Алексей Ручий - Живодерня

 Не долго думая, я швыряю в их сторону палку. Она почти долетает до того берега и падает в воду, поднимая столб ядовитых брызг. Они с криком бросаются врассыпную и удирают в перелесок.

 А вот это, скажу я вам, очень плохо. Пацаны не местные, городские – что их сюда занесло, не знаю, но они могут вернуться и привести взрослых. А это может быть очень серьезно. Это может означать конец Живодерни. А значит, конец всего, конец меня.

 Черт, почему я не могу их догнать? До переправы далеко. Я бы их обязательно поймал и убил. А теперь они уже наверняка со всех ног несутся к дому, и перед глазами у них стоит труп из речки. Черт! Черт! Черт!

 Я ругаюсь, потом бегу по берегу и в бешенстве бью ногами по стволам деревьев, нависших над речкой. Трухлявые стволы, убитые отравленной водой, рассыпаются с одного удара и летят в воду. Я останавливаюсь.

 С новой силою на меня наваливается утренняя боль, все тело вновь начинает ломить, в голове гудит и в глазах меркнет. Я решаю вернуться домой. Хватит с меня прогулок на сегодня. Пацаны наверняка в штаны наложили со страху и никому ничего не расскажут. Это мое единственное утешение.

 Снег прекращается в сумерках. Я валяюсь на полу, завернувшись в грязный ватник, меня знобит. Я чувствую, как голова горит, словно ее облили бензином и подожгли, все тело болит.

 Я смотрю в чердачное окно и вижу луну, ветви деревьев в саду серебрятся в ее свете. Где-то вдали слышится хруст снега, словно там кто-то ходит. Возможно, это Безумная Старуха бегает в исступленном припадке, протаптывая дорожки в свежем снегу. Мне все равно. Я хочу одного – выздороветь. Иначе мне крышка.

 Это вы можете вызвать врача или послать своих близких за лекарствами, мне же надеяться не на кого. Одна моя надежда на то, что Смерть помнит мои заслуги перед ней. Единственная моя надежда.

 Я несколько дней отлеживаюсь. Состояние – хуже некуда. За окном снова валит снег, теперь я чувствую, что значительно похолодало. Лишь на третий день мне становится лучше. Я решаю осмотреть свои владения.

 Первым делом иду на Живодерню. Как там мои зверушки? Соскучились без меня. Пора бы подкормить их мертвечиной.

 Едва я подхожу к Живодерне, как сразу замечаю, что здесь кто-то побывал. Этого только не хватало!

 Вокруг сарая сильно натоптано, снег слегка припорошил следы, но я еще могу их разглядеть. Небольшие. Здесь побывала либо женщина, либо ребенок. Безумная Старуха? Или те дети, которых три дня назад я видел у говнотечки? Мои Инструменты со мной. Я покрепче сжимаю Каратель и осторожно приоткрываю дверь.

 Внутри никого. Я осматриваю клетки. Все целы, похоже, их никто не трогал. Животные тоже все на месте, при виде меня они начинают беспокойно ерзать на вонючей, перепачканной фекалиями соломе. Не беспокойтесь, мои милые, это всего лишь я.

 Хотя вообще-то беспокойтесь! Смерть обошла меня стороной, и в этом я вижу добрый знак, самое время принести жертву. За этим, собственно, я и пришел.

 Мои Инструменты тоже давненько не чувствовали вкуса крови и теперь просятся в дело. Я даю им волю. По очереди я убиваю двух собачек и одну миленькую кошечку. Их кровь брызжет на солому и на грязный пол. Я с воодушевлением разделываю их тушки и бросаю сырое мясо в клетки, животные тут же начинают рвать его зубами, хе-хе, они явно проголодались!

 Покончив с весельем, я задумываюсь о том, что хорошо бы было теперь запирать дверь на Живодерню, чтобы оградить ее от непрошеных гостей.

 Я иду через поселок, в сторону речки и перелеска, мне нужно в город, я три дня нормально не ел. Дома, засыпанные снегом, выглядят холодными и неуютными. Они смотрят в пустоту окружающего мира своими темными глазами окон с выбитыми стеклами, иногда заколоченными досками или завешанными грязным тряпьем. Дует пронзительный ветер, и мне приходится плотнее запахивать свою видавшую виды куртку.

 Вода в речке не замерзла, она никогда не замерзает, от нее валит едкий вонючий пар. Здесь я тоже замечаю следы, довольно свежие, черт знает, может, их оставили обитатели заброшенного поселка, а, может, и чужаки. В любом случае мне это не нравится.

 Город тоже холоден и неприветлив. Он встречает меня угрюмым взглядом, бетонные коробки домов в этой серой зимней безысходности давят на меня своей грубой тяжестью, редкие прохожие, попадающиеся навстречу, выглядят злыми и раздраженными. Но им есть хотя бы куда пойти, у них есть дом, есть горячая еда и постель. Мне же остаются ветер, снег и надежда пережить еще одну зиму. И моя молитва Смерти.

