встал.
— Одну минутку! — прошептал Брюннер. — Я вас торжественно заклинаю: не горячитесь! Пусть они первыми раскроют свои карты. Не нападайте на них. Если вы окажетесь в трудном положении, дайте мне знак, я потребую устроить перерыв. Мы с вами посовещаемся и вместе решим, что делать. Договорились?
Марк не ответил.
— Значит, договорились? — спросил Брюннер.
— Пойдемте, — сказал Марк.
— Извините, мне придется немного задержаться. Я сейчас приду.
— Понятно, — сказал Марк. — Вам нежелательно явиться туда вместе со мной.
— Напрасно вы нервничаете! — с упреком сказал Брюннер.
В лифте, поднимаясь в зал заседаний совета, Марк встретился с Ле Руа.
— Где ты сегодня обедаешь? — спросил Ле Руа.
— У Женера.
— А вечером ты будешь свободен?
— Нет, не думаю.
— Знаешь, кого прочат на твое место?
— Нет.
— Какого-то Флежье.
— Первый раз слышу это имя.
— Скорей всего какой-нибудь мексиканец.
— Наверно. Я огорчен за тебя.
— Пустяки. Это не имеет значения. Да я об этом всерьез и не думал. Даже если бы они мне предложили это место, я бы отказался. Конечно, мне это было бы нелегко, но все же, мне кажется, я нашел бы в себе силы отказаться.
— Ты сам не знаешь, что хочешь, — сказал Марк.
Ле Руа дрожащими пальцами коснулся руки Марка, как бы не решаясь ее пожать, и от этого робкого прикосновения Марку стало как-то не по себе. «Ну? — сказал он. — Ты пожмешь мне, наконец, руку или нет?» Ле Руа ответил нервным смешком, который Марк и ожидал услышать.
— Мне стыдно, Марк. Постарайся забыть то, что я сказал, когда был у тебя. Ведь в конце концов ты будешь драться и за нас…
— За кого — за вас?
— Ну, как бы сказать…
Лифт остановился. Марк распахнул дверцы.
— Ступай вперед, — сказал он.
— Почему?
На другом конце коридора суетились служители, как это обычно бывало в дни заседаний совета. Марк заметил, что из зала вынесли зеленые растения. Кадки стояли вдоль стен на расстоянии пяти-шести метров одна от другой.
— Ступай вперед, — повторил Марк.
Марк медленно пошел по красной ковровой дорожке мимо кадок с декоративными растениями. Он ответил на приветствия служителей, стоящих у дверей, и вошел в просторный зал с лепным потолком. Марк вспомнил, с каким волнением он впервые переступил порог этого зала. Он вспомнил также, как господин Женер поддержал его в тот день, представляя собравшимся.
— Вот господин Этьен, господа. Он впервые присутствует на заседании совета. Вполне понятно, что он волнуется и рассчитывает на ваше снисхождение.
— О, — ответил ему хор голосов, — он недолго будет нуждаться в нашем снисхождении.
— Да, не очень долго, — сказал господин Женер, — нам повезло. По-моему, господин Этьен для нас просто находка.
Марк сел на свое место, спиной к камину. Прежде, при Женере, камин топили дровами перед каждым советом. В ожидании начала заседания все обычно толпились возле него, протягивали руки к огню, болтали. Можно было подумать, что все это происходит в прошлом веке. И от этого потом в деловых спорах сохранялся все тот же обходительно-вежливый, чуть старомодный тон. Это была хотя и пустяковая, а все же удачно найденная деталь. Но в этот день в камине не потрескивали дрова, а только листовое железо внутренней облицовки от ветра стучало о кирпич. Несмотря на гул голосов, Марк четко слышал за спиной этот сухой стук.
— Не волнуйтесь, дорогой Этьен, — шепнул на ухо Марку господин Оэттли, — мы не намерены раздувать это дело.
У Оэттли было постное выражение лица и слегка отвислая челюсть. Он жил неподалеку от банка и заходил сюда по-соседски. От него пахло жасмином.
Ле Руа с угрюмым видом сидел в углу.
Брюннер быстро вошел в зал. Ссутулившись, он сел на свое место, ни на кого не взглянув. Было ясно, что он один представляет всю оппозицию.
Драпье прервал разговор с Ласери и Ласко, подошел к «П»-образному столу и, засунув руки в карманы, сказал:
— Господин Брюннер, я, кажется, предупредил всех, что заседание совета начнется в десять. Сейчас уже семь минут одиннадцатого.
Затем он приказал служителям закрыть двери зала.
4
Понедельник, 19 марта.
Заседание открывается в 10 часов 10 минут под председательством господина Эрнеста Драпье, председателя административного совета.
Протокол предыдущего заседания утверждается.
Поскольку господин Этьен в силу сложившихся обстоятельств не может вести протокол, это поручается господину Ле Руа, помощнику генерального секретаря.
Председатель напоминает повестку дня. Он просит отметить тот факт, что совет собрался сегодня не по его инициативе. Он не назначал этого заседания. Собрать совет предложил господин Этьен, и его просьба нашла поддержку у некоторых членов совета. Сам он согласился на это лишь из уважения к тем своим коллегам, которых ввел в заблуждение господин Этьен.
Господин Дус. Слова «ввел в заблуждение» мне представляются крайне неудачными.
Председатель. Я употребляю те слова, какие нахожу нужным. Разве господа Брюннер, Дус и Сопен не приходили ко мне в кабинет, чтобы…
Господин Дус. Мы этого не отрицаем. Мы просим только, чтобы вы взяли обратно слова «ввел в заблуждение».
Председатель. Если вы намерены и впредь прерывать меня, я буду вынужден призвать вас к порядку.
Господин Брюннер замечает, что «призывать к порядку» не в традициях совета, где до сих пор каждый мог свободно выражать свое мнение.
Председатель заявляет, что он будет вести заседание так, как считает нужным. Он не отказывается от слов «ввел в заблуждение». Не он инициатор сегодняшнего заседания, и он просит совет принять это к сведению.
Совет принимает к сведению заявление председателя.
Председатель. В этих условиях я слагаю с себя всякую ответственность за дальнейший ход обсуждения. Спор такого рода беспрецедентен. Я даже не представляю себе, как его можно вести. Я жду предложений от господ Дуса, Брюннера и Сопена.
Господин Брюннер считает возможным заявить от своего имени и от имени своих коллег, что обсуждаемый вопрос весьма прост. Речь идет о том, чтобы найти почву для взаимопонимания между председателем и генеральным секретарем.