 Не скажу, что я слишком-то одинок, я привык быть один, меня это устраивает, но именно зимой кажется, что мир отвернулся от тебя навсегда, он плюнул на тебя и растер вместе с плевком по земле.

 Знаете, какие у меня первые детские воспоминания? Пожалуй, это я вам расскажу.

 Когда мне было два с небольшим года, я заболел пневмонией или чем-то там еще, короче, не важно, меня положили в больницу. Я был на грани жизни и смерти. Соседи нашли меня в холодном доме среди пьяных тел, замерзшего, вонючего, с примерзшими к штанишкам фекалиями. Они-то и вызвали скорую.

 Маленьких детей обычно кладут в больницу с родителями. Я же был один, моим родителям было плевать на меня. Меня положили в палату с чужой женщиной, с чужим ребенком. Я был чужим для них во всех отношениях, я был маленьким засранцем, которого им навязали.

 Мое существование их практически не интересовало: оно их не радовало, но надо отдать им должное, и не злило. Меня как будто не было. Однажды, когда я наложил в штаны, дерьмо потекло по моим ногам и наполнило сандалии почти целиком. Женщина молча сняла их, и с отсутствующим выражением лица выкинула в окно.

 Наверное, оттого, что тогда я впервые столкнулся с одиночеством и равнодушием окружающего мира, эти воспоминания такие яркие.

 Однажды ночью я проснулся в непонятном возбуждении. Женщина с ребенком спали. За больничным окном над старым садом, разбитым вокруг больницы, висела огромная луна. Она смотрела на меня своим спокойным желтым глазом, полным отчаяния и одиночества. Она была одинока не меньше, чем я.

 Я долго смотрел на нее. Мы были с ней одни во всем мире. Всем было плевать на нас, а нам было плевать на всех и даже друг на друга. Но я запомнил ее, эту луну в ту ночь.

 С такими мыслями я прохожу весь город. Я иду на рынок, в толкучке ворую немного еды, потом околачиваюсь в очередях по магазинам, вытаскивая из карманов людей мелочь. Улов сегодня небольшой, но я рад и ему.

 В аптеке я покупаю немного лекарств, нужно выздороветь до конца. Я иду назад, в поселок, когда внезапно слышу невдалеке крик: «Это он, живодер!» Инстинктивно я оборачиваюсь и вижу компанию здоровых парней. Один из них, помладше, показывает на меня пальцем и кричит: «Живодер! Живодер!» Они начинают двигаться в мою сторону. Я дергаю оттуда что есть сил.

 Они гонятся за мной, один из них настигает меня и хватает за плечо, я бью, не глядя, куда попало и вырываюсь. Куртка трещит по швам, но сейчас это не важно. Если они меня поймают, они меня убьют – я это точно знаю. И продолжаю бежать.

 Я перемахиваю через пару заборов, узкими улочками бегу прочь из города, в сторону аэродрома, потом через снежное поле, увязая в сугробах, выбиваясь из сил, падая и тут же вскакивая. Я достигаю перелеска и там уже ухожу от погони. Я прячусь в канаве среди веток и поваленных ветром стволов деревьев, я вжимаюсь в снег, я стараюсь не дышать.

 Они проносятся мимо и вскоре их возбужденные голоса затихают где-то в стороне. Я осторожно иду в другую сторону, петляя и запутывая следы. Я весь мокрый от пота, дыхание тяжелое, я чувствую, что у меня снова поднялась температура.

 Я прихожу в поселок разбитый. Они все знают! А значит, рано или поздно они нагрянут сюда. Может, они уже здесь.

 Осторожно крадусь по поселку, осторожно же заглядываю на Живодерню. Никого. Не теряя бдительности, я подкрадываюсь к дому и осматриваюсь. Вроде бы, здесь тоже никого нет. По крайней мере, чужих следов не видать. Я прислушиваюсь – тихо. Только после этого я решаюсь зайти в дом. Я жалею, что у меня с собой нет моих Инструментов, тогда бы я сумел постоять за себя.

 В доме я валюсь на лежанку и долго лежу, не шевелясь. Меня бьет озноб. Я вспоминаю о лекарствах, купленных сегодня, и достаю их из кармана куртки. Куртка у плеча порвана, из дыры торчат лохмотья подкладки. Я принимаю лекарства и засыпаю тяжелым беспокойным сном.

 Я просыпаюсь уже затемно. Вроде, мне немного стало легче. За окном в небе висит огромная луна, совсем такая же, как тогда, в детстве. Она смотрит на меня своим немигающим глазом, она так же одинока, как и я.

 Я развожу костер, растапливаю в котелке снег и пью теплую воду. Потом принимаю еще лекарства и снова засыпаю.

 Они врываются среди ночи. Яростными ударами ног и рук будят меня, куда-то волокут. Я пытаюсь бежать, но это бесполезно: их слишком много и они сильнее. Инструменты сейчас далеки от меня, я не успеваю их схватить. А они окружают меня – здоровые парни, среди них несколько взрослых мужчин.